Установить, в каком номере остановилась Замонова, помогла дежурная по гостинице.

В присутствии понятых работники милиции вошли в небольшой чистый номер. Слева деревянная кровать. Справа шкаф и столик с графином. А вот и батарея.

— Что под ней? — нетерпеливо спросил Дианинов.

— Сейчас, товарищ полковник. Вот они, цифры 52.

С какой силищей, однако, врезала она их в кирпич!

Эксперт защелкал фотоаппаратом.

...Девочку звали Зебо[16]. Она и в самом деле была красивой. Но с некоторых пор ей стали внушать, что она дурнушка и никогда не выйдет замуж. В тринадцать лет это мало печалит. Она училась в шестом классе и вовсе не думала о замужестве.

После смерти родителей она жила у брата Исрафила. Жена у него рожала девочек. Он все грозился ее прогнать. Зебо жалела ее, старалась помогать по хозяйству и в ответ получала скупую ласку. А брата она боялась: нрава он был крутого.

Потом стала захаживать сваха. Вот тогда и стали внушать девочке, что она дурнушка. А потом вдруг объявили, что добрый человек хочет взять ее в жены.

— Иди, — уговаривала сваха, — попадешь в рай.

Брат тоже настаивал:

— Третьей жене пророка Мухаммеда было девять лет.

Так ее увезли в другой кишлак, будто бы к родственникам. Не выдержала эту пытку Зебо, сбежала к брату. Но он получил калым и вернул ее в ненавистный дом, избив до полусмерти. За это отбывал наказание в колонии усиленного режима Исрафил Мирзоалиев.

Судили его вместе с незадачливым «мужем» — бывшим хатибом, муллой соборной мечети, и срок они отбывали вместе. Но хатиб на третьем году скончался. Стар был и слаб. Сбежал из лазарета и прямо на тюремном дворе отдал богу душу. Однако успел за два с лишним года, что провел на одних нарах с Мирзоалиевым, внушить ему волю аллаха: мстить за свою неудавшуюся жизнь.

Мирзоалиев остался один. Копил злобу.

Хозяином в доме Мирзоалиева после его ареста стал свояк — председатель Коргарского сельпо Ульфатов. Это не без его участия совершилась сделка с муллой. Тогда он изрядно передрожал. Но сообщники его не выдали. Когда Мирзоалиев отбыл срок, Ульфатов устроил его шофером в сельпо.

А Мирзоалиев все копил и копил злобу. Однажды он пытался излить ее на человеке. Но тот оказался сильнее его, и домой Мирзоалиев вернулся избитый. Всю ночь он ворочался и стонал. Думал, как теперь быть. Забылся под утро. Ему приснился хатиб: «Женщину бей топором... топором... топором!»

Вскочил в холодном поту. Женщину — топором?! Вспомнил адат: «Женщину бей. Если не умрет она от побоев, то убивай тупым топором». И сразу: не женщина ли причина всех его бед?!

Знамение бога!.. Теперь он знал, что надо делать.

«Машалла — машалла!» — так бог пожелал...

Он калечил жизни и пьянел от своей лютой мести. Потом на его пути повстречалась Симбирцева. Он тщательно скрыл следы преступления. Так, по крайней мере, ему казалось еще недавно. И вдруг все рухнуло. Труп учительницы обнаружен. Мирзоалиев успокаивал себя тем, что мертвые не говорят. Но страх уже овладел им, не отпускал.

В это утро Мирзоалиев выехал из гаража, испытывая неприятную слабость. За поворотом был пост ГАИ. Мирзоалиев сбавил скорость.

Автоинспектор поднял жезл. Мирзоалиев включил правый поворот и, приняв в сторону, остановил грузовик.

Автоинспектор подошел к нему.

— Здравствуйте, товарищ лейтенант. — Мирзоалиев протянул руку. У него было нездоровое лицо с мешками под глазами. Раздвоенный подбородок. Приметные уши — оттопыренные, с прилипшими к щекам мочками.

— Прошу предъявить документы, — сказал лейтенант.

Мирзоалиев охотно полез в карман: документы были в порядке.

