В общем, задачу с допуском она решила. А вот когда дело дошло до того, чтобы войти в комнату, в которой находился пленный, Эвиза по настоящему оробела. Хорошо еще, что охранник оказался понятливый.

— Первый раз будете беседовать с землянином? — спросил он. Его дежурство только началось и он не видел Эвизу, когда ту приводили посмотреть на Датча.

Девушка кивнула.

— Да, это… немного непривычно.

— Хотите, я надену на него наручники, или побуду рядом?

— Нет, — Эвиза лихорадочно искала объяснение своему нежеланию, чтобы кто-то присутствовал при разговоре. — Это будет отвлекать землянина от тестов. Спасибо. Просто будьте поближе к двери.

Она собрала всю свою тренированную счастьевским аутотренингом силу воли и вошла в любезно открытую охранником дверь.

Датч успел выспаться и сразу поднялся, когда услышал щелчок замка. Он не был удивлен, когда в камеру заглянул охранник. Но немного удивился, когда охранник исчез и вместо него вошла шикарная блондинка.

— Здравствуйте. Мне надо поговорить с вами, — начала она, прячась за официально-деловой тон, но робея и испытывая больше желание сбежать.

Но охранник уже закрыл дверь.

Датч тут же вообразил, что от блондинки можно ожидать чего угодно. Например, что ее подослали соблазнять его всякими благами "Счастья Человечества" (для начала — в ее лице). Меньше всего он ожидал услышать то, что поспешила выпалить Эвиза.

— Я стреляла в вашего брата.

Далее последовала небольшая пауза, во время которой Эвиза боялась дышать и только лихорадочно соображала: не пора ли выхватывать парализатор. Но ничего не происходило и она решилась пояснить:

— Два дня назад, когда они сбежали на своем корабле.

Он ничего с ней не сделал. Даже в лице почти не переменился. Просто стал смотреть еще более внимательно. Выжидающе. Но она замолчала, поэтому он спросил:

— Как это произошло? Расскажи.

Скорее повинуясь его требованию, чем по своей воле Эвиза начала рассказывать всё, с самого начала, когда ей было поручено взять под опеку вражеского шпиона Ричарда Декарда. И остановилась только тогда, когда описала последнюю сцену и свой выстрел.

Он держал ее взглядом, как ей показалось, даже не моргая.

— Что было дальше? Корабль сбили?

— Я не знаю точно. Я видела вспышку… Нет, не вспышку. Это было как огненный шар, как если бы взорвался воздух. — Эвизу, в школе учили облекать мысли в красивые сравнения. Поэтому она добавила: — Потом он исчез. Его будто бы всосало, поглотило само небо. Ничего не осталось.

Датч продолжал смотреть на девушку, но мысли уже летели, обгоняя друг друга. Как огненный шар… Исчез, то есть, ушел вверх. Взрыв газа в атмосфере. Это похоже… Да, включился гиперпространственный двигатель. Значит, Рек был еще жив. На-Ла никогда не сделала бы ничего подобного сама. Раз так, они могли уйти. Хотя могли и взорваться. Рек! Ты всегда был немножко чокнутым. Но если ты жив и ушел… А если эту девицу специально подослали? Зачем? Какой смысл убеждать его, Датча, в том, что заложников у Громилы больше нет? Глупо! Значит, это вполне может быть правдой. Но если эта девица стреляла в него…

— Ты уверена, что попала? — переспросил он резко.

Бледная как стенка, Эвиза кивнула.

— Я… Я видела. Он упал. Какая теперь разница! — она вдруг опустилась на край койки и закрыла лицо руками. Никакой парализатор не помог бы ей, потому что Эвиза забыла и о нем, и о Датче. Рассказав о своем поступке, пережив все что произошло снова, она была на грани нервного срыва. Вопрос Датча оказался последней каплей. Девушка не выдержала. Слезы рвались наружу и никакие аутотренинги, никакие идейные лозунги не могли это остановить.

Эвиза вздрогнула, когда Датч взял ее за плечи. Почему-то ей уже не было страшно, что сейчас этот человек ее задушит. Она отвела руки от мокрых глаз.

Датч смотрел без злобы, скорее с сочувствием.

— Ты не виновата в том, что произошло. Тебя так учили действовать.

