Ноктюрн № 5 в тональности ми бемоль Я, пращник, бросил в небо камень и погасил предутренние звезды. Рапсод [77], метнул я в звезды песню, и звезды онемели — эхо не вернулось, Я, размахнувшись, мрачен и задумчив, забросил злость свою и всю свою тоску на высоту небесных сфер. И сферы не выдержали и заголосили: «Эй ты, пародия на Сфинкса!» «Забудь ты эти гадкие загадки!» — они вскричали на пещерном и ущербном языке. Тогда я зарядил пращу презрительным безмолвьем и запустил снаряд надменного молчанья по контуру параболы всесилья, и проломил безмолвьем барабаны, и перепонки тоже проломил, и это было почище, чем фанфары и литавры, — меня услышали. Я, пращник, бросил в небо камень. Метнул свою тяжелую досаду: не романтическую грусть, а тусклую тоску, не стон и всхлипы, а тотальную усталость, не показную злость — отточенную ярость, накипевшую, процеженную, настоявшуюся, доведенную до нужной концентрации алхимическими ухищрениями; метнул смерзшееся в моем одиночестве омерзение, швырнул медные монеты отвращенья прямо в жадные толпы нищих духом, бросил в небесные сферы — без всякой злобы, заметьте — накипевший во мне гнев, который настолько ко мне прикипел, что уже и не кипел, зашвырнул побрякушки сладкогласья, содрал с себя наряды сладкопевца и остался — голый и гордый и одинокий, в прозрачном кафтане ночной тишины, голый и гордый, как некий Пришелец. Ноктюрн № 6 до мажор
Ищу тайник в ночи золототканой, чтоб спрятать в нем сокровище мое. Я погружаю взгляд в упругий сумрак, как погружает золотоискатель ладони в плоть сыпучего песка. Но в глубине золототканой ночи я вижу тьму сверкающих сокровищ. И сокровенный клад мой не умею я спрятать от блистательных даров. Ищу тайник в ночи я черноокой, чтоб спрятать в нем таинственный осколок. И погружаю взгляд в угрюмый сумрак, дрожа всем телом, как заблудившийся в ночи ребенок. Но в трепетной трясине темноты я вижу только пышный траур ночи. Ищу тайник в ночи, смятенной вихрем, чтоб в этот смерч вдохнуть свое дыханье. Пристанище мечтам и сновиденьям ищу в твоем я омуте, о ночь! И обнимаю мглу я жадным взглядом, и смуглыми руками эта полночь меня и сны мои, дрожа, объемлет. В ночи мои желанья растворились! В ночи ,черноволосой, златотканой, в ночи, смятенной вихрем, смятой смерчем Но в ней, в ночи, но в ней, в невнятной ночи я скрыл молекулу моей печали. Я спрятал клад в ночи золототканой. Вариации на тему пустоты 1936 Искрометное ("Такая тишь...") Такая тишь, что слышно мышь, а тьма свинцова и бездонна, и монотонно лягушки, квакая в пруду, несут свою белиберду. И все. И кроме ариозо квакушек в илистом пруду поэзии я не найду: вокруг — сплошная проза. Но что же сталось с вами, а, былые сны? С моею всею мечтой, подобно Одиссею принять скитальцев кругосветных? Где саги, шпаги и клинки, замысленные в несусветных ночах на берегу тоски? «Не дрейфь! Ты в дрейфе, Грейфф! Впотьмах. Ты в штиле. Мели не избег ты. Ты встал на якорь. Ты в гостях У Друга», — мне промолвил Некто. Искрометное ("Зачем ушли вы и в края какие...") Зачем ушли вы и в края какие, лесные гномы, феи, домовые? Как вы плясали некогда! И аргонавт себе представить мог ли, чтоб вы, сирены нежные, умолкли? Ах, как вы пели в древности! Что делать ночью в море, в поле, если растаяли и навсегда исчезли вы в синих сумерках? Сатиры, фавны, нимфы и ундины, где ваши голоса и тамбурины? Вы к нам вернетесь ли? Ушли, сбежали, сгинули, пропали… Не потому ли в наши дни в опале звезда вечерняя? Ариетта
("Гостеприимной полночи шелест...") Гостеприимной полночи шелест в летнем узоре листьев басонных — мой сотоварищ по беспробудью бдений бессонных! Шорох и шелест в шелковых кронах: в полночь впадает ветер вечерний. Листья мерцают в свете созвездий, в лунном свеченье. Листья — как скрипки жадной надежды, как упованья жаркое скерцо, как отпеванье жизни никчемной… Льется мне в сердце, льется мне в сердце шелест и шорох шелковых листьев, листьев басонных… Ветер, собрат мой по беспробудью бдений бессонных! вернуться Рапсод — древнегреческий декламатор, исполнявший на праздниках и пирах эпические поэмы. вернуться Ясон — в греческой мифологии — предводитель аргонавтов, отправившихся в Колхиду за золотым руном. |