— У вас не работают сигналы поворота, — сказал лейтенант, пряча его документы в планшет.

Мирзоалиев торопливо вылез из кабины, чтобы самому убедиться в неисправности. И тут к нему подошли двое.

При обыске у Мирзоалиева был изъят нож с искривленным клинком.

Прямо по коридору. Последняя дверь налево.

Старик осторожно толкнул дверь.

— Вы ко мне? — отрываясь от бумаг, спросил Музаффар-заде.

Старик подтвердил. Следователь прокуратуры предложил ему стул.

— Охранник я. — Старик пожевал губами. — В Коргаре работаю. В сельпо.

Его уже допрашивал старший лейтенант Негматов. Но вот вспомнился еще один случай, и послал его товарищ Негматов сюда.

— Вернулся Мирзоалиев из рейса, — сказал старик, — а одежда в крови. Замыл он ее, да я сразу заметил. «Откуда кровь?» — «Барана резал». Тогда я это в расчет не взял. А тут сомнение. Места себе не нахожу. Что, если не резал он никакого барана?

— Когда это было? — спросил Музаффар-заде.

Старик передернул плечами.

— Ну вспомните, во что он был одет?

— В ватнике он был!.. Стало быть, ближе к зиме. А забыл я потому, что никогда больше этого ватника на нем не видел.

Музаффар-заде пригласил Дианинова и Саидова к себе.

— Экспертиза изобличает Мирзоалиева: на пивных пробках следы его зубов. Но главное, спектральный анализ. Тот самый обломок ножа... Одним словом, спасибо, дорогие товарищи.

Заваривая крепкий зеленый чай, сообщил о заявлении охранника.

— Найдите мне этот ватник!

— Легко сказать.

— А если это кровь Симбирцевой? — загорелся следователь. — Тогда мы будем иметь последнюю улику. — И он стал выписывать ордер на обыск.

Мерзкий выдался день. Дождь, мелкий, холодный, совсем не летний, а скорей сентябрьский, моросил с самого утра. Серая пелена окутала дома, улицы. Прохожие, прикрывшись зонтиками, запахнувшись в плащи, спешили по мокрому асфальту к теплу и крыше. В такой ненастный день, особенно в разгар лета, вольно или невольно начинает портиться настроение, все вокруг кажется унылым, безрадостным. Особенно если что-то не клеится на работе.

А у них, в розыске, тогда действительно не клеилось. Шла волна квартирных краж. Вроде бы все меры были приняты, все ходы и выходы, перекрыты. И никаких результатов. Словно действовали невидимки. Наваждение какое-то, мистика. Грабежи совершались в основном в центре Москвы, в больших домах, где тебе и лифтеры, и дворники, и сотни других глаз. Начальство нервничало, оперативники сбивались с ног. Кражи между тем продолжались.

В тот ненастный день произошло еще одно неприятное событие. В пятом часу дня в квартире известной народной артистки раздался звонок. Домработница приоткрыла дверь ровно настолько, сколько позволяла крепкая предохранительная цепочка. В проеме она увидела высокого, хорошо одетого мужчину с интеллигентным лицом, в пенсне. В руках он держал какую-то большую папку.

Мужчина вежливо поздоровался, показал домработнице папку и сказал:

— Это ноты. От товарища... — и он назвал фамилию известного композитора. Домработница знала композитора, он бывал у них. Через узкое отверстие папку было брать неудобно. И она открыла цепочку.

Дальше женщина смутно что помнила. Она увидела около своего горла бритву и тут же лишилась сознания. А актриса между тем сидела у себя в кабинете, читала книгу и ничего не слышала. Но вот в кабинет отворилась дверь, и она увидела двух незнакомых мужчин. Острое чувство тревоги охватило актрису. Они подошли к ней, схватили за руки, завернули их за спину кресла, обвязали каким-то шнуром.

Актриса была уже очень пожилой и не особенно здоровой. Но она не потеряла самообладания. Она даже заставила себя презрительно улыбнуться:

— Наверное, только в старых романах грабители были чуть-чуть джентльмены.

— Где деньги? — зло спросил «интеллигент».