— Полно, доктор, — добавила она, — вы вправе остерегаться назойливого любопытства, но, быть может, со мной вам стоит быть откровенным.
Эти переговоры были прерваны стуком в дверь, возвещавшим о приходе следующего клиента, после чего леди осведомилась, есть ли у него потайной ход, которым она могла бы воспользоваться, не рискуя быть замеченной. Узнав, что таких удобств у него нет, она удалилась в пустую комнату, смежную с приемной, не желая попадаться на глаза новому посетителю. Таковым была леди, щедро дарившая свою любовь и явившаяся в назначенный час, чтобы разрешить владевшие ею сомнения; а мизантроп, радуясь возможности отдать ее на суд столь неутомимой вестнице скандальных сплетен, которая, как было ему известно, подслушивает в соседней комнате, заставил ее освежить его память повторением прежней исповеди, которая была почти закончена, когда эту особу встревожил шум у двери, вызванный двумя джентльменами, пытавшимися ворваться силой.
Устрашенная грохотом, смутившим даже самого волшебника, она бросилась в комнату, где уже приютилась первая леди, которая, услыхав суматоху, закрыла ставни с целью остаться неузнанной. Здесь притаились они в великом ужасе, тогда как некромант, опомнившись, приказал Хаджи открыть дверь и впустить буянов, которые, надеялся он, будут потрясены его внушительным видом. Едва успел привратник исполнить приказ, в комнату вбежал некий распутный юноша, подвизавшийся последнее время в столице, в сопровождении своего гувернера, старого развратника, хорошо известного волшебнику. Оба находились в той стадии опьянения, которая обычно доводит подобных людей до поступков, именуемых ими проказами, а более трезвые представители рода человеческого называют их возмутительным нарушением законов страны и спокойствия сограждан. Старший, приняв на себя роль оратора, подошел, шатаясь, к столу и обратился к Кэдуоледеру с такими словами:
— Как поживаешь, старый Козерог? У тебя вид почтеннейшего сводника, и я не сомневаюсь, что ты щедро наделен благоразумием. Вот этот молодой блудодей — истинный сын своего старого венерического отца — и я хотим увидеть образчик твоего мастерства. Я говорю не о колдовстве, отжившем свой век! К черту будущее! Будем жить настоящим! Вызови мне заклятьями двух здоровых девок, и, ручаюсь, мы тотчас проникнем в магический круг. Что говорит Галилей? Что говорит почтенный Браге? Вот тебе кошелек, сводник. Послушай, как звенит! Это приятнее, чем музыка сфер.
Наш некромант, приведенный в замешательство таким натиском, не дал никакого ответа и, взяв свой жезл, начал весьма таинственно размахивать им над головой с целью припугнуть этих дерзких посетителей, которые, отнюдь не убоявшись его телодвижений, стали еще назойливее и даже пригрозили дернуть его за бороду, если он сию же минуту не исполнит их желания. Он знал, что может быстро утихомирить буянов, если позовет на помощь своего сообщника или хотя бы Хаджи, но, опасаясь разоблачения или просто суматохи, решил наказать их наглость иным способом, менее рискованным и, пожалуй, более надежным. Осененный этой мыслью, он указал жезлом на дверь помещения, где нашли пристанище леди, и оба сорванца, поняв намек, бросились туда без малейших колебаний.
Женщины, видя, что их убежище взято приступом, в ужасе заметались по комнате и были мгновенно взяты в плен врагами, которые, потащив их к окнам, распахнули в то же время ставни, и — о чудо! — один из героев узнал в захваченной им добыче свою собственную жену, а его спутник обнаружил, что налетел в темноте на родную мать. Велико было их взаимное изумление, вызванное этим открытием, которое погрузило их всех в молчание, длившееся несколько минут. За это время леди успели прийти в себя, и речь повела старшая из них, сурово упрекавшая сына за распутство, которое наложило на нее неприятную обязанность следить за его поведением и подстерегать его в местах, пользующихся столь дурной репутацией.
