Огорченная и обиженная этой явной переменой в его обхождении, она, однако, не стала напоминать о прежнем его поведении и с притворным добродушием принялась подсмеиваться над его успехами в галантном искусстве и ухаживании. Но, отнюдь не допуская тех вольностей, каких он домогался, она не разрешила ему прикоснуться к ней и даже не позволила поцеловать ее прекрасную руку. Итак, изощрив свои таланты, он не пожал никаких плодов во время этого свидания, которое длилось целый час, и узнал только, что переоценил свою неотразимость и что сердце Эмилии непохоже на крепость, готовую сдаться на любых условиях.

Наконец, ухаживание его было прервано приходом матери, вернувшейся из гостей, и когда разговор стал общим, он узнал, что Годфри находится в Лондоне, добиваясь места лейтенанта, которое освободилось в том полку, где он служил, и что мисс Софи живет дома со своим отцом.

Хотя наш искатель приключений не имел при первом свидании того успеха, на какой рассчитывал, он не терял надежды завладеть крепостью, веря, что со временем там поднимется мятеж в его пользу, и в течение многих дней не снимал осады, не извлекая никакой выгоды из своего упорства. Наконец, проводив обеих леди в их загородный дом, он начал смотреть на эту авантюру, как на зря потраченное время, и решил отказаться от атаки впредь до более благоприятного случая, ибо сейчас он горел желанием проявить в более высоких сферах те способности, которые, как подсказывало ему тщеславие, были в настоящее время плохо использованы.

Приняв такое решение, он распрощался с Эмилией и ее матерью, ссылаясь на неотложные дела, призывающие его в Лондон, и вернулся в крепость, оставив добрую старую леди весьма озабоченной, а дочь взбешенной его поведением, совершенно для них неожиданным, ибо Годфри сообщил им, что коммодор отнесся одобрительно к любви своего племянника.

Наш герой застал своего дядю столь страждущим от подагры, которая впервые затронула желудок, что жизнь его была в великой опасности, а вся семья — в смятении. Посему он взял бразды правления в свои руки, вызвал всех окрестных докторов и сам ухаживал за ним с нежной заботливостью, покуда болезнь, длившаяся две недели, не была побеждена сильным организмом коммодора.

Старый джентльмен, оправившись от недуга, был столь растроган поведением Перигрина, что готов был перевести на его имя все свое состояние и впредь зависеть от него, но наш юноша, прибегнув к своему влиянию и настойчивости, восстал против осуществления этого плана и даже убедил его написать завещание, в котором отнюдь не были забыты его друг Хэтчуей и все прочие его приверженцы, а тетка обеспечена соответственно ее желаниям. Уладив денежный вопрос, он с разрешения дяди выехал в Лондон, поручив предварительно ведение всех домашних дел мистеру Джолтеру и лейтенанту, ибо к тому времени миссис Траньон была целиком поглощена своими спиртуозными интересами.

Тотчас по приезде в Лондон он послал записку Гантлиту, следуя указаниям, полученным от его матери, а наутро сей молодой джентльмен явился к нему с визитом, не обнаруживая, впрочем, той радости и тех теплых, дружеских чувств, каких можно было ждать, судя по прежним их близким отношениям. Да и сам Перигрин не питал к солдату того искреннего расположения, какое воодушевляло его прежде. Годфри, не говоря уже о той обиде, которую нанес ему Пикль, не поддержав переписки с ним, узнал из письма своей матери о невежливом обхождении юноши с Эмилией во время последнего его пребывания в Винчестере, а наш молодой джентльмен, как мы уже упоминали, был возмущен тем, что в его отсутствие солдат якобы раскрыл его тайну коммодору. Они заметили взаимное охлаждение при встрече и обошлись друг с другом с той сдержанной учтивостью, которая свойственна людям, чья дружба на ущербе.

