И опять задумался Таруси. Часами просиживал у моря, будто ожидая от него помощи или совета. Однажды он встретил старого приятеля, с которым они когда-то вместе плавали. Разговорились. Вспомнили старое. Потом речь пошла и о настоящем. Таруси поделился с ним своими планами. Хотел бы на берегу моря открыть кофейню, но денег нет. У товарища его тоже не было лишних денег. Но была у него светлая и добрая, отзывчивая душа.

— И открывай, чего же ты раздумываешь! — подхватил он сразу идею Таруси. — Вот тут, прямо на этих скалах. Вбей несколько столбов, сделай навес, поставь столы и стулья — вот тебе и кофейня. Сюда, чтобы полюбоваться морем, каждый придет. Я сам буду первым твоим клиентом.

И он, не дав даже опомниться Таруси, куда-то убежал. Вернулся с деньгами. Их было не очень много. Но это была все же сумма. Где он их раздобыл, Таруси до сих пор не знает. Может, это были его последние сбережения, может, одолжил, может, продал или заложил какую-либо драгоценность жены? Таруси ничего не оставалось, как только поблагодарить своего товарища.

На следующий же день с рассветом Таруси принялся за работу. Выбрал на скале самую ровную площадку.

Натаскал камней, песка, засыпал все выемки, убрал неровности, ломом выдолбил пять углублений и вбил колья. Раздобыл досок, несколько жердей и соорудил навес. В естественном гроте поставил мангал. Купил несколько столов и стульев. Работа закипела. На помощь пришел Абу Мухаммед. Они стали трудиться вместе. Уже к исходу дня кофейня была готова. В ней они нашли для себя и пристанище, и работу.

Так появилась кофейня Таруси. После долгих мытарств и скитаний он наконец как-то обосновался. Он должен был найти кров — и нашел. Должен был добыть кусок хлеба — и добыл. А когда потребовалось — сумел и постоять за себя. Но впереди ему предстоит выдержать еще немало битв, чтобы выжить. И Таруси готов был бороться до конца за это море, за эти скалы.

Упираясь прямо в скалу, навес спереди держался на двух опорах. Над ним низко свисали ветви платана. С трех сторон открывался вид на море. Здесь можно было дышать морем, слушать рокот его волн и шум прибоя, успокаиваться, глядя на его лазурную гладь, и вдохновляться его бурным кипением. Люди охотно шли сюда посидеть часок-другой, выпить чашку кофе, покурить наргиле. Здесь, под этим навесом, был как бы оазис счастья, в любое время, днем ли, вечером, человек всегда находил здесь покой и умиротворение. И разве можно было по своей доброй или чужой злой воле отказаться от этого?

Зимой под навесом не сидели. Там гулял только ветер. Он сотрясал навес, расшатывал столбы, шумел над крышей ветвями деревьев, срывая уцелевшие на нем листья. Вздымались сердитые волны, обдавая солеными брызгами посетителей. Поеживаясь и стряхивая с себя воду, они вбегали внутрь кофейни, усаживались, заказывали — кто кофе, кто наргиле — и вели свои бесконечные разговоры о жизни в порту, об улове рыбы, о погоде…

Внутри кофейни не было ни штор, ни ковров, ни картин. Посредине — могучий ствол платана. На нем наклеены рекламные афиши еще довоенных фильмов. Внизу, в корневой части ствола, вырезано сердце, пронзенное стрелой. Чуть повыше красовался мужчина богатырского телосложения с закрученными усами и полными губами. Чтобы не возникало сомнения, кто это такой, корявым почерком под ним было подписано «Антар Абуль Фаварис». Слева стояла длинная деревянная скамья, выкрашенная в голубой цвет, которая ночью служила кроватью. Иногда Таруси оставался ночевать в кофейне, Абу Мухаммед спал здесь всегда. В углах стояли удочки, прямо у входа свалены рыбацкие сети, с потолка свисали крючки.

За каждым столиком сидели, плотно прижавшись плечом к плечу, моряки. Они громко спорили, стараясь перекричать друг друга, решали или усложняли свои различные проблемы, делились своими горестями, отмечали удачи и праздники, ссорились, мирились, заключали пари, а иногда и сделки. Сюда заходили, чтобы найти своего товарища, моряки — своего капитана, капитан — своих матросов…

С одним только никак не мог примириться Таруси: с тем, что его кофейню используют и для всяких контрабандных дел. Иногда такие сделки заключались открыто, чаще — за спиной Таруси. Но они в любом случае не оставались незамеченными, и Таруси, сердясь, отчитывал моряков:

— Я не хочу, чтобы в моей кофейне занимались всякими темными делами! Слышите! У меня и без того хватает неприятностей.

Моряки беззлобно огрызались, пытались его разжалобить.

— Мы ведь тоже хотим заработать. Дома нас не с пустыми руками, а с хлебом ждут.

Таруси недовольно ворчал, грозил, что всех выгонит, но потом, махнув рукой, оставлял моряков в покое. «Ладно, — думал он, — бог им судья. Контрабандой занимаются в портах даже те, кто не плавает. А моряк и помимо своей воли становится к ней причастен. Контрабанда стала частью жизни моря, одним из неписаных ее законов. И мне тут ничего не изменить. Так почему я должен мешать им заработать, чтобы прокормить семью?»

Соседство с морем создало непредвиденные трудности, причинявшие Таруси много неприятностей и хлопот. Сырость буквально пожирала сахар и соль и грозила разорить его. Таруси навесил дверь, выдолбил в стене нишу, в которой соорудил нечто вроде шкафика, попробовал спасти свои припасы. Но все это не очень-то помогло. Оставался только один выход: покупать сахар и соль понемногу.

И еще одна забота. Правда, тут Таруси как-то справился с нею, хотя стоило это ему немалых усилий. У рыбаков была привычка входить в кофейню со всеми своими причиндалами — с веревками, корзинами и даже с веслами. Все это они сваливали у дверей на пол, загромождая проход, или клали на стулья и столы, устраивая в кофейне беспорядок.

Таруси не мог примириться с этим хаосом и решил навести хотя бы элементарный порядок. Он потребовал, чтобы весь свой скарб рыбаки оставляли перед входом в кофейню, заверив, что он гарантирует целостность и сохранность их добра. Заодно он попросил, чтобы в кофейне не горлопанили и по мере возможности во время споров умеряли свой пыл. С трудом, но ему все же удалось добиться своего. Порядок, хотя бы относительный, был установлен. В то же время Таруси еще раз убедился: моряки всегда остаются моряками и если кофейня предназначена для них, то уж там создается соответствующая обстановка, своеобразный морской дух и его, как ни старайся, не вытравишь. Да и к чему? Каждая кофейня должна иметь свое лицо, свою атмосферу. Его лично все это очень устраивает — он чувствует себя среди моряков как рыба в воде. А раз так, надо принимать все, как оно есть: мириться и с какими-то неудобствами, быть готовым и к возможным неприятностям. Его не раз уже штрафовали, сажали даже однажды в тюрьму.

Кофейню посещало много хороших людей. Но случалось иметь дело и с разного рода проходимцами и аферистами. Приходу одних посетителей он радовался, встречал их с распростертыми объятиями, всегда готов был чем мог помочь им. Других ненавидел лютой ненавистью, но и с ними, хоть и сквозь зубы, надо было разговаривать и оказывать даже услуги. Однако он никогда не терял чувства собственного достоинства, был всегда самостоятельным и независимым. И будучи хозяином кофейни, он оставался моряком. И на суше вел себя, как в море.

А суша ведь это не просто песок, камни, скалы. Это сложный, постоянно изменяющийся мир, со своими приливами и отливами, с нелегкими людскими судьбами, с их запутанными проблемами и извилистыми путями. Чтобы жить в этом мире, надо общаться с людьми, разделять их радости и печали, не только сочувствовать, но и помогать им. Сколько Таруси ни пытался внушить себе, что портовые дела его не должны касаться, он волей-неволей оказывался вовлеченным в общий водоворот событий и должен был определить свою позицию, открыто высказать свое мнение по каким-то конкретным делам в порту. Поэтому-то он и вступил в противоборство с Абу Рашидом. Из-за этого ему и пришлось схватиться с Салихом Барру. И, став твердо обеими ногами на эти скалы, он поклялся себе, что не сдвинется с места, не отступит, какое бы коварство ни замыслил Абу Рашид.