Перигрин, оскорбленный таким сопоставлением, а также неблагодарностью и глупым поведением этого высокомерного щеголя, не скрыл своего негодования, заявив ему, что ждал хотя бы признательности за доброе свое намерение, но, как убедился теперь, рассудок джентльмена слишком затуманен тщеславием, чтобы подметить свою неспособность и неопытность. Взбешенный этим выговором, молодой аристократ предложил ему сыграть на пятьсот фунтов, сопровождая свой вызов если не ругательствами, то во всяком случае презрительными замечаниями, которые побудили нашего героя согласиться. Когда щеголь избавился от старых мошенников, весьма опечаленных этим перерывом, наши молодые игроки уселись за стол, и так как фортуна проявила исключительное беспристрастие, Пикль, благодаря своему мастерству, выиграл за два часа несколько сот фунтов; на эту сумму он вынужден был взять у противника вексель, ибо шулеры уже завладели наличными деньгами молодого аристократа.
Вне себя от проигрыша, безрассудный молодой человек готов был продолжать игру и каждый раз удваивать ставки, в результате чего Перигрин, быть может, удесятерил бы сумму, им уже выигранную; но он полагал, что самонадеянный спорщик достаточно наказан, и не хотел рисковать, опасаясь, как бы фортуна не лишила его самого плодов его успеха; поэтому он отклонилпредложение милорда, если тот не согласится играть на наличные деньги; когда же его лордство не добился кредита у присутствовавших, наш искатель приключений удалился, оставив его в бешенстве и отчаянии.
Так как неудачи усилили его наглость и он сделал ряд замечаний, обидевших Перигрина, наш молодой джентльмен решил подвергнуть его более суровому наказанию и досадить ему требованиями, которые тот, как было ему известно, не может удовлетворить немедленно; на следующий день Перигрин послал Пайпса в дом отца милорда с векселем, подлежавшим уплате по предъявлении. Должник, который лег спать удрученный своим несчастьем, был разбужен этим неприятным требованием и, выйдя из себя, начал поносить Пикля, угрожать его посланцу, изрыгать кощунственные проклятья и поднял такой шум, что его услыхал отец и, призвав к себе, осведомился о причине переполоха, который встревожил всю семью. Сначала молодой джентльмен старался обмануть его различными уклончивыми ответами, которые только усилили его подозрения и желание знать правду, и, наконец, признался, что накануне вечером проиграл немалую сумму в карты, а у его партнера хватило дерзости прислать сегодня утром за этими деньгами, хотя он и предупредил, что не может расплатиться немедленно. Отец, человек чести, сурово попенял ему за его беспутное поведение и в частности за этот постыдный долг, который считал незначительным; затем, дав ему чек на пятьсот фунтов, потребовал, чтобы он, не мешкая, пошел и уплатил деньги. Сей высоконравственный юноша взял деньги, но вместо того чтобы тотчас идти к своему кредитору, отправился в игорный дом в надежде возместить потерю и встал из-за стола не раньше, чем его чек был заложен за семь восьмых его стоимости.
Тем временем Пикль, возмущенный приемом, оказанным его слуге, и уведомленный о втором проигрыше его лордства, решил действовать беспощадно и, достав в тот же день судебный приказ, немедленно передал его бейлифу, который предъявил его в тот момент, когда должник садился в свой портшез у двери кофейни Уайта. Должник, будучи от природы вспыльчивым и высокомерным, попробовал оказать сопротивление бейлифам, которые в один миг его обезоружили, и эта попытка только усугубила его унижение, свидетелями коего были сотни людей, причем большинство громко смеялось, видя, как арестовывают лорда.
Происшествие, получившее столь широкую огласку, недолго могло оставаться сокрытым от отца, который в тот же день имел удовольствие услышать, что сын его заключен в доме бейлифа. Получив это сообщение, он послал своего дворецкого расспросить о подробностях ареста и был возмущен, изумлен и озабочен, узнав размеры долга, который, по его предположению, сын уже уплатил. Не желая вносить столь солидную сумму за расточителя, коему он и так уже слишком потакал и который на протяжении недели мог снова очутиться в таком же затруднительном положении, старый джентльмен написал письмо Перигрину, сообщая, сколь тяжело было бы ему потерять такую сумму по вине безрассудного сына, чьи обещания он не обязан исполнять, и выражая желание, чтобы Перигрин умерил свои требования, так как не давал эту сумму в долг и потому не понесет ни малейших убытков.
