— «Знай, что мощный я и руками и ногами. Как всадник, хороший всадник я. Как лучник, хороший лучник. Как копейщик, я хороший копейщик. Помни об этом, царь Скифии. Бог и великий Ахурамазда, который эту землю создал, который небо создал, который человека создал, он меня, Дария. царем сделал, единым над многими. Все совершить я в состоянии. Помни об этом, царь Скифии».

— Брат Иданфирс! — вскричал Скопасис. — Перс называет нас трусами. Дадим бой. Я покараю Дария!

— Братья! Авхаты оставили поля и селения. Жены и дети наши прячутся. Созревает на полях хлеб. Скоро жатва, а мы далеко. Что нас ждет зимой? Что ожидает остальных сколотов без нашего хлеба? Лучше погибнуть в бою, нежели умирать с голоду.

Старейшина катиаров Басадос ждал момента вставить слово:

— Мне радостно слушать отважных братьев моих, — начал он. — Но я видел персов вблизи. Это сила огромная, неисчислимая. У нас нет и третьей части войска Дария. Но недовольство подтачивает его воинов. Страх вселяется в их душу. И чем дальше заведем мы персов, тем больше страха нагонят на них наши боги. Я разъезжал по стану персов и слышал всякие разговоры. Грек Коэс имеет ремешок, на котором ежедневно завязывает узелки. Я спросил у него, зачем он это делает. Коэс не думал, что я смогу убежать, и он сказал: греческие тираны, которые строили мост через Истр, будут ожидать персидское войско и стеречь мост шестьдесят дней. Так приказал Дарий. Когда я в последний раз видел Коэса, он завязал тридцать пятый узел. Шестьдесят дней скоро минует. Персы беспокоятся. Я видел ремешки с узелками у многих воинов.

— Пусть царь персов хоть в десять раз сильнее! — воскликнул Скопасис. — Катиары хотят встать лицом к врагу! Я готов драться с пятью персами одновременно. Это говорю я, Скопасис. Если же брат наш Иданфирс нездоров, пускай передаст золотой топорик другому царю...

— Надо выйти из этих лесов, — заметил царь траспов. — Что за битва среди кочек и деревьев, когда и руке с копьем негде разгуляться?

Иданфирс оглядел вождей и группу побледневших бессмертных.

— Братья мои цари! Коварный перс хочет обмануть нас. Он пишет хитрое письмо, и у некоторых разум застилает гнев. Персу только этого и надо. Но кто из вас скажет, что я удираю от него? Я делаю то, что делал и в мирное время. Я выпасаю скот и каждый день выбираю новые пастбища. Я не имею ни городов, ни обработанной земли, чтобы опасаться за них. Когда перс догонит мои стада и будет угрожать им, я стану на бой. А сейчас и я, и мои стада, и мое войско в безопасности..

Иданфирс наблюдал, какое впечатление произвели его слова. Пата смотрела на Иданфирса с улыбкой. В знак согласия кивает головой краснощекий тяжкотелый царь траспов. Задумались другие вожди, поглядывая на старого воина Басадоса, который побывал во вражьем стане и знает, что говорит. Только Скопасис горячился: Иданфирс чересчур спокоен, и это может плохо кончиться для сколотов.

— Передай послам персидским, — приказал Иданфирс Басадосу, не обращая внимания на речи Скопасиса, — что властелинами над собой я признаю лишь Папая, моего бога и предка Апи — праматерь мою, Табити — хранительницу очага моего, Фагимасада — покровителя в боях. Дарию же пришлю подарки, пусть запасется терпением и ждет.

За Борисфеном, на сухих высоких местах, на просторных лесных полянах, начали попадаться селения невров. Услышав о нашествии, невры оставили селения еще до прихода сколотов.

Бродили волки покинутыми селениями, уверенно, по-хозяйски рыскали в поисках добычи и не обращали внимания на ездоков.

— Это невры! — воскликнул Басадос, указывая на зверей. — Я знаю, они обращаются в волков...

Воины обходили селения, не трогая волчьих стай...

Но недолго сдерживали доводы Иданфирса царей сколотских и вождей племен.

— Хорошо, братья мои, — сказал Иданфирс на совете, — время принять бой. Но выйдем из этих болот на земли агафирсов. Там развернем свой строй и станем против Дария. Так я думаю.

