Расцветали яблони и груши, Поплыли туманы над рекой. Выходила на берег Катюша, На высокий берег на крутой. Выходила, песню заводила Про степного сизого орла, Про того, которого любила, Про того, чьи письма берегла. Ой ты, песня, песенка девичья, Ты лети за ясным солнцем вслед И бойцу на дальнем пограничье От Катюши передай привет. Пусть он вспомнит девушку простую, Пусть услышит, как она поет, Пусть он землю бережет родную, А любовь Катюша сбережет. Расцветали яблони и груши, Поплыли туманы над рекой. Выходила на берег Катюша, На высокий берег на крутой. Ой, туманы мои, растуманы, Ой, родные леса и луга! Уходили в поход партизаны, Уходили в поход на врага. На прощанье сказали герои: — Ожидайте хороших вестей. — И на старой смоленской дороге Повстречали незваных гостей. Повстречали — огнем угощали, Навсегда уложили в лесу За великие наши печали, За горючую нашу слезу. С той поры да по всей по округе Потеряли злодеи покой: День и ночь партизанские вьюги Над разбойной гудят головой. Не уйдет чужеземец незваный, Своего не увидит жилья… Ой, туманы мои, растуманы, Ой, родная сторонка моя! А. Т. Твардовский (1910–1971) 99. Василий Теркин (Отрывок из поэмы) Кончив сборы, разговоры, Улеглись бойцы в дому. Лег хозяин. Но не скоро Подошла она к нему. Тихо звякала посудой, Что-то шила при огне, А хозяин ждет оттуда, Из угла. Неловко мне. Все товарищи уснули, А меня не гнет ко сну. Дай-ка лучше в карауле На крылечке прикорну. Взял шинель да, по присловью, Смастерил себе постель, Что под низ, и в изголовье, И наверх, — и все — шинель. Эх, суконная, казенная, Военная шинель, — У костра в лесу прожженная, Отменная шинель. Знаменитая, пробитая В бою огнем врага Да своей рукой зашитая, — Кому не дорога! Упадешь ли, как подкошенный, Пораненный наш брат, На шинели той поношенной Снесут тебя в санбат. А убьют — так тело мертвое Твое с другими в ряд Той шинелкою потертою Укроют — спи, солдат! Спи, солдат, при жизни краткой Ни в дороге, ни в дому Не пришлось поспать порядком Ни с женой, ни одному… На крыльцо хозяин вышел. Той мне ночи не забыть: — Ты чего? — А я дровишек Для хозяйки нарубить. Вот не спится человеку, Словно дома — на войне. Зашагал на дровосеку, Рубит хворост при луне. Тюк да тюк. До света рубит. Коротка солдату ночь. Знать, жену жалеет, любит, Да не знает, чем помочь. 100. За далью даль
(Отрывок из поэмы) Читатель! Друг из самых лучших, Из всех попутчиков попутчик, Из всех своих особо свой, Все кряду слушать мастер дивный, Неприхотливый, безунывный (Не то что слушатель иной, Что нам встречается в натуре: То у него сонливый вид, То он свистит, глаза прищуря, То сам прорваться норовит). Пусть ты меня уже оставил, Загнув странички уголок, Зевнул — хоть это против правил, И даже пусть на некий срок Вздремнул ты, лежа или сидя, Устав от множества стихов, — Того не зная и не видя, Я на тебя и не в обиде: Я сам, по слабости, таков. Меня, опять же, не убудет, Коль скажешь ты иль кто другой: Не многовато ль, дескать, будет Подряд материи такой, Как отступленья, восклицанья Да оговорок этих тьма? Не стать ли им чрезмерной данью Заветам старого письма? Я повторю великодушно: Не хлопочи о том, дружок, — Читай, пока не станет скучно, А там — бросай. И я — молчок. Тебя я тотчас покидаю, Поникнув скромно головой. Я не о том совсем мечтаю, Чтоб был читатель волевой, Что, не страшась печатной тины, Вплоть до конца несет свой крест И в силу самодисциплины Что преподносят, то и ест. Нет, мне читатель слабовольный, Нестойкий, пуганый милей: Уж если вник, — с меня довольно, Горжусь победою моей, Волнуясь, руки потираю: Ты — мой. И холод по спине: А вдруг такого потеряю? Тогда конец и горе мне. Тогда забьюсь в куток под лавкой И затаю свою беду. А нет — на должность с твердой ставкой В Союз писателей пойду… |
