Вначале он все молчал. Въехали мы в горы, и тут он вдруг свернул с дороги. «Это еще куда?» — «Мусульманин я». — «Ну и что?» — «Молиться, — говорит, — время». Остановил он машину в таком месте, где, кроме нас, никого не было. Вышел из кабины. Расстелил вроде бы коврик — и на колени. «Иншалла, иншалла...»

Смешно мне. Кончил молиться. Зовет. «Гляди, как хорошо тут». Подхожу к нему. «Иншалла — это что?» — спрашиваю. «Если, — говорит, — аллах пожелает!» — и меня на коврик. Ну вот, думаю, рассчитались... Потом он пиво из-под сиденья достал. Меня угощает, а сам не пьет. Обходительный. Жениться обещал. У мусульман, говорит, по закону четыре жены положено.

Стемнело, когда мы к Садбаргу подъехали. Ссадил он меня на окраине. Гляжу, перекосило всего. Нож вытащил. «Адат знаешь?» — «Откуда мне знать?» — «Сейчас разъясню». Я чуть живая от страха. «Хоть слово кому — и конец! — Нож приставил. — Машалла. — Объяснил: — Так бог пожелал!»

Из кабины вылезать не стал. Я сама свой чемодан из кузова сбросила. Да сумку эту прихватила. У него там были ящики с товарами...

Дианинов приказал:

— Дать ориентировку. Машина бортовая. В конце февраля была загружена промышленными товарами, в том числе сумками такими-то. И еще: шофер совершает религиозные обряды.

Музаффар-заде вызвал Маркину в прокуратуру. Уточнить кое-какие детали.

— Он угощал вас пивом, — напомнил следователь. — Чем откупоривал бутылки?

— Зубами. У него это ловко получалось.

Музаффар-заде направил выловленные металлоискателями пробки от пивных бутылок на стоматологическую экспертизу.

Саидов нарезал любительскую колбасу и принялся за хлеб. Ломтики получились тоненькие. Он пожалел, что рядом нет жены. Она бы его обязательно похвалила.

И сразу стал думать о диссертации, которую она должна защитить на этой неделе. О банкете, с которым ей без него не справиться. Вздохнул.

Колчин раздобыл кипяток и заварку.

Пришел Дианинов. На столе колбаса, масло.

— Богато живете, — сказал он.

В дверь постучала дежурная по этажу:

— Вот давеча вы беседовали с нами...

Случай, о котором хочет рассказать, произошел в августе прошлого года.

— Часов в семь утра пришла к нам в гостиницу женщина, а на самой лица нет. Поселилась в отдельном номере. Слышу, плачет. Я толкнула дверь. Заперта. Постучалась. «Кто там?» — «Дежурная». — «Что надо?» — «Может, помочь чем?» — «Нет». А потом сама позвала. Добиралась на попутном грузовике. Но шофер проколесил с ней всю ночь и напоследок ограбил. Заняла она у меня тридцать рублей. А вскоре прислала перевод. Очень просила об этой истории никому не говорить. Я и не говорила. Вам первым. Вдруг пригодится.

— Спасибо, — сказал Дианинов. — А как фамилия той женщины?

— Замонова Биби-ханум. Приезжала по каким-то делам в командировку.

— Уж не выйдем ли на преступника? — спросил Саидов, когда дежурная ушла.

— Будем проверять все версии — обязательно выйдем. — Дианинов налил в стакан остывший чай и, сделав глоток, поморщился.

Потом он разговаривал с женой. И с Машенькой. Она уже была дома. Бросить бы все сейчас — и к ним. Повод имеется. Кому-то надо лететь в Душанбе. К женщине, про которую рассказала дежурная по гостинице. Вот он и полетит.

— Закажите билет на самолет.

— На чье имя? — спросил Саидов.

— На ваше, — улыбнулся полковник. — Вы думаете, я забыл про диссертацию?

— Пусть летит Колчин, — возразил Саидов.

«Завтра у Татьяны день рождения!» — вспомнил полковник. Колчина бы он тоже отправил в Душанбе. Но лететь мог только один.

Майор стал возражать:

— У Татьяны каприз...

Саидов перебил:

— Если я не приеду, жена поймет, что не смог. А Татьянка твоя... Из нее человека лепить надо!

— Собирайтесь, Колчин, — решил полковник.

