Покончив с завтраком, Абу Мухаммед, чтобы привлечь внимание Таруси, громко кашлянул. Но Таруси ничего не видел и не слышал. Он по-прежнему, не шевелясь, сидел на корме фелюги погруженный в свои мысли. Абу Мухаммед встал. Солнце, поднимаясь выше, припекало все сильнее и сильнее. Жаркое солнце февраля обманчиво. Согреешься, а потом обязательно простудишься. Абу Мухаммед это хорошо знал и часто говаривал: «Под солнцем в феврале лучше не сидеть на скале…» Поэтому-то он, прежде чем сесть, положил на землю весло и кучу веревок, а голову, на макушке которой сохранился еще небольшой островок жиденьких волосков, покрыл полотенцем.

— Таруси! — громко крикнул он, отчаявшись привлечь внимание друга своим покашливанием.

Тот поднял голову.

— Я пошел в кофейню, — прокричал Абу Мухаммед. — Если тебя будут спрашивать, что сказать?

— Скажи, что был, да сплыл…

Таруси хотел еще что-то добавить, но в этот момент ощутил, как странно качнуло фелюгу. Наверное, сменился ветер. Таруси, повернувшись лицом к западу, поднял ладонь вверх. «Да и впрямь, теплу в феврале нельзя верить на суше, а в море тем более», — подумал он.

— Абу Мухаммед! — окликнул он друга. — Скажи рыбакам, чтобы далеко в море сегодня не уходили. К вечеру, видно, шторм будет.

Таруси опустил руку в воду. Потом опять посмотрел на запад. Горизонт был окаймлен черной полоской облаков, которая поднималась все выше и выше, постепенно закрывая весь небосклон. Таруси покачал головой и, уцепившись за швартовы, подтянул фелюгу к берегу. Он легко соскочил на большой камень и остановился, всматриваясь в гряду облаков, наползающих с запада. Он направился было в свою кофейню, но вдруг передумал и повернул обратно: вспомнил, что сегодня должны спускать на воду новый корабль и он обещал прийти помочь.

На берегу уже вовсю кипела работа. Рыбаки растягивали на скалах мокрые сети. У фелюг и лодок копошились их владельцы со своими подручными — кто шпаклевал борта, кто заменял доски. Но больше всего людей суетилось около большого нового судна, стоявшего еще на стапелях. Рядом с ним горели костры. Будущие матросы, те, которым предстояло идти в плавание на этом судне, покрикивали на рабочих, те в свою очередь, не оставаясь в долгу, кричали на них: «Давай, давай дружнее, ребята! Взялись все сразу!»

— Пора спускать! — подал команду взобравшийся на нос судна какой-то мужчина, очевидно будущий капитан.

Рабочие уцепились за канат, а несколько моряков стали подводить под нос судна большой деревянный брус.

— Раз, два — взяли! Е-ще — взяли! А ну, ребята! Е-ще дружней! Е-ще сильней! — громко скандировали рабочие и матросы, взявшись за канат.

— Правее! Возьмите правее! — закричал сверху капитан. — Не давайте судну накрениться набок. Накладывайте груз на корму! Вот так! А теперь вперед — взяли!

— Следи внимательно, капитан, за равновесием, — посоветовал старый моряк. — Если сильно дернут, судно может накрениться. Прежде чем тянуть, пусть выпрямят как следует.

— Ты прав, Абу Хасан! Но я думаю, что брус выдержит. Надо только сразу рвануть сильнее. Давай, ребята, дернем как следует!

— Нет, капитан, — возразил Абу Хасан, — брус может не выдержать. Судно тяжелое. Начнет скользить — не удержишь. А если накренится, на ходу не выправишь.

Капитан сделал вид, что пропустил мимо ушей слова старика. Но тут же отдал новое распоряжение:

— Эй, не тяните слишком вправо. Отпустите чуть-чуть канат! А теперь натяните канат слева!.. Так держите! Эй, Мустафа и Мухаммед, выровняйте руль!

Абу Хасан спрятал в усы довольную улыбку: капитан послушался его совета. Теперь судно, восстановив равновесие, должно пойти как по маслу и благополучно спуститься на воду. Было время, когда он сам стоял у руля и командовал. Но он не стеснялся прислушиваться к дельным советам. В этом он не видел ничего зазорного. Всегда есть люди умнее тебя, и не грех воспользоваться их помощью.

