Задумавшись, Кямиль не заметил, как опять в комнату вошла мать.

— Мы сегодня собираемся пойти в гости к нашей тетушке, — сказала она. — Ты пойдешь вместе с нами или потом один подойдешь?

— А что у нее делать? Вам именно к ней хочется пойти?

У Кямиля чуть не сорвалось с языка: «Почему бы вам не провести вечер у соседей». Но он вовремя остановился. Ведь все равно побыть с ней наедине он не сможет. Так какая для него разница, куда они пойдут — к тетушке или к соседям. К тому же он обещал вечером прийти в кофейню Таруси. Там сегодня собираются моряки, с которыми надо будет обсудить ряд вопросов. Наверняка засидятся до полуночи. Да и мать хорошо знала, где он обычно проводит вечера, и заранее была уверена, что он не пойдет с ними ни сейчас, ни позже, но спросила просто так, по привычке, когда его ждать дома.

— Ну а если не к тетушке, так к кому же нам еще пойти? — хитро улыбаясь, спросила мать. — Покажи нам наконец тот дом, куда нам следует заглядывать почаще!

— Ладно, скоро покажу. Наберитесь терпения.

— Что-то даже не верится!

— Почему? Я же тебе говорил, что у меня уже есть кое-кто на примете.

— Дай бог, дай бог!

— А чего тебе так не терпится, чтобы я быстрее влюбился?

— Чтобы порадоваться твоему счастью.

— Только ли? А может быть, чтобы я не ходил на всякие собрания?

— Это тоже, — согласилась она.

— Ладно, так и быть. Завтра же влюблюсь! Посмотрю, понравится ли тебе мой выбор.

— Ради аллаха, покажи, да побыстрее.

— Тебе только ее показать или всех, кого я люблю?

— Как хочешь, но…

— Но разве ты не знаешь, что я сейчас уже сделал свой выбор, — сказал Кямиль смеясь.

А сам подумал: «Да, я давно сделал свой выбор не только умом, но и сердцем. Путь, который я избрал, — это путь борьбы, ему нужно быть верным, как своей любви. Мама этого не понимает. Ей это надо объяснить. Но как?»

Оставшись опять один, он обрадовался, что сможет немного поразмышлять за чашкой кофе. Это всегда доставляло ему удовольствие. А сейчас он был в каком-то особом, приподнятом настроении. Причиной этого было не только предчувствие личного счастья. Радовали и происходящие вокруг события: не за горами была победа над Германией, фашизму приходит конец, Гитлер обанкротился, развеян навсегда ореол возможного освободителя, который существовал в сознании некоторых отсталых людей, сбываются многие его предсказания, с помощью которых он пытался разубедить в спорах своих противников. Под влиянием этих событий совершаются важные сдвиги в сознании людей, теперь они все чаще задумываются над тем, что происходит в мире и в стране, делают из этого правильные выводы, он нашел верных друзей, на которых можно положиться, и среди них Таруси, с которым он особенно сблизился в последнее время.

Женские голоса и смех за дверью зазвучали еще громче, они отвлекли его от этих радостных мыслей. Казалось бы, он должен был уже привыкнуть к шумной атмосфере дома, в котором был только один мужчина и три женщины: мать и две сестры. Ему, конечно, было бы лучше отделиться от них и жить самостоятельно. Но надо было мириться со многими неудобствами, ибо, если семья будет жить на два дома, он не сможет ее обеспечить. И так они едва сводили концы с концами. В душе он долго надеялся, что сестры выйдут замуж и тогда он останется один с матерью. Потом его мечты стали более скромными — хотя бы выдать замуж только младшую сестру. Но мечты остались мечтами, а сестры — старыми девами. Горько было сознавать, что причиной всему только их бедность.

Собрание портовых рабочих длилось уже больше часа. Когда учитель Кямиль пришел в кофейню Таруси, оно было в самом разгаре. Представители грузчиков — их было не так много — собрались специально, чтобы обсудить некоторые статьи закона о труде, который должен был вступить в действие. Кямиль объяснил грузчикам значение самого закона и смысл его отдельных статей.