Покуда рачительная мать упражняла свое искусство распекать, подающий надежды молодой джентльмен стоял, засунув руки в карманы, насвистывая арию из оперы и, казалось, не обращал большого внимания на попреки своей родительницы; а другая леди, подражая столь совершенному образцу, накинулась на своего супруга, которого горько укоряла за распущенность и невоздержанность, желая знать, что может он привести в оправдание последнего своего проступка. Удивление, вызванное столь неожиданной встречей, уже в значительной мере уничтожило действие вина, выпитого им в большом количестве, и своим протрезвлением он воспользовался прежде всего для того, чтобы обдумать мотивы, которые побудили его жену явиться на это свидание. Так как у него были все основания полагать, что ей совершенно чужда ревность, он, естественно, отнес эту встречу на счет какой-нибудь другой страсти, и досады его отнюдь не уменьшило то бесстыдство, с каким она его теперь бранила. Посему он выслушал ее с серьезным или, вернее, мрачным видом, и на вопрос, которым она закончила свои обвинения, ответил с большим спокойствием:
— Сударыня, я могу признать только одно: сводник допустил ошибку, которая принесла разочарование нам обоим; итак, сударыня, ваш покорный слуга!
С этими словами он вышел, явно огорченный; проходя через приемную, он покосился на чародея и весьма выразительно назвал его «великим мерзавцем». Тем временем младший, как и подобает почтительному сыну, проводил свою мамашу до портшеза; а другая посетительница, выбранив некроманта за то, что он не предвидел этого происшествия, удалилась в глубокой печали.
Когда путь был свободен, Перигрин вышел из своего убежища и поздравил приятеля с мирным окончанием подслушанной им сцены; но, не желая испытывать в будущем подобные неудобства, они решили вставить в наружную дверь решетку, через которую сам предсказатель мог бы разглядывать всех посетителей, прежде чем они будут допущены; тем, чей вид ему не понравится, Хаджи сообщит, не открывая двери, что хозяин его занят. Благодаря такой уловке они могли избегнуть и тех затруднений, какие должен был испытывать Кэдуоледер, давая ответы лицам, ему незнакомым, ибо первоначальный замысел приятелей заключался в том, чтобы подвизаться только среди светских людей, из которых почти все были лично известны самозванному волшебнику и его помощникам.
И в самом деле, никто из этих союзников, да и сам Кэдуоледер, похвалявшийся знанием человеческой природы, даже и не подозревал, что его притворная мудрость привлечет не только наиболее слабоумных представительниц женского пола; занимаясь своим волшебством, он убедился, что перед его сверхъестественными способностями преклоняются лица обоего пола, всех видов и званий, и имел случай наблюдать, что, как бы ни был человек во всех других отношениях хладнокровен, осторожен и рассудителен, но если дело коснулось страстей, он готов в погоне за помощью и удовлетворением прибегнуть к любому средству, самому бесполезному, пустому и нелепому.
Согласно надеждам и ожиданиям сообщников, о последнем происшествии шепотом рассказывали участвовавшие в нем леди, и спустя несколько дней об этом событии заговорили повсюду, причем его передавали с бесконечными прикрасами, которые были придуманы обеими заинтересованными сторонами, давно уже недолюбливавшими друг друга и теперь весьма довольными возможностью насладиться местью.
Эти толки, рассеивая сплин, в то же время увеличивали славу чародея, которого обе леди изображали как человека в своем роде необычайного; и как только была переделана его дверь, ему представился случай воспользоваться новым приспособлением, чтобы оградить себя от вторжения великого множества людей, перед которыми ему нелегко было бы оправдать свою славу.
Среди лиц, появившихся у его решетки, он заметил одного священника, который был ему давно известен как смиренный слуга великих мира сего, иной раз содействовавший их утехам. Сей левит пришел переряженным, надев пальто, сапоги и платье, совершенно не похожее на одежду лиц его звания, и, будучи допущен, попытался выдать себя за деревенского сквайра перед волшебником, который, назвав его по имени, предложил ему сесть. Так как этот прием соответствовал молве об искусстве нашего чародея, священник заявил, что отказывается от всякого притворства. Выразив полную уверенность в том, что сверхъестественные знания прорицателя не исходят от общения со злыми духами, но являются непосредственным даром неба, он объяснил свой визит желанием узнать о здоровье одного доброго своего друга и брата, у которого есть приход в такой-то деревне, и осведомиться, когда наступит конец бренному существованию старого и немощного друга, дабы ему, священнику, дано было печальное утешение напутствовать собрата в последние минуты и помочь ему приготовиться к жизни вечной.
