Я взглянула на часы. Было самое начало двенадцатого. Я вышла в холл, заглянула с балкона вниз, но никого не обнаружила.

— Конни? — тихо окликнула я и испугалась собственного голоса. Если в здании не Конни, а кто-то другой, пусть знают, что я тоже нахожусь здесь. И опять никто не отозвался.

В глубине слабо освещенного холла чернел прямоугольный проем двери, оттуда кто-то мог следить за мной. Я снова заставила себя крикнуть:

— Кто там?

Молчание.

Потом опять послышался уже знакомый мне звук. Точно такое же поскрипывание-потрескивание, словно где-то открывают окно, не в коридоре, как мне показалось сначала, но где-то наверху, надо мною. Может быть на чердаке? Там, помнится, был запасной выход с пожарной лестницей. А вдруг кто-то пытается таким путем проникнуть в здание?

Я вернулась в библиотеку и, затаившись у столика с журналом, стала слушать. Однако никаких звуков больше не было слышно.

И все-таки что-то было не так. Что-то настораживало меня. Сначала я подумала, что это всего лишь игра воображения. Но потом убедилась: нет, это не так. Откуда-то повеяло ночной прохладой. Все окна в библиотеке были плотно закрыты. Свежий воздух мог проникнуть только с чердака, по узкой винтовой лестнице. Значит, люк на верху лестницы открыт.

Мое дальнейшее поведение вполне достойно самой высокой награды за выдающуюся глупость. Я считала себя гораздо умнее злодея, который к тому времени совершил уже два зверских убийства и дважды обвел полицию вокруг пальца.

Я решила во что бы то ни стало выяснить в чем дело. Нарочно наступая так, как, по моему мнению, должен поступать человек, не подозревавший ничего плохого, я решила сделать вид, будто собираюсь уходить из библиотеки. Я раскрыла лежащий на столике огромный фолиант, а потом с шумом его захлопнула; взяла с полки две книги и бросила их на стол, будто уронила; выключила настольные лампы; подошла к дверям и, оставаясь внутри, плотно прикрыла их, как если бы ушла из библиотеки. Затаив дыхание, я стояла в темноте. Луна наконец проступила сквозь густую пелену облаков, и ее тусклый матовый свет проник сквозь окна в библиотеку. Когда мои глаза привыкли к темноте, я смогла различать окружавшие меня предметы. К тому же я прекрасно ориентировалась в хорошо знакомом мне здании, а потому легко добралась до лестницы, ничего не задев и ни обо что не споткнувшись.

Я стала подниматься по лестнице, стараясь не скрипеть и не шаркать подошвами по ступеням и даже не дышать. Один шаг, два, три…

Поднявшись до половины лестницы, я снова услышала звук. Легкий стук, как будто кто-то наверху наткнулся на какой-то предмет. Звук, казалось, исходил откуда-то из глубины чердака, и это прибавило мне смелости. Я продолжала подниматься по лестнице и вскоре достигла верхней ступеньки. Здесь я постояла немного, пытаясь вспомнить планировку чердака.

Рядом со мной был лифт, за которым следовала дверь, ведущая к главной лестнице. Я знала, что там находится выключатель, но меня отделяло от него несколько рядов металлических стеллажей. И хотя между ними имелся широкий проход, я не могла вспомнить, как до него добраться. Мне предстояло двигаться ощупью.

Будучи уверенной, что действую абсолютно бесшумно, я почти сразу же нащупала край стеллажей. Потом осторожно, стараясь не наступить на какой-нибудь валяющийся на полу предмет, стала пробираться вперед, как мне казалось, по проходу. Я надеялась быстро одолеть проход, полагая, что после этого можно будет отбросить все предосторожности, включить свой фонарик и броситься к выключателю.

Однако моему замыслу не суждено было осуществиться.

Двигаясь очень медленно, я вдруг ощутила мощную волну электрических «иголок». Я сразу же поняла, что это реакция моего тела на тепло, излучаемое каким-то человеком, находящимся в непосредственной близости от меня.

В тот самый момент, как я поняла, что столкнулась лицом к лицу со злоумышленником, произошло непредвиденное.