Судно стояло на песчаном склоне. Здесь оно строилось, отсюда и начнет оно свой путь по морю. Со всех сторон были поставлены подпорки. Под днище подложили доски, смазанные для лучшего скольжения жиром. С четырех сторон оно было привязано канатами к металлическим столбам, врытым в землю. К корме была прикреплена цепь, намотанная на барабан, который был установлен на пригорке. По команде капитана двое рабочих осторожно начинали крутить барабан, звено за звеном разматывая массивную железную цепь.

— Вира помалу! — крикнул капитан.

— Раз, два — взяли! Еще — взяли! — отозвались снизу матросы, со всех сторон облепившие судно, на носу и на корме которого уже красовалось название «Ат-Тауфик».

— О-пять дру-жно. Е-ще ну-жно! — нараспев, тяжело дыша, выкрикивали матросы.

Судно двинулось. Стоявшие поодаль женщины, дети и другие любопытные, которых матросы предусмотрительно не пригласили помогать, радостно закричали. В это время один из матросов, обмакнув руку в кровь барашка, специально заколотого ради такого торжественного случая, несколько раз приложил обагренную кровью ладонь к деревянной обшивке судна, громко читая при этом молитву: «Во имя аллаха, могущественного и милосердного! Пусть сопутствует тебе всегда счастье и удача на море и во всех гаванях, хранит тебя от огня и шторма великий аллах, и да возьмет он тебя под свою защиту и покровительство!»

Женщины и ребятишки, толкая друг друга, с шумом и криком устремились к хозяину судна, который, вытащив из кармана суконных брюк пригоршню мелких монет, стал разбрасывать их в разные стороны, срывающимся высоким голосом выкрикивая:

— На счастье! На счастье!

Тут же хозяин громко пригласил всех отведать барашка, когда его разделают и зажарят. Стараясь перекричать друг друга, званые и незваные гости громко благодарили хозяина и желали ему всяческих благ.

К берегу, лавируя между лодками и фелюгами, подошел небольшой буксир, на мачте которого развевался трехцветный сирийский флаг. Он дал несколько коротких гудков и запыхтел, будто от усталости.

— А ну, ребята, поживее поворачивайтесь! — крикнул капитан буксира. — Бросайте свой канат и привязывайте наш! Теперь будем тянуть!

Загорелый детина в синих ситцевых шароварах и засаленной кепке несколько раз махнул над головой скрученным канатом и метнул его на берег. Развернувшись в воздухе, канат упал на мокрый песок. Матросы сразу подхватили его и подали конец своему товарищу, стоявшему на носу судна. Тот ловко набросил его на тумбу, затянув петлей.

Таруси подошел, когда моряки, закончив эту операцию, снова облепили со всех сторон судно, приготовившись спускать его на воду. Капитан, увидев Таруси, помахал ему рукой.

— Добро пожаловать, Абу Зухди! Ты вовремя пришел. Пожелай нам удачи.

— Да благословит вас аллах и пусть хранит всегда ваше судно! — прочувственно, дрогнувшим от волнения голосом произнес Таруси.

— Что это вы, ребята, приуныли? — обратился он к морякам. — Поглядите, сколько людей собралось, а вас что-то не слышно. А ну-ка, возьмемся все вместе! Да дружнее, веселее!

Многие из зевак, стоявших поодаль на берегу, следуя примеру Таруси, тоже присоединились к морякам и стали толкать судно, не совсем стройно скандируя:

— А ну, давай — раз, два! Еще давай — раз, два!

Таруси снял пиджак и бросил его на песок.

— Что-то вы тихо кричите! Вас совсем не слышно.

— Раз, два — взяли! Еще — взяли!

— Нет, нет, — не успокаивался Таруси, — все равно не слышно. Еще громче, еще дружнее!

И, подняв руку вверх, Таруси с задором, как заправский запевала, звонким голосом, по слогам выкрикнул новую запевку:

— Э-то су-дно — на-ше су-дно!

Моряки дружно подхватили:

— Э-то су-дно — на-ше су-дно!

Голоса сразу окрепли, вспотевшие лица моряков оживились, будто у всех прибавилось сил.

— Э-то су-дно! — еще на полтона выше взял Таруси.

И словно эхо, тут же вслед за ним вторили моряки:

— Э-то су-дно!

— Тол-кнем дру-жно!

— Тол-кнем дру-жно!

— Плыть не тру-дно!

— Плыть не тру-дно!