Замонова Биби-ханум. Место работы — проектный институт. Домашний адрес. Телефоны: служебный, домашний.

Все это Колчин уже знал, садясь в самолет. Он летел и думал, что даст ему эта поездка. Конечно, Замонова может замкнуться, как Валентина Папуш. Полгода хранит свою тайну. Нетрудно догадаться почему.

Взяв в аэропорту такси, Колчин поехал в институт. Но он все-таки опоздал. В институте сказали, что она ушла перед самым его приходом. Возможно, он даже встретился с ней в вестибюле. Одета в синий костюм. В руках плащ.

Колчин быстро вышел на улицу и увидел ее в тот момент, когда она переходила улицу. Рядом вышагивал мужчина с портфелем. Колчин понимал, какой деликатный предстоит разговор, и начинать его при посторонних не имел права.

Холодный ветер, поднявшийся вдруг, напомнил, что лето еще не пришло.

Защищаясь от ветра, Замонова повернула голову. У нее был красивый профиль. Строгое, смуглое лицо, пожалуй, с чересчур правильными линиями. Выразительные миндалевидные глаза. Зябко поеживаясь, она развернула плащ, и мужчина с портфелем помог ей надеть его.

Колчин достал пачку БТ. В ней оказалась последняя сигарета. Он увидел табачный киоск, но побоялся потерять Замонову из виду. И правильно сделал. Замонова вдруг распрощалась с мужчиной и свернула к гастроному.

Колчин догнал ее.

— Товарищ Замонова!

Она остановилась.

— Я из милиции.

Брови у нее дрогнули.

— Летом прошлого года вы были в командировке...

Она сухо перебила:

— Я часто бываю в командировках.

— Меня интересует только одна. Август. Зангор.

— Не помню.

— Совершено преступление. В горах обнаружен труп женщины.

Она, почувствовав слабость, прислонилась к холодной стене дома. На них стали обращать внимание.

— Пойдемте отсюда, — сказал Колчин.

— Хорошо, — согласилась она, пересиливая себя.

Они вернулись в институт. Она проводила его в свой кабинет.

— Я знала: это нельзя скрыть совсем, но все же на что-то надеялась. — Полезла в сумочку за платком. — Так вы говорите, убита женщина?.. Где?

Колчин стал подробно описывать место, где были обнаружены останки учительницы Симбирцевой.

— Там еще неподалеку есть мост.

— Деревянный, без перил, — сказала она бледнея.

— Вы помните этот мост? — спросил он, напрягаясь.

У нее вдруг пропал голос. Она силилась что-то сказать, но только глотала воздух.

Она родилась в Самарканде. Дед был искусным гончаром. Она считалась его любимой внучкой. И это он дал ей имя Биби-ханум. Когда она была еще совсем маленькой, он сажал ее на колени, перебирал своими шершавыми, холодными от глины пальцами все сорок ее косичек и рассказывал о красавице Биби-ханум — любимой жене могучего Тимурленга.

Однажды в отсутствие своего грозного повелителя она решила построить мечеть, какой еще не знал мир. Созвала лучших мастеров. Выложила перед ними все свои неисчислимые сокровища. И вот уже все восемь куполов поднялись к звездам. Осталось возвести лишь портальную арку. Но тут пришла весть, что скоро вернется Тимурленг. Тогда она попросила молодого зодчего ускорить строительство. Он, плененный ее красотой, обещал все сделать, если она позволит поцеловать ее. Царица согласилась. Поцелуй его был так горяч, что на щеке красавицы осталось пятно. Потом это пятно увидел Тимурленг и приказал казнить зодчего.

Знала Биби-ханум, что это легенда. Но мечтала встретить человека с таким же горячим сердцем, как у несчастного строителя.

— Иншалла, — улыбался дед.

Все было красиво в ее жизни. Отец любил музыку и виртуозно играл на рубобе[13]. В их доме часто собирались гости. Среди них были известные гафизы[14]. Затаив дыхание она слушала их песни. А потом оказалось, что у нее тоже хороший голос.

Она училась в университете и там познакомилась со своим будущим мужем. Когда он в первый раз поцеловал ее, она долго смотрелась в зеркало, искала пятнышко на щеке. И совсем развеселилась, когда подруги сказали, что у нее горят щеки.