Пребывая в столь неприятной и нелепой нерешительности, они жестикулировали, разыгрывая пантомиму, покуда не вмешался доктор, который убедительно просил их покончить с любезностями и формальностями, иначе обед перестоится, прежде чем будут соблюдены все церемонии. После такой просьбы Перигрин, выбрав нижнее ложе с левой стороны, осторожно возлег на него, повернувшись лицом к столу. Маркиз, хотя и предпочел бы трехдневный пост риску привести такой позой в беспорядок свой костюм, растянулся на противоположном ложе, опираясь на локоть в крайне мучительном и неудобном положении и приподняв голову над краем кушетки, дабы прическа его не пострадала. Итальянец, будучи стройным, грациозным человеком, поместился рядом с Пиклем, не потерпев никакого ущерба, если не считать того, что, поднимая ноги, чтобы вытянуть их на одном уровне с телом, он разорвал чулок, зацепившийся за гвоздь, торчавший из кушетки. Но барон, который не был так гибок и эластичен в суставах, как его приятели, плюхнулся с такою стремительностью, что ноги его, вдруг взметнувшись вверх, пришли в близкое соприкосновение с головой маркиза и мгновенно привели в беспорядок все локоны, тогда как его собственная голова в ту же секунду ударилась с такою силой о край ложа, что парик слетел с него, поднимая облако пудры.
Забавная растерянность, сопутствовавшая этой катастрофе, окончательно одержала верх над притворной серьезностью нашего молодого джентльмена, который принужден был засунуть себе в рот носовой платок, чтобы заглушить смех, ибо немец, потеряв парик, просил прощения с таким уморительным смущением, а маркиз принимал его извинения с такой мрачной учтивостью, что этого было достаточно, чтоб вызвать смех даже у квиетиста.
Когда беда была исправлена, насколько это было возможно при данных обстоятельствах, и все разместились в порядке, описанном выше, доктор любезно взялся ознакомить гостей с предложенными блюдами, дабы у них было чем руководствоваться в выборе, и с чрезвычайно довольным видом начал так:
— Джентльмены, вот это — вареный гусь под соусом из перца, любистока, кориандра, мяты, руты, анчоусов и масла. Хотелось бы мне, ради вас, джентльмены, чтобы это был один из феррарских гусей, столь славившихся у древних величиной своих печенок, одна из коих весила, говорят, свыше двух фунтов; этой столь изысканной пищей угощал тиран Гелиогабал своих гончих. Но прошу прощения, я запамятовал о супе, каковой, как я слыхал, является неотъемлемой принадлежностью всех пиршеств во Франции. На обоих концах стола находятся блюда с салякакабией римлян; одна из них приготовлена из петрушки, блошника, сыра, меда, уксуса, рассола, яиц, огурцов, лука и куриных печенок; другая очень напоминает soupe maigre[25] этой страны. Есть еще телячий филей с укропом и семенами тмина и суп из рассола, масла, меда и муки и любопытная смесь из легких, печени и крови зайца, а также блюдо жареных голубей. Мсье барон, разрешите предложить вам тарелку этого супа?
Немец, одобрив составные части, принял предложение и, казалось, остался доволен похлебкой, тогда как маркиз, на вопрос живописца, какую из салякакабий он выбирает, получил по желанию своему порцию soupe maigre; а граф, вместо жидкой пищи, любителем которой он, по его словам, отнюдь не был, положил себе на тарелку голубя, сообразуясь, таким образом, с выбором нашего молодого джентльмена, примеру коего он решил следовать на протяжении всего пиршества.
Француз, проглотив первую ложку супа, сделал длинную паузу, шея его раздулась, словно яйцо застряло у него в глотке, глаза выкатились, а рот помимо его воли судорожно сокращался и растягивался. Пелит, пристально смотревший на сего знатока, с целью узнать его мнение, прежде чем самому отведать супу, начал выражать тревогу по поводу этих явлений и с беспокойством заметил, что с бедным джентльменом как будто начинается припадок; тогда Перигрин заявил ему, что то были симптомы восторга, и, дабы получить подтверждение, спросил маркиза, как он находит суп. С бесконечным трудом учтивость маркиза одержала верх над отвращением, дав ему возможность ответить:
— Превосходен, клянусь честью!
