Кнутом Мильке — который использовался так же часто, как и пряник, — была политическая и личная дисциплина, напоминавшая первые дни формирования французского национального легиона. Вновь поступающие на службу давали присягу «бороться плечом к плечу с органами государственной безопасности всех социалистических стран против врагов социализма». Нарушителей этой торжественной присяги ждало «суровое наказание по законам республики и презрение трудового народа». Помимо этого, сотрудники давали подписку о неразглашении, действительную на всю жизнь. Им не разрешалось ездить в капиталистические страны, и каждый раз, получая почтовые отправления с Запада и принимая гостей оттуда, они обязаны были ставить об этом в известность руководство МГБ. Эти ограничения касались и их ближайших родственников. Нарушения присяги или подписки о неразглашении влекли за собой увольнение со службы и невозможность устроиться на какую-либо стоящую работу. Серьезные случаи рассматривались военными трибуналами на закрытых заседаниях, которые могли вынести смертный приговор, что означало гильотинирование или выстрел в затылок. Такая судьба постигла около двух сотен офицеров. «Существовал лишь один способ уйти из МГБ без того, чтобы тебя преследовали всю жизнь, — вспоминал один бывший полкрвник. — Либо вы уходили на пенсию, либо умирали. После того как вы поступали на службу и при этом открыто выражали свое недовольство политикой правительства, с вами было покончено. Если вы не оказывались в тюрьме или что-либо еще хуже того, вы как бы прекращали свое существование. Это произошло с несколькими тысячами бывших сотрудников. В некотором роде они тоже стали жертвами режима».

Разведывательные операции Штази против капиталистических стран были чрезвычайно успешными. Они закончились только тогда, когда твердолобые коммунисты осознали, что их мечты удержаться у власти растаяли как дым. 31 мая 1990 года шпионы Штази в Западной Германии застыли у своих радиоприемников в напряженном ожидании, вслушиваясь в радиоэфир., откуда вот уже много лет поступали сигналы, зашифрованные пятизначными группами чисел. В этот день, однако, знакомый монотонный женский голос лишь произнес три раза слово «Виттенберг». Затем последовало молчание. Виттенберг, название города, где Мартин Лютер порвал с католицизмом и начал протестантскую реформацию, служил паролем, означавшим срочную эвакуацию. Получив его, около трех сотен оперработников Штази — «офицеры действующего резерва» — должны были бросить все и возвращаться в ГДР.

Точно такой же шаг, только шестью днями раньше, предприняло главное разведывательное управление Национальной Народной Армии. Разница была лишь в том, что военные, хватив для бодрости духа шнапса, пропели заплетающимися языками детскую песенку об утенке, плававшем по озеру, окуная при этом в воду свою маленькую головку и поднимая хвостик. Скорее всего, восточно-германские военные разведчики не разделяли веселья певцов, удобно устроившихся в своих креслах в Восточном Берлине и подогретых алкоголем.

Два этих радиосообщения возвещали о конце разведывательной деятельности, успешно продолжавшейся почти сорок лет. Главное управление «А» Штази и военная разведка ГДР прекратили свое существование. Восемьдесят процентов всех разведывательных операций в ФРГ проводила Штази. Роль военной разведки была менее значительна, однако и она могла похвастаться серьезными успехами, из которых состояли остальные двадцать процентов.

Прошло несколько месяцев, и у некоторых бывших ответственных сотрудников главного управления «А» развязались языки, и тогда многие высокопоставленные чиновники всех правительственных ведомств ФРГ оказались под следствием или даже были взяты под стражу. В течение первых трех лет, начиная с 3 октября 1990 года, даты объединения Германии, пожалуй, ни одной недели не обходилось без сенсационных арестов. Несмотря на то, что за предыдущие сорок лет восточно-германских, а также советских и польских разведчиков арестовывали каждый год десятками, и к этому, казалось бы, должны были привыкнуть, масштабы инфильтрации во много раз превзошли все самые худшие ожидания. Стало ясно, что этой язвой поражено все правительство, как и все политические партии, промышленность, банки, церковь и СМИ. Щупальца Штази проникли даже в БНД — федеральную разведслужбу Западной Германии, БФФ — федеральное ведомство по охране конституции, то есть контрразведку ФРГ, и МАД — военную контрразведку министерства обороны. Один глубоко законспирированный агент — женщина, работавшая на Штази семнадцать лет, так вошла в доверие, что ей было поручено задание чрезвычайной важности — готовить ежедневную разведывательную сводку для канцлера Гельмута Коля. Западногерманские службы безопасности работали из рук вон плохо.

По оценке федерального комиссара по работе с архивом Штази Иоахима Гаука, Штази завербовала не менее 20 000 западных немцев. Эта оценка основывается на данных, полученных из досье, которое Штази пыталась уничтожить, пропустив через специальные аппараты для уничтожения документов. Часть этих досье уже восстановлена благодаря кропотливой работе. «Эта оценка — предварительная. По Завершении процесса реставрации это число может приблизиться к 30 тысячам». Но даже если бы были разоблачены все шпионы, судить их теперь было нельзя, поскольку срок давности по таким делам составляет пять лет.

Тем не менее было расследовано довольно много дел. По данным генеральной прокуратуры ФРГ, с 1990 по 1996 год их количество составило около 6600. Сорок процентов — это западные немцы, двадцать пять — восточные немцы, шпионившие на Западе, и тридцать пять процентов — кадровые сотрудники Штази. Первые — это люди из всех слоев общества, правительственные чиновники, журналисты, университетские профессора и инженеры оборонных предприятий. Около 4000 менее важных дел были переданы на расследование в прокуратуры различных федеральных земель.

Сводных данных по результатам расследований нет. Сотни дел были прекращены ввиду преклонного возраста подследственных или плохого состояния их здоровья. Многие другие отделались условными наказаниями или штрафами, особенно если имелись смягчающие вину обстоятельства, например принуждение к шпионажу. В 1998 году в стадии расследования находилось еще около 130 дел. Отыскать тех, кто работал на военную разведку ГДР, чрезвычайно трудно, так как последний министр обороны ГДР, Райнер Эппельман, приказал сжечь несколько тонн секретной документации. Эппельман, известный диссидент и священник, был назначен на этот пост правительством, которое полагало, что все еще удастся спасти ГДР, превратив ее в реформированную социалистическую страну, где на первом месте будут стоять демократические ценности и идеалы.

Самый нашумевший провