Расцветайте, расцветающие, Увядайте, увядающие, Догорай, объятое огнем, — Мы спокойны, не желающие, Лучших дней не ожидающие, Жизнь и смерть равно встречающие С отуманенным лицом. Друг мой тихий, друг мой дальный. Посмотри, — Я холодный и печальный Свет зари. Я напрасно ожидаю Божества, В бледной жизни я не знаю Торжества. Над землею скоро встанет Ясный день, И в немую бездну канет Злая тень, — И безмолвный, и печальный, Поутру, Друг мой тайный, друг мой дальный, Я умру. Звезда Маир сияет надо мною, Звезда Маир, И озарен прекрасною звездою Далекий мир. Земля Ойле плывет в волнах эфира, Земля Ойле, И ясен свет блистающий Маира На той земле. Река Лигой в стране любви и мира, Река Лигой Колеблет тихо ясный лик Маира Своей волной. Бряцанье лир, цветов благоуханье, Бряцанье лир И песни жен слились в одно дыханье, Хваля Маир. Я не знаю много песен, знаю песенку одну, Я спою ее младенцу, отходящему ко сну. Колыбельку я рукою осторожною качну. Песенку спою младенцу, отходящему ко сну. Тихий ангел встрепенется, улыбнется, погрозится шалуну И шалун ему ответит: «Ты не бойся, ты не дуйся, я засну» Ангел сядет к изголовью, улыбаясь шалуну, Сказки тихие расскажет отходящему ко сну. Он про звездочки расскажет, он расскажет про луну, Про цветы в раю высоком, про небесную весну. Промолчит про тех, кто плачет, кто томится в полону, Кто закован, зачарован, кто влюбился в тишину. Кто томится, не ложится, долго смотрит на луну, Тихо сидя у окошка, долго смотрит в вышину, — Тот поникнет, и не крикнет и не пикнет, и поникнет в глубину, И на речке с легким плеском круг за кругом пробежит волна в волну. Я не знаю много песен, знаю песенку одну, Я спою ее младенцу, отходящему ко сну. Я на ротик роз раскрытых росы тихие стряхну, Глазки-светики-цветочки песней тихою сомкну. Лежу в траве на берегу Ночной реки и слышу плески. Пройдя поля и перелески, Лежу в траве на берегу. На отуманенном лугу Зеленые мерцают блески. Лежу в траве на берегу Ночной реки и слышу плески. В. Я. Брюсов (1873–1924) Тень несозданных созданий Колыхается во сне, Словно лопасти латаний На эмалевой стене. Фиолетовые руки На эмалевой стене Полусонно чертят звуки В звонко-звучной тишине. И прозрачные киоски, В звонко-звучной тишине, Вырастают, словно блестки, При лазоревой луне. Всходит месяц обнаженный При лазоревой луне… Звуки реют полусонно, Звуки ластятся ко мне. Тайны созданных созданий С лаской ластятся ко мне, И трепещет тень латаний На эмалевой стене. Сладострастные тени на темной постели окружили, легли, притаились, манят. Наклоняются груди, сгибаются спины, веет жгучий, тягучий, глухой аромат. И, без силы подняться, без воли прижаться и вдавить свои пальцы в округлости плеч, Точно труп наблюдаю бесстыдные тени в раздражающем блеске курящихся свеч; Наблюдаю в мерцаньи колен изваянья, беломраморность бедер, оттенки волос… А дымящее пламя взвивается в вихре и сливает тела в разноцветный хаос. О, далекое утро на вспененном взморье, странно-алые краски стыдливой зари! О, весенние звуки в серебряном сердце и твой сказочно-ласковый образ, Мари! Это утро за ночью, за мигом признания, перламутрово-чистое утро любви, Это утро, и воздух, и солнце, и чайки, и везде — точно отблеск — улыбки твои! Озаренный, смущенный, ребенок влюбленный, я бессильно плыву в безграничности грез… А дымящее пламя взвивается в вихре и сливает мечты в разноцветный хаос. |