Гантлит сразу угадал причину неудовольствия Пикля и после обмена приветствиями воспользовался случаем оправдаться и, осведомившись о здоровье коммодора, сообщил Перигрину, что в ту пору, корда он, возвращаясь из Дувра, гостил в крепости, как-то вечером речь зашла о любовном увлечении нашего героя, и старый джентльмен выразил свои опасения по поводу этого дела, заметив между прочим, что, по-видимому, предметом его любви была какая-нибудь ничтожная девка, которую он подцепил, будучи еще школяром; тогда мистер Хэтчуей уверил его, что молодая особа происходит из прекрасной семьи, одной из лучших в графстве, и, расположив его в ее пользу, отважился, побуждаемый дружескими чувствами, объявить, кто она. Посему это разоблачение не следует приписывать какой-либо другой причине, и он надеется, что Пикль убедился в полной его непричастности к этому делу.

Перигрин был чрезвычайно доволен тем, что его вывели из заблуждения; лицо его мгновенно прояснилось, церемонное обхождение уступило место обычной фамильярности; он извинился за грубое пренебрежение письмом Годфри, каковое, по его словам, было вызвано отнюдь не презрением или охлаждением дружеских чувств, но вихрем юношеских развлечений, в результате которых он со дня на день откладывал ответ, покуда не пустился в обратный путь.

Молодой солдат удовлетворился этим объяснением, а так как намерения Пикля по отношению к его сестре были все еще неясны и не высказаны, то он не почитал себя в настоящее время обязанным выразить по этому поводу неудовольствие; у него хватило ума понять, что возобновление дружбы с нашим молодым джентльменом может вновь раздуть то пламя, которое почти угасло вследствие разнообразия новых впечатлений. Побуждаемый этими чувствами, он отбросил всякую сдержанность, и отношения между ними вошли в прежнее русло. Перигрин поведал ему обо всех приключениях, в которых участвовал со дня их разлуки, а он с неменьшим доверием рассказал о памятных событиях своей жизни и между прочим сообщил, что после получения им патента на офицерский чин отец его дорогой Софи, даже не полюбопытствовав о причине его повышения, не только стал относиться к нему лучше, но пришел ему на помощь и даже обещал предоставить свой кошелек для приобретения лейтенантского чина, которого он в ту пору усиленно домогался; тогда как, если бы не удалось ему, благодаря счастливой случайности, подняться до офицерского звания, у него были все основания предполагать, что сей джентльмен и все прочие его богатые родственники позволили бы ему прозябать в неизвестности и нищете и, сделав его несчастье поводом для упреков, этим оправдали бы свою скупость и недружелюбие.

Узнав о положении дел своего друга, Перигрин готов был тут же предложить ему деньги, дабы ускорить прохождение его патента через канцелярии; но, будучи слишком хорошо знаком со щепетильным его нравом, чтобы проявлять в такой форме свое расположение, он нашел способ представиться одному из джентльменов из военного министерства, который вполне удовлетворился доводами, высказанными им в пользу друга, и дело Годфри было закончено через несколько дней, хотя тот понятия не имел об этой защите его интересов.

К тому времени начался сезон в Бате, и наш искатель приключений, горя желанием отличиться в этом городе, посещаемом светской публикой, сообщил о своем намерении отправиться туда своему другу Годфри, которого убедил принять участие в этой поездке. Когда благодаря влиянию новых знатных друзей Перигрина из полка был получен отпуск, двое приятелей выехали из Лондона в почтовой карете, как всегда — в сопровождении камердинера и Пайпса, которые были теперь так же необходимы нашему путешественнику, как любой из его органов.

В харчевне, где они остановились пообедать, Годфри заметил человека, с задумчивым видом разгуливавшего в одиночестве по двору, и, всмотревшись пристальнее, признал в нем завзятого игрока, с которым встречался прежде в Танбридже. В силу этого знакомства он приветствовал перипатетика, который тотчас его узнал и с превеликим огорчением и досадой сообщил ему, что возвращается из Бата, где его ограбила шайка шулеров, которым не понравилось, что он осмелился действовать за свой страх.