Я даже не успела сообразить, как мне следует действовать дальше. Кто-то изо всех сил ударил меня по голове. Голова, казалось, с треском раскололась, и я закружилась в водовороте пурпурных искр.

После такой травмы головы, как у меня, сознание возвращается очень медленно. Едва я пришла в себя, я поняла, что лежу на больничной койке с невыносимой головной болью. И еще что у меня повреждены бедро и спина, а запястье правой руки забинтовано и что кто-то, вероятно сиделка, трогательно ухаживает за мной.

По-видимому, прошло немало времени, прежде чем мое сознание окончательно прояснилось, и я узнала сидящую возле кровати Тэрри Карр. Судя по темноте за окном, я поняла, что была ночь. Позже я слышала, как Тэрри разговаривала с врачом и с сестрой. А потом я опять уснула, а когда проснулась, шум в голове немного поутих, и я смогла оглядеться по сторонам.

Тэрри по-прежнему сидела рядом, сочувственно глядя на меня. Она почти все время молчала, сказала только, чтобы я ни о чем не беспокоилась, что я скоро поправлюсь, а сейчас должна отдыхать. Но поскольку я привыкла немедленно выяснять все, что меня интересует, я стала задавать ей вопросы и в результате смогла в общих чертах представить себе, что со мной случилось.

Мои воспоминания обрывались на том, что я решила подняться на чердак. По словам Тэрри, никто, естественно, не знает, что произошло затем. Меня обнаружила лежащей без сознания на чердаке Констанс Берджесс, пришедшая поздно вечером в сопровождении Кертисса в Главный Корпус, чтобы сделать запись в школьном журнале. Кертисс остался ждать Конни в холле на первом этаже, а она стала подниматься на второй этаж, когда сверху раздался мой отчаянный крик и вслед за этим они услышали, как что-то тяжелое рухнуло на пол. Они тотчас же бросились на чердак — выяснить в чем дело.

— Они обнаружили вас погребенной под стальным стеллажом, а из глубокой раны на запястье фонтаном хлестала кровь, — рассказывала Тэрри, — Констанс разорвала первый попавшийся ей под руку костюм и наложила вам на руку жгут, а Кертисс вызвал полицию и «скорую помощь», после чего разбудил меня.

К тому времени, когда утром вернулась из Вашингтона Эллен, полиция уже составила полное представление о случившемся. Мне, как и Гертруде Эйбрамз, удар был нанесен сзади, только не задвижкой от рамы, а тяжелой деревянной подставкой для книг. На ней были обнаружены мои волосы. После того как я без сознания упала на пол, злоумышленник повалил на меня многоярусный металлический стеллаж и рассек осколком стекла запястье, чтобы создать видимость несчастного случая. Вспугнутый внезапным появлением Констанс, злоумышленник бросил стекло слишком далеко от меня, так что поверить в несчастный случай было никак невозможно.

Эллен сразу же явилась навестить меня.

— Если бы не находчивость Конни, — сказала она, — все могло кончиться значительно хуже, Маргарет.

Спина, видимо, была повреждена стеллажом, и Тэрри сказала, что тут мне тоже повезло:

— Доктор говорит, что вам просто чудом удалось избежать перелома позвоночника и таза.

Я мысленно воздала хвалу теннису, Джейн Фонда и двухмильным пробежкам через день.

Разумеется, я получила еще одну травму, куда более серьезную, чем все эти. При том, что мне все-таки посчастливилось выудить важную информацию в лаконичных записях Конни, моя гордыня была повержена в прах. Я даже назвала бы это потерей лица. Майкл явился меня навестить во второй половине дня, когда Эллен и Тэрри уже уехали из больницы. С охапкой весенних цветов и такой неподдельной тревогой в глазах, что я мгновенно насторожилась. Не дав ему возможности вымолвить слово, я с ходу выпалила:

— Почему вы продолжаете ходить вокруг да около, Майкл, вместо того чтобы сказать прямо?

— Сказать — что?

— То, что вы думаете. Что я поступила нечестно по отношению к вам и что я либо ненормальная, либо дура, либо вздорная, либо и то и другое и третье вместе взятое. Я знаю, что именно так вы и думаете.