– Точно?

– Да, спасибо.

Паркер сказала:

– Мы ненадолго. Если узнаете кого–нибудь, скажите детективу или служащему, они нас вызовут. Ладно?

– Да, хорошо. Спасибо.

Паркер и Уиллоус спустились в лифте на первый этаж. Двери раскрылись, и они прошли мимо приемной. Уиллоус кивнул полицейскому за столом, новичку, который был сыном парня, учившегося в одном с ним классе.

Паркер спросила:

– О чем ты думаешь, Джек? Ты вдруг погрустнел.

– Старый.

– Бредли?

– Нет, я. Куда пойдем?

– Как насчет японского ресторанчика на Уотер–стрит, того, где в витрине бамбук?

– «Кубико».

– Именно, – сказала Паркер. – «Кубико».

Небо над ними было безоблачное: глубокая, безупречная синева. Машины двигались сплошным потоком; по тротуарам сновали хозяйки, вышедшие за покупками. В тени Библиотеки Карнеги прохлаждались с полдюжины забулдыг. Прежде, пока не закрылся винный магазин по соседству, было и того хуже. Паркер вспомнила, как однажды, подойдя к своей патрульной машине, обнаружила кляксу рвоты на лобовом стекле, сам бродяга отсыпался на капоте, впитывая тепло мотора, словно бездомный кот. Она слыхала историю про полицейского по фамилии Рафферти, который нашел пьяницу спящим на капоте своей машины, завел мотор и поехал. Спидометр показывал двадцать миль в час, когда пьяница проснулся, в панике соскочил и расшибся в лепешку о кирпичную стену. Конечный итог: один раскроенный череп и один сурово наказанный полицейский. Но после этого случая, по крайней мере на время, забулдыги стали обходить стороной окрестности Мэйн–стрит, 312.

Уиллоус спросил:

– Что смешного?

– Да ничего. На самом деле это совсем не смешно, я вспомнила, как несколько лет назад пьяница заснул на капоте полицейской машины.

– А Рафферти размазал его об стену?

– Вот–вот.

– Не было этого. Полицейские байки. Сладкие грезы. – Уиллоус бросил взгляд в сторону залива. В воздухе висела дымка выхлопных газов. В дальнем конце залива на высоте двухсот или трехсот футов по склону гор бледная полоска серо–голубого цвета отмечала уровень, до которого поднялось загрязнение.

У входа в ресторан стояла небольшая очередь, но Паркер заранее заказала места по телефону. Когда их проводили к столику, Уиллоус сказал:

– Значит, когда ты меня спрашивала, где я хочу поесть, это была простая формальность?

– Ты тугодум, но ты делаешь успехи.

Они оба выбрали дежурное блюдо: суп с лапшой и дымящийся рис с искусно вырезанными медальонами из вареных овощей и крошечными кусочками тушеного куриного мяса. Паркер заказала «Перрье». Уиллоус остановился на пиве.

Паркер взглянула на часы:

– Уже поздно. Нельзя особо рассиживаться.

Уиллоус улыбнулся:

– А чего горячку пороть? Миссис Минотти совершенно не торопится возвращаться на работу. Не хочешь всю жизнь взвешивать овощи? По–моему, мы должны устроить ей выходной, продержать до конца дня.

Принесли суп, воду и пиво для Уиллоуса. От «Кубико» было рукой подать до здания на Мэйн–стрит, 312. Необработанный, занозистый пол, разнокалиберные стулья, бумажные салфетки – а цены тем не менее крутоваты для простых полицейских. Зато у детективов ресторан пользовался любовью за удобное расположение и быстрое обслуживание. И конечно, детективы проводили гораздо больше времени в суде и, соответственно, получали примерно вдвое больше своих собратьев в форме.

Уиллоус отхлебнул пива.

– Сколько мы работаем вместе?

Паркер пришлось подумать.

– Четыре года, пятый.

Уиллоус сказал:

– Немало.

Паркер ответила:

– Иногда бывало такое чувство.

– И поспорить нам случалось.

– С этим я спорить не стану.

Уиллоус гнул свое:

– Но не было случая, чтобы мы не нашли общего языка, верно? В смысле, мы всегда придумывали, как примирить наши разногласия.

Принесли рис с курицей. Паркер сняла бумажную обертку со своих палочек. Пахло чудесно, а она очень проголодалась. Уиллоус сказал:

– Часто тебе приходилось слышать, что полицейские–напарники расходятся, потому что не могут сработаться?

– Почти никогда.

– Правильно, а посмотри на уровень разводов в отделе.

– Ты спрашиваешь, почему полицейские могут все уладить на работе, а дома у них не клеится?

– Я ни о чем не спрашиваю. Я просто делюсь наблюдениями.

– Светская беседа.

– Именно.

Паркер поковыряла в тарелке.

– Тебя беспокоит, что мы с тобой ладим, как клубника со взбитыми сливками, а жена ушла от тебя, ты об этом?

– Господи, нет, не об этом. Я просто рассуждаю.

Паркер сказала:

– Когда я в первый раз спасла твою дурацкую жизнь, мы даже еще по имени друг к другу не обращались.

– Возможно , спасла мою дурацкую жизнь.

– Да этот подонок Ньютон от тебя бы мокрого места не оставил, если б я его не подстрелила.

– Ты б его так и так подстрелила, очень уж ты была по–боевому настроена.

Паркер сказала:

– Я тебе пытаюсь втолковать, что мы зависим друг от друга, ты и я. Иногда, в чрезвычайных обстоятельствах.

Уиллоус потянулся через стол, чтобы стащить отменный кусочек курицы, Паркер шлепнула его по руке палочками.

– Может, семейной жизни как раз и вредит то, что она недостаточно опасна.

– Или то, что в ней мало бумажной работы.

Паркер подхватила палочками кусок мяса, который Уиллоус собирался похитить с рисовой подстилки.

– Нет, моя теория мне больше нравится.

– А она гласит: если ты по–настоящему дорожишь своим браком, постарайся устроить так, чтобы в тебя почаще стреляли. Потому что это необычайно сплачивает.

– Совершенно верно.

Уиллоус спросил:

– Шейла звонила тебе?

– Твоя жена? – Дурацкий вопрос, но Уиллоус застал ее врасплох.

– В прошлый раз она сказала, что хочет повидаться с тобой, когда приедет в Ванкувер. – Уиллоус посмотрел на часы. – Скоро, Клер.

– О чем она собирается со мной разговаривать? Ты не…

– Впутал тебя?

Паркер вспыхнула, а Уиллоус улыбнулся: Нет, ни в коем случае.

– Хорошо, – твердо сказала Паркер.

Уиллоус продолжал:

– Я могу только гадать, но, по–моему, она надеется, что ты уверишь ее, будто я без нее отлично обхожусь.

– Чего ради я должна ее уверять?

– Чтобы ее совесть не мучила.

– Нет, я имею в виду, с чего это она взяла, будто я имею какое–нибудь представление о том, как протекает твоя личная жизнь?

– Не спрашивай меня.

– А кого мне, черт возьми, спрашивать?

– Клер, ты сердишься?

– Да!

Официант принес чек. Он достаточно знал Уиллоуса и Паркер, чтобы не спрашивать о десерте, о кофе тоже можно было не интересоваться, поскольку по меньшей мере тысячу раз полицейские самодовольно отвечали, что кофе у них в конторе хоть залейся по четвертаку за чашку. И, обычно добавляли они, если никто не смотрит, можно вообще не платить.

Когда они вернулись на свой третий этаж, миссис Минотти нигде не было видно. Клер спросила у служащего, тот объяснил: вышла во двор перекурить.

Паркер обернулась к Уиллоусу:

– Не хочешь сходить за ней?

Уиллоус сказал:

– Что–то сегодня целая туча ценных указаний.

Паркер бросила на Уиллоуса взгляд, в котором он увидел еще одну тучу – грозовую.

Позади распахнулась дверь, в комнату ввалился Эдди Оруэлл, сгорбленный, с покрасневшими глазами.

Уиллоус сказал:

– Пожалуй, по зрелом размышлении я решил подышать свежим воздухом.

Он нашел свою свидетельницу во дворе, миссис Минотти стояла с подветренной стороны от инспектора Гомера Бредли, который, кажется, наслаждался ее обществом почти так же, как своей сигарой.

Бредли помахал рукой и улыбнулся.

– Джек, вот и ты. А мы уже гадали, куда это вы подевались.

Миссис Минотти затушила сигарету.

– Было очень приятно с вами побеседовать, инспектор.

Бредли расплылся в улыбке, широкой, как двор.

– Элейн, мне было еще приятнее, поверьте.

Судя по взгляду, который зеленщица бросила на Уиллоуса, отвернувшись от инспектора, она не собиралась это оспаривать.