Увы, какие бы терзания ни одолевали несчастного недопацана, поделиться ими ему было не с кем. Отец давно к нему охладел, мечтая об еще одном, теперь уже настоящем сыне, мать в который раз пыталась этого самого сына зачать, да все как-то неудачно, жила только своими переживаниями и Хаслу не понимала, в школе в нем видели только девочку и ничего кроме внепланового визита к психиатру предложить не могли, знакомые недопацаны со своей судьбой, похоже, уже смирились, отвечая на его вопросы какими-то банальностями, а к настоящему пацану и подойти-то было страшно. Известие, что им интересуется какой-то иностранный пацан, в этих обстоятельствах показалось Хасле просто манной небесной. Идти одному в незнакомый дом, где его ждут люди, о которых он не знает ничего, даже их имен, это ж настоящее безумие, да? Ну, пусть считают свихнувшимся, пусть посмеются, пусть что хотят с ним делают, главное, чтоб выслушали!
Все это, хоть и в более сумбурных выражениях, Хасла и рассказал в ходе своей долгой горячей исповеди. Рассказал и тревожно уставился, морально готовый к ответным насмешкам. Игинкату, впрочем, смеяться не хотелось совсем, к тому же не на все свои вопросы он пока получил ответы.
- Хасла, скажи, а вот те учителя мужчины, которые у вас в школе преподают, они сами тоже женские школы заканчивали?
Недопацан задумался.
- Даже не знаю, как-то ни разу не спрашивал…
- Но из вашей школы многие поступают в университеты?
- Наверное, да.
- А что у вас преподают, какие предметы? Ну, если сравнить с мужской школой? — это Игинкату хотелось узнать особо.
Альтивис этим вопросом тоже сильно заинтересовался, хотя даже в мужскую школу не ходил. Игинкат, чтобы было с чем сравнивать, рассказал, чему его самого прежде учили в Кенлате и чему учат сейчас в 17-й городской школе. Хасла, в свою очередь, поведал, чем им приходится заниматься в женской школе. После обмена мнениями все трое дружно решили, что в кенлатских школах и мальчиков, и девочек учат примерно тому же, что девочек во Франгуле, а вот мужские франгульские школы уделяют куда меньше времени интеллектуальным предметам, если не считать истории и математики.
- Вот зараза, оказывается, мне лучше было бы к женской школе прикрепиться! — с досадой произнес Альтивис.
- Не, Хасла, при таких условиях тебе точно в университет готовиться надо, — вынес вердикт Игинкат. — Я вот в своем классе теперь первый чуть ли не по всем предметам, а стал бы таким у вас, это еще большой вопрос. А в университете, думаю, никто тебя третировать не станет.
- Хорошо бы, но до него еще дожить надо, с ума не спятив.
- А чего тебе там не хватает-то? Общения с пацанами? — промолвил Альтивис.
- Ох-х, да хотя бы с теми, кто бы надо мной не потешался и говорил обо мне «он», а не «она».
- То есть, поинтимничать бывает не с кем? А приезжай ко мне, мне тут тоже одиноко живется, друзья редко заходят, у них в школах дел невпроворот. А что до ночных проблем, о которых ты говорил, хочешь, я тебе медицинскую энциклопедию дам? У меня это тоже началось, и ничего там странного нет, просто мы с тобой уже в мужчин превращаемся.
От облегчения Хасла чуть не расплакался, но все же смог совладать с эмоциями и лишь благодарно кивнул. Видя, что собеседник оттаял, Игинкат решился задать еще один интересующий его вопрос:
- Слушай, Хасла, а в женской школе тоже порют за проступки?
- Да, конечно, — недопацан даже удивился такому вопросу, — во Франгуле всех детей дерут с детского сада еще. В детсаду, по-моему, даже одинаково, мальчик ты там или девочка. Ну, когда плеткой по попе охаживают, там ведь ударов и не считают особо, больше на цвет кожи ориентируются. А в школе, конечно, уже розги в ход идут. Говорят, правда, что выдают вдвое меньше, чем дали бы пацанам за такие же нарушения. А у вас в Кенлате не так, что ли? Нет? Счастливые…
- А за что наказывают? Тоже только за обман и всякие шкоды с порчей школьного имущества, а за драки и неуспеваемость нет?