Как только наш герой получил это письмо, он сам отправился к автору его и чистосердечно сообщил об особых условиях игры, а также о неблагодарности и наглости его сына, признавшись, что именно эти качества побудили его принять меры, о которых он раньше не помышлял. Старый аристократ согласился с тем, что отмщение едва ли соответствовало обиде, и осудил поведение сына с такою прямотой и беспристрастием, что успокоил негодование Перигрина и побудил его дать неопровержимое доказательство собственного бескорыстия, каковое и было немедленно предъявлено: Перигрин достал чек и разорвал его, объявив предварительно его лордству, что судебный приказ будет взят назад и арестованного сегодня же освободят.
Граф, прекрасно понимавший цену деньгам и близко знакомый с человеческой природой, был ошеломлен этой жертвой, вызванной, по словам Пикля, уважением к его лордству; и, не поскупившись на восторженные похвалы его великодушию, просил чести быть знакомым с ним и пригласил его на следующий день к обеду. Наш герой, радуясь столь счастливой возможности отличиться, менее чем через час исполнил все пункты своего обещания, а наутро его посетил должник, явившийся по требованию отца поблагодарить его за оказанную милость и попросить прощения за обиду, ему нанесенную.
Это смирение было приятно нашему герою, любезно принявшему его извинения и вместе с ним отправившемуся на обед, за которым его обласкал старый граф, оказавший ему особое внимание и уважение. Но благодарность его не ограничилась одной учтивостью: пользуясь большим влиянием при дворе, он предложил свою помощь Пиклю и с такой настойчивостью выражал это желание, что Перигрин решил не упускать случая и помочь своему отсутствующему другу Годфри, за которого и ходатайствовал перед его лордством.
Граф, довольный этой просьбой, являвшейся новым доказательством доброты молодого джентльмена, сказал, что не преминет отнестись с величайшим вниманием к его ходатайству; и по прошествии шести недель патент на капитанский чин был действительно подписан на имя брата Эмилии, которого очень приятно удивило извещение, полученное из военного министерства, хотя он не имел представления о том, кому обязан этим производством.
Глава LXXXV
Перигрина прославляют как остроумца и покровителя, а он подшучивает над тем, кто этого заслуживает
Тем временем Перигрин преуспевал и, как уже выше было отмечено, имел не раз возможность заключить выгодный брак, не будь его честолюбие непомерно, а сердце все еще охвачено страстью, которую все легкомыслие юности не могло уравновесить и вся суетность гордыни не могла преодолеть. Наш герой не остался незамеченным и в мире литературы и искусства. Он отличился несколькими поэтическими произведениями, которыми стяжал немалую известность. Впрочем, эти творения были не из тех, каковым надлежало бы способствовать славе его гения; но любая сносная вещь, вышедшая из-под пера человека с такой репутацией и таким богатством, каким, по слухам, обладал Перигрин, всегда будет рассматриваться большинством читателей как образец изумительного совершенства; хотя то же самое сочинение, выпущенное в свет под именем автора, пользующегося меньшим достатком, будет по справедливости оставлено без внимания и отвергнуто, столь велико влияние и устрашающее воздействие нелепых соображений на мнение большинства людей.
Как бы то ни было, не успел наш молодой джентльмен отличиться в качестве сочинителя, как его уже признали своим патроном все голодающие почитатели поэзии; его воспевали в одах, прославляли в эпиграммах и поили млеком нежных посвящений. Тщеславие его тешилось этим фимиамом, и хотя разум не мог не презирать тех, кто его курил, однако ни один из них не уходил от него с пустыми руками. Он начал всерьез почитать себя тем великим гением, которым провозгласили его эти льстецы; он поддерживал знакомство со светскими остроумцами и даже сочинял тайком различные bons mots[73]; якобы экспромтом он рассыпал их затем в обществе. Впрочем, предаваясь такому занятию, он подражал кое-кому из наиболее прославленных гениев своего века, которые — если бы открылась истина — тайком трудились в поте лица над остротами, выдавая их за плод мгновенного вдохновения. С таким успехом упражнял он этот талант, что даже вступил в соревнование с тем великим человеком, который давно сидел у кормила остроумия; и после происшедшего однажды между ними диалога на тему о штопоре, когда противники отвечали ударом на удар, толчком на толчок, кое-кто из тех спутников, которые обычно окружают столь ослепительные светила и отражают их лучи, признал нашего героя победителем его лордства.