— Царь Иданфирс сказал мудро. Надо покончить с персами. Чтобы впредь не зарились на землю нашу. Мост через Истр — единственный обратный путь Дария. Греки с шестьюстами триерами охраняют его. Но греки-ионийцы стремятся к свободе — так объяснил мне один ольвиец. Если они действительно хотят этого, мы им поможем. И греки должны помочь нам. Пусть разберут мост.

— Старейшина Басадос был среди персов, и, очевидно, сам Папай навеял ему эту мысль. Пусть царь его Скопасис и сам он едут к Истру, — молвил Иданфирс.

— Царица Пата с дружиной поможет катиарам, если греки будут сопротивляться, — сказала Пата, и все одобрительно закивали головами.

— А чтобы не думал царь Дарий плохо о нас, с завтрашнего дня начнем тормошить его, — блеснул зубами Иданфирс — А особенно под вечер, когда усталые персы усядутся есть...

Скопасис радовался, что Пата вызвалась сопровождать его и катиаров. Но не понравилось иное — царь Иданфирс усылает его прочь от основного войска, чтоб не спорил и не смущал других... Сейчас, когда за спиною многочисленный враг, не время противиться Иданфирсу, не время показывать, кто из них сильнее. Но после победы сколоты поймут, кто должен стоять во главе всего войска.

...Хотя много в лесу тропинок, но тропинки Аспака и Опии сошлись. И оружейник, давший себе слово даже не смотреть в ее сторону, спросил:

— Зачем савроматы носят бронзовые зеркальца за поясом? Я свое давно выбросил.

Опия испуганно взглянула на юношу.

— Как? И ты не боишься теперь? У савроматов бронзовое зеркальце самая дорогая вещь. Если разобьется или потеряется зеркальце — погибнет скоро его владелец. Посмотри в мое, только не урони!

На золотистой глади зеркальца проступали лепестки крупной ромашки, а стебелек ее переходил в держак. Аспак посмотрелся в ромашку, пустил зайчик на хмурый, заросший мхом ствол осины.

— Почему не поехала со мной? Почему удрала?

— Савроматки умеют себя защищать.

— Я хотел, чтобы ты стала моей женой.

— Но ты не спросил меня. — Опия забрала у Аспака зеркальце, вложила его в футляр.

— У сколотое мужчина сам выбирает жену.

— Сколоты имеют не одну жену?

— Да, чем более знатный муж, тем больше у него жен.

— Сколько у тебя?

— Ни одной еще, — смутился Аспак, но глаза Опии радостно блеснули, и Аспак понял, что девушка не презирает его. — Ты будешь первой.

— Я хочу быть единственной женой у своего мужа.

— Не так у сколотов. Когда муж погибает в бою или умирает, жена ложится рядом с ним в могилу.

— Живая жена?

— Она убивает себя. Чтобы вместе быть и в стране мертвых. Так принято у сколотов.

— Нет у нас такого обычая. Я не смогу жить среди сколотов. Савроматки владеют луком, копьем, ездят верхом. А ваши женщины сидят на возах и выполняют рабскую работу.

— Не хочешь стать женой сколота?

— Если какому-то сколоту я понравлюсь, а он мне, то пусть берет свое и идет со мною жить на Танаис, как делали когда-то праматери и праотцы савроматов.

Чтобы он, Аспак, изменил роду, бросил катиаров и отправился в страну савроматов? За это боги покарают его, а Табити не пошлет ему сына... Надо забыть Опию. Среди сколотских девушек Аспак найдет верную жену, боги пошлют ему и стада, и табуны, и детей.

Аспак повернул лошадь и исчез между деревьев. Опия придержала своего гнедого, глядя вслед. Не рассказала ему Опия еще об одном обычае савроматском. Не может иметь мужа савроматка, пока не убьет хоть одного врага...

Утро выдалось ясным. Солнце еще пряталось за стеной деревьев, но над широким озером оно чувствовалось во всем: в прозрачном воздухе, в чистой воде, в росистой траве и ветвях.

Аспак снял с шеи гривну, расстегнул острополую куртку, вышитую на воротнике и груди сорочку. Бережно положил на землю фигурку Табити. Разделся, взял в руки комок глины и натер лицо, грудь, ноги, нырнул и долго плавал, разводя руками щекочущие водоросли. Вода была теплой, теплее воздуха.