Она не сразу нашлась, что сказать. На столько ее поразили его слова.

— Я… Нет, подождите. Вы меня оправдываете?

— Я тебя не оправдываю. — Датч не отпускал ее плеч. — Наших военных учат, как грамотно стрелять в противника, как уничтожать цели, в общем, как вести войну. Но ни одного военного не учат, что убивать — это правильно и хорошо. Тебя с самого детства учили, что убить человека — это хорошо, если человек — не такой, какой должен быть по вашим меркам. И ты поступила так, как учили. Теперь ты понимаешь, что это неправильно.

Он не спрашивал. Он утверждал.

Она растерялась, но все же это больше походило на научный спор, которые их учили вести. Поэтому она вступила в спор.

— Я думаю, что вы не совсем правильно понимаете то, чему нас учат. Нас учат быть счастливыми и делать все, чтобы мир становился лучше. Вы же изолируете вредных животных, чтобы они не нападали на людей. Вы даже изолируете людей, которые совершают преступления или не могут отвечать за свои поступки. Мы добились того, что в нашем мире нет преступников. И нет людей с отклонениями в психике. Почти… Но остаются внешние враги, которые могут проникать сюда с целью подорвать наши устои…

— Хватит! — оборвал ее Датч, убрав руки. — Вас хорошо научили повторять то, что написано в ваших учебниках. Но что ты почувствовала, когда поняла, что возможно убила человека?

— Я… — Эвиза опять растерялась. Так всегда происходит, когда материал заучен наизусть. Стоит кому-то сбить с фразы — и все вылетает из головы. — Я не знаю, — призналась она. — Меня это преследует. Это неправильно. Я не должна сомневаться…

— В чем?

— Я не должна сомневаться в том, что поступила правильно. — Его категоричный тон заставил Эвизу сопротивляться.

— Значит, стреляя в человека, вы поступаете правильно? Вы имеете отношение к медицине?

— Да. Я врач-стажер на психиатрическом отделении.

Она ощущала себя глупой школьницей, которую учитель уличает в том, что она не выучила урок. Датч встал и смотрел на нее сверху вниз.

— Вы знаете, что происходит с человеком, когда луч бластера с короткого расстояния попадает ему в живот? Представьте себе с медицинской точки зрения, как это происходит. Бластерный разряд — это мгновенный направленный поток плазмы в несколько тысяч градусов. С двадцати метров он прожигает человека насквозь. Все: кожу, мышцы, внутренности… Пробивает кости.

Эвиза подняла руки, словно хотела оградить себя от ужасной картины.

— Вы — жестокий человек, — только и могла сказать она.

— Я всего лишь говорю. А вы это сделали. — Теперь уже ему было не остановиться. Эта девица заставила его брата страдать. Может быть, убила. — Вы когда-нибудь испытывали сильную боль? Постарайтесь представить себе, что вы причинили боль, в сто раз сильнейшую этой. А еще страх. Раненый человек всегда испытывает страх. Очень сильный. А теперь скажите, как с вашей точки зрения: если человек не такой, как вы все, не такой, как вам хочется, его нужно убить столь жестоким способом?

Эвиза замотала головой, схватившись за виски. Ей было плохо. Дагвард заставил ее воображение отвечать на каждое слово. Это было невыносимо. Это все она слишком живо представляла себе в последнее время. Живо, но не так. Не так страшно. А Дагвард просто стоял и смотрел на нее. Как судья, который сейчас должен решить ее судьбу. Она его ненавидела. Зачем эти люди вторглись в ее жизнь?!

— Ты ведь понимаешь, что это плохо. — Датч снова сел рядом. — Мой брат отказался от военной карьеры потому, что не хотел, чтобы однажды ему пришлось стрелять в людей.

Эвиза посмотрела на него. Землянин все время ухитрялся удивить ее.

— Но защищать свою родину… — начала было она.

— Для этого необязательно убивать других.

Она уже ни в чем не была уверена. Знала только, что хуже, чем сейчас, ей не было ни разу в жизни. И никто не может понять ее. Никто!.. Кроме этого чужака с Земли. Почему? Потому, что он ее пожалел? А потом так жестоко заставил прочувствовать то, что она сделала когда… выстрелила.