— Вовсе нет, — сказал он и улыбнулся своей обезоруживающей улыбкой. — Честно говоря, я думал о том, что вам совершенно не требуется косметика. Без косметики вы выглядите точно так же. Правда.
Я лишилась дара речи, а когда обрела его снова, Майкл уже не улыбался, а смотрел на меня пристально, буквально пронзая взглядом насквозь.
— Ну что ж, Маргарет, вы правы, — сказал он. — Давайте перейдем к делу, и для начала скажите, какого черта вы отправились среди ночи на чердак?
От этих его слов я сразу же почувствовала облегчение и стала рассказывать, как у меня возникла странная мысль, что, возможно, мне удастся найти что-нибудь интересное для следствия в школьном журнале, и как я преуспела в этом, и как потом с чердака потянуло прохладой и я пошла туда выяснить в чем дело.
Он укоризненно покачал головой и спросил:
— Вы не догадываетесь, кто мог на вас напасть?
Я горестно вздохнула.
— Конечно, нет.
— Подозреваете ли кого-нибудь?
— Нет. Видимо, это тот самый человек, которого мы разыскиваем.
— Извините, — возразил он. — Вовсе необязательно. Тут могут быть замешаны двое.
Да, конечно, подумала я. Я и сама склонялась к этому выводу.
— Но в моем случае Конни Берджесс остается вне подозрений.
— Только благодаря Кертиссу.
Я слегка опешила.
— Что вы хотите этим сказать?
— Я хочу этим сказать, что она пришла в Главный Корпус, увидела вас, устроила вам ловушку, а потом, не знаю уж по какой причине, возможно, для того, чтобы направить нас по ложному следу, если она думает, что мы подозреваем ее в убийстве Хьюз и Эйбрамз, сделала вид, что спасла вас.
— Майкл, это же чистейшая паранойя!
Он рассмеялся:
— Я сталкивался с фактами почище. Но этот случай — хрестоматийный. Кертисс ей нужен для алиби, если, конечно, они не действуют сообща, но это уже из области фантазии. Поэтому, согласен, Констанс не могла совершить покушение на вас.
— И Перселл тоже вне подозрений, — сказала я. — Никогда не поверю, что он мог тайком пробраться сюда только затем, чтобы напасть на меня.
— Конечно, особенно если учесть, что он сейчас содержится под стражей. Нью-йоркская полиция арестовала его вчера днем в Сиракузах по какому-то пустячному обвинению и поэтому не сможет долго держать его в участке. Сегодня утром мне позвонили оттуда и сообщили, что он утверждает, будто бежал из «Брайдз Холла» из опасения стать очередной жертвой.
Он встал, чтобы поправить букет, который медсестра поставила в вазу.
— Я был уверен, что именно этим он будет объяснять свой побег, — продолжал он. — Но мы не узнаем, прав я или нет, если не сумеем заполучить его на основании приказа об экстрадиции. Впрочем, приказа такого может и не последовать, поскольку он заручился услугами очень сильного адвоката.
Майкл снова сел.
— Ну, а теперь о школьном журнале. Так что же вам удалось из него выудить?
Я стала рассказывать, а когда закончила свой рассказ, он минуту молча смотрел на меня, а потом, слегка присвистнув, сказал:
— Очень интересно. Очень. Мы все тщательно проверим. В авиакомпаниях и, может быть, через секретаря Берджесса. Если Констанс окажется права, я хотел бы пока держать Эллен в неведении относительно того, что нам известно.
— Почему? — удивилась я. Воскресшая в памяти история с «Бутсами» существенно подорвала мое сочувствие к Эллен. Я понимала, что, примчавшись навестить меня и выказывая мне свое дружелюбие, она преследует одну цель — отвести от себя подозрения. — Разве Эллен не является главным подозреваемым лицом?
— Лицом, подозреваемым в чем? В совершении убийства или в посещении газебо? Не горячитесь, Маргарет. Возможно, вы доказали, что Эллен могла быть в газебо, но вы не доказали, что она действительно была там.
— Это она на фотографии Мэри, Майкл, — не сдавалась я. — Она, я точно знаю.
— Пусть так. Но согласится ли с вами суд? На фотографии даже не видно лица. Отсутствуют какие-либо бесспорные приметы. Характерная для нее осанка, поза — и все? Изображение к тому же расплывчатое, несфокусированное.