- Ну, за двойки в школе не наказывают, это уж пусть родители разбираются, а за драки, случается, и порют? В отличие от пацанов, девчонкам, знаешь ли, драться не положено, а на них иногда находит. И тогда — туши свет! Пинаются почем зря, в волосы друг дружке вцепляются, даже выдирают, и поди их тогда расцепи! Вот сколько меня пацаны лупцевали, но чтоб так яростно, не-е!.. И за обман, конечно, всем достается, а шкодят там мало, им-то доблесть свою доказывать не надо.
- А тебе хоть раз попадало?
- Не-е, я смирный и не лгун.
- Трус ты, вот и все! — неожиданно вклинился в беседу Ивле.
Трое старших ребят только тут вспомнили, что все это время в комнате вместе с ними находился еще один субъект, для чьих чутких ушек их высокоинтеллектуальные разговоры отнюдь не предназначались. Из пиетета перед Ингаредом и Альтивисом малыш долго молчал, но сейчас, похоже, не выдержал.
- А тебе кто разрешил в разговор старших встревать? — зловеще поинтересовался Игинкат. — Ты мне что обещал, когда просил взять тебя сюда?
- Не, ну правда же, трус он и боли боится… — сбавил тот Ивле.
- Он, между прочим, во франгуляры не готовится! Зачем ему учиться боль терпеть? Ему ум тренировать важнее, и у него это, заметь, неплохо получается, в отличие от некоторых.
- А я что, дурачок, да?! — обиделся Ивле. — Мне шесть всего, а я уже читать умею, да еще языку твоему учусь!
- Вот спасибо, что напомнил, ты утром так и не успел продемонстрировать мне свои познания, можешь сделать это сейчас. Покажи, какой ты умный.
Ивле и рад был бы продемонстрировать, но… сбился уже на третьем слове. Попытался вспомнить, не удалось, продолжил дальше, опять сбился, потрепыхался еще немного и понуро затих.
- Учил? — вопросил Игинкат, стараясь заглянуть малышу в глаза.
- Учил… — глазки свои Ивле старательно прятал.
- Тогда почему не помнишь? Мозги не варят?
- Варят, но…
- Что «но»?
- Просто, наверное, недовыучил…
- То есть поленился?
- Ага…
- А помнишь, что я тебе обещал за лень?
- Выпороть…
- Молодец, хоть это помнишь. Тогда готовься.
- А куда ложиться-то?..
- Можно на тахту, меня лично всегда на ней наказывают, — предложил Альтивис. — Только дайте, я в кресло пересяду.
- Стоп, а чем его драть-то? — задумался Игинкат. — Альтиве, твою сестренку родители чем дерут?
- Мягкой плеткой. Хочешь у нее позаимствовать?
Ивле презрительно хмыкнул.
- Не, лучше не надо, — промолвил Игинкат. — Ивле у нас парень крепкий, хорошо подготовленный, красные трусы недавно завоевал, ему эта плеточка детская что комариный укус. А тебя самого чем наказывают?
- Двухвостым ремнем, — признался Альтивис. — Он здесь в шкафу висит.
- Не уступишь на время?
- Ну, если надо, то конечно.
- Очень надо, — сказал Игинкат, шуруя в шкафу. — Ага, вот он. Ивле, живо все с себя скидывай и ложись!
Покорно раздевшись догола, малыш растянулся на тахте. Ладно, пусть он и глупый еще в сравнении с этими большими ребятами, и ленится порой, но порку он сумеет выдержать не пикнув. Пусть этот Хасла видит, как ведут себя настоящие пацаны!
Ремень с раздвоенным концом жалил больно. Впервые оказавшись в роли выдающего удары, а не получающего, Игинкат порой попадал не туда, куда хотел, захлестывая на бока и на бедра. Ивле вздрагивал, но упорно держался. Хасла с Альтивисом, расширив глаза, наблюдали за экзекуцией. Вспухшие красные полосы постепенно покрывали маленькие ягодички, пока те целиком не приобрели насыщенный багровый цвет. Выдав своему юному ученику ударов тридцать, но так и не дождавшись плача, Игинкат прекратил экзекуцию.
- Хватит с тебя. Все понял?
- По-о-нял!.. — протянул Ивле, стараясь не разрыдаться напоследок. Растирая обеими руками пылающую попку, он неловко слез с тахты, постоял немного, отчаянно пытаясь унять жар в ягодицах, хотел было выбежать в ванную комнату, чтобы там хоть охладиться, но вспомнил, что тут рядом за стеной находится девчонка, которая вполне может выглянуть в самый неподходящий момент, отказался от этой затеи и принялся шипя натягивать свои знаменитые красные трусы.