И живописец, убедившись в его одобрении, не колеблясь поднес ложку ко рту; но когда сия драгоценная смесь коснулась его неба, он, отнюдь не присоединяясь к похвальному отзыву своего дегустатора, казалось, лишился чувств и способности двигаться и сидел подобно свинцовой статуе какого-то речного божества, причем жидкость вытекала из обоих уголков его рта.
Доктор, обеспокоенный сим непристойным феноменом, заботливо осведомился о причине его, а когда Пелит пришел в себя и поклялся, что охотнее проглотит похлебку из горящей серы, чем это адское месиво, им отведанное, врач, оправдываясь, объяснил гостям, что, за исключением обычных ингредиентов, он не подмешивал в суп ничего, кроме нашатыря, вместо селитры древних, каковую ныне нельзя достать, и обратился к маркизу с вопросом, не способствовала ли успеху такая замена. Злополучный petit-mattre[26], вынужденный проявить крайнюю снисходительность, признал эту замену верхом утонченности и, почитая долгом чести доказать свои чувства на деле, влил себе в горло еще несколько ложек отвратительного снадобья, покуда желудок его не возмутился в такой мере, что он должен был внезапно вскочить и в стремительном бегстве опрокинул свою тарелку на грудь барону. Крайняя нужда не позволила ему остаться и принести извинение за свою неосторожность; итак, он выбежал в другую комнату, где Пикль застал его блюющим и с большою набожностью осеняющим себя крестным знамением; и когда, по его желанию, у двери был поставлен стул, он опустился на него ни жив ни мертв, заклинал своего друга Пикля примирить его с гостями и в особенности оправдать перед бароном, сославшись на жестокий приступ дурноты, приключившийся с ним. Не без основания прибег он к посреднику, ибо, когда наш герой вернулся в столовую, немец вскочил и отдался в руки своего лакея, стиравшего жир с богато расшитого кафтана, тогда как он, вне себя от такой неудачи, топал ногами и по-немецки проклинал злополучный банкет и наглого хозяина, который все время с большою рассудительностью утешал его в несчастье, уверяя, что можно помочь беде скипидаром и горячим утюгом. Перигрин, едва удержавшись, чтобы не расхохотаться ему в лицо, успокоил его негодование, сказав, сколь сильно огорчены этим происшествием все присутствующие и в особенности маркиз; а когда злополучная салякакабия была унесена, ее место заняли два паштета — один из сонь, облитый сиропом из белых маков, которыми доктор заменил поджаренные семена мака, подававшиеся в древности с медом, как десерт, а другой — из свиной ноги, печенной в меду.
Услыхав описание первого из этих блюд, Пелит воздел руки и возвел глаза к небу и с явным отвращением и изумлением изрек:
— Паштет из сонь и сироп из маков! Царь небесный! Какими скотами были эти римляне!
Друг наказал его за это непочтительное замечание суровым взглядом и порекомендовал гостям телятину, которую сам ел с удовольствием, присовокупив такие похвалы, что барон решил последовать его примеру, но потребовал сначала стакан бургундского, по поводу коего врач из внимания к нему высказал пожелание, чтобы это было настоящее фалернское вино. Живописец, видя, что на столе ничего больше нет, к чему бы он рискнул притронуться, примирился с неизбежным и также прибег к телятине, хотя не мог не сознаться, что не согласился бы уступить кусок ростбифа Старой Англии за все деликатесы, появлявшиеся на столе римского императора. Но, несмотря на уговоры и уверения доктора, гости его отказались удостоить вниманием рагу и гуся, и эти блюда были заменены другими, среди коих, сказал он, были различные кушанья, которые у древних именовались politeles, то есть превосходными.
— Вот здесь, посредине, — сообщил он, — дымится желудок свиньи с начинкой из рубленой свинины, мозгов борова, яиц, перца, гвоздики, чеснока, аниса, руты, инбиря, масла, вина и рассола. Справа находятся сосцы и брюхо только что опоросившейся свиньи, зажаренные в сладком вине, масле, муке, любистоке и перце. Слева — фрикасе из улиток, откормленных или, вернее, промытых молоком. В том конце, возле мистера Пелита, — оладьи из тыквы, душицы и масла, а вот две молодые курицы, зажаренные и нафаршированные по способу Апиция.