Я не могла ничего возразить на это, потому что он был прав.
Между тем Майкл продолжал:
— Послушайте, надо набраться терпения. Одно дело подозрение и совсем другое — доказательство; у нас нет никаких, даже самых незначительных улик, скажем, волоска с головы, не говоря уже об отпечатках пальцев. Ничего. И пока у нас нет доказательств, мы должны держать в строжайшей тайне то немногое, что нам уже известно, чтобы не насторожить преступника и не побудить его понадежнее замести следы.
Я была обескуражена до крайности. Получалось, что предпринятая мною ночная вылазка, чуть было не окончившаяся для меня трагически, оказалось напрасной. И мне оставалось утешаться лишь тем, что удалось обнаружить в Джорджтауне.
— Вы навели справки относительно Патриции Дженсен? — поинтересовалась я.
— Да. Это действительно Эллен. Консалтинговая фирма зарегистрирована год назад в Делавэре. Эллен является единоличной владелицей фирмы с конторой в Бостоне. Вашингтонский адрес используется для корреспонденции, это квартира Эллен. Всего на счету фирмы в Бостонском банке числилось семьдесят три тысячи долларов, шестьдесят три были ею сняты. По нашему мнению, большая часть этих денег ушла на оплату квартиры — две тысячи в месяц.
Майкл помолчал немного, потом продолжал:
— Маргарет, вам никогда не приходило в голову, что все это может быть известно кому-то еще, кроме нас?
Я сразу же поняла, кого он имеет в виду. А когда поняла, то удивилась, как это не пришло в голову мне раньше.
— Вы считаете, что кто-то шантажирует Эллен? И скорее всего этот кто-то — Синий Берет?
— Это многое объяснило бы, верно?
— Несомненно, — согласилась я.
Майкл заговорщически улыбнулся.
— Представьте себе, — начал он, но прервал себя на полуслове, чтобы сделать небольшую оговорку: — Только учтите, это не официальная версия, — а потом продолжал: — Так вот, представьте себе, что Синий Берет, встретившись в газебо с Эллен, требует поделиться с ним, или с ней, деньгами Берджесса, но тут случайно появляется малышка Мэри, которая представляет для них опасность, ибо может отлучить их от золотого тельца. Если избрать эту версию, то по крайней мере появится ясность в отношении мотива преступления, совершенного Эллен или Синим Беретом.
Майкл был прав, но жестокость случившегося потрясла меня до глубины души, и я не могла поверить, что Эллен способна пойти на убийство ради сокрытия тайны о хищении чужих денег, равно как не могла поверить и в то, что шантажист способен пойти на такой страшный риск ради получения незначительной суммы, поскольку большую часть похищенных денег Эллен уже потратила.
Я поделилась своими сомнениями с Майклом, но он возразил:
— Дарственный фонд Берджесса исчисляется миллионами, и шантажист вполне может потребовать от Эллен любую сумму. Однако меня не покидает странное чувство, — и не спрашивайте, на чем оно основано, — что если мы действительно имеем дело с шантажистом, то речь идет вовсе не о деньгах.
— Тогда о чем же?
— Этого я пока не знаю.
— Как же теперь нам следует действовать?
— Ждать, — сказал он. — Терпеливо ждать. Мы пытаемся найти кассету, если только она вообще существует или если она не была уничтожена. Мы надеемся, что помимо птичьих голосов на ней окажется кое-что еще.
Он поднялся, собравшись уходить, и вдруг спросил:
— Как вы себя чувствуете? Я имею в виду возможность дальнейшего пребывания в «Брайдз Холле». Я считаю своим долгом еще раз повторить, что вы имеете полное право вернуться в Нью-Йорк.
— Чего вы, конечно, очень желали бы, — парировала я.
— Как должностное лицо полиции — безусловно.
— А как недолжностное лицо? — спросила я.
Он устало улыбнулся, и мне стало ясно, что я лишь осложнила его жизнь. Хлопоты по обеспечению моей безопасности, конечно же, перевешивают ценность моего потенциального вклада в расследование преступления. Я знала, что лучше всего мне было бы уехать и предоставить ему самому вести следствие. Но пока я не могла уехать. Кроме того, мой молчаливый обет, данный Салли и памяти Мэри Хьюз, обязывал меня во что бы то ни стало находиться на борту «Королевы Мэриленда» во время предстоящих состязаний.