После ухода рабочих Кямиль остался в кофейне. Он сел за столик в углу и стал просматривать местную газету. В простых, так называемых народных кофейнях он чувствовал себя как дома. Ему доставляло удовольствие слушать споры посетителей, он мог часами прислушиваться к их беседам и рассказам о жизни, а если надо, мог и вмешаться в разговор, направив его в нужное русло. А главное — за что и любили все Кямиля — он умел не только доходчиво, простыми словами объяснить сложные вопросы, но и внимательно, не перебивая, слушать людей, выказывая тем самым уважение к ним.

Таруси, часто наблюдая за ним со стороны, не переставал удивляться его умению общаться с людьми, его неиссякаемой энергии и прямо-таки юношеской страсти, с которой он может часами обсуждать запутанные политические проблемы или какой-либо частный вопрос о трудовом законодательстве, не имеющий к нему лично никакого отношения. Таруси никак не мог понять, что движет такими вот людьми, как Кямиль, которые, отстаивая свои взгляды, готовы пожертвовать собственным благополучием и отдать все силы во имя осуществления идеи, о которой раньше они и понятия не имели.

Когда в кофейню вернулся Абу Мухаммед, Таруси, перепоручив ему своих посетителей, подошел к столику Кямиля.

— Ну, до чего договорились, на чем остановились? — спросил его Таруси.

— Остановились пока на полпути…

— А когда же подойдем к концу?

— Кто идет, тот рано или поздно дойдет.

— В том-то и дело, что мы, мне кажется, топчемся на месте, а вперед не движемся.

— Почему? Движемся, но медленно, — возразил Кямиль, — А прогресс все-таки есть. Так что надо запастись терпением. Самому не обгонять и других за полу не держать.

— Что-то я не очень верю в твое спокойствие, — сказал Таруси, пристально посмотрев Кямилю в глаза. — Я ведь вижу, у тебя самого внутри все кипит и ты только сдерживаешься, чтобы не взорваться.

— Когда-то я взрывался быстро, а теперь стараюсь держать себя в руках, иногда это удается. По крайней мере, — улыбнулся Кямиль, — и здесь есть кое-какой прогресс. Ну а что у тебя нового?

— Да ничего особенного. Главные-то новости у тебя. Ты ведь теперь больше меня знаешь, что происходит в порту. Как там, кстати, Абу Рашид?

— Абу Рашид в курсе тех разговоров, которые ведутся здесь, в кофейне. Знает, что рабочие тут собираются.

— Ну и пусть себе на здоровье знает! Если хочет, может еще раз Салиха Барру в гости к нам прислать, мы его примем, — сказал Таруси, гневно блеснув глазами.

Кямиль засмеялся и дружески похлопал Таруси по руке.

— За тобой как за каменной стеной, Таруси! Все тебя за это любят. Если удастся объединить портовых рабочих и создать организацию, в этом будет и твоя большая заслуга. Все тебе скажем спасибо.

— Я не за спасибо это делаю, — ответил Таруси после непродолжительного молчания. — Это мой долг, что ни говори, а я ведь моряк и имею какое-то отношение к порту. Не забывай поэтому, что я тоже хочу быть в курсе дел. Вот ты меня и посвяти. Расскажи, что там творится, о чем говорят, что собираются делать.

Кямиль подробно рассказал ему все, что узнал от грузчиков. Объяснил Таруси, какое важное значение будет иметь создание профсоюза портовых рабочих.

Для этого необходимо провести большую подготовительную работу, как можно чаще встречаться с рабочими и проводить собрания их наиболее активных представителей. Кямиль поведал ему о новых столкновениях рабочих с Абу Рашидом и их стойкости. Привел примеры вопиющего беззакония и самоуправства Абу Рашида.

Таруси слушал его, то согласно кивая головой, то на ходу вставляя какое-нибудь крепкое словечко, то с жаром комментируя рассказанный Кямилем случай, то добавляя новые факты.

— Вот как ты загорелся, — с улыбкой заметил Кямиль. — А удивляешься, когда другие с жаром говорят о политике.

— Политика далеко, а порт близко, вот почему и волнуют меня дела порта.

— Разница невелика! Ведь и с политикой мы сталкиваемся каждый день и должны иметь свое мнение. Вот тебя занимают дела порта и у тебя о них есть свое мнение. Однако твои взгляды находятся во взаимосвязи со взглядами других людей, как и все в мире. Без борьбы мы не сможем добиться независимости, а если не признают нашу независимость, то тем более не признают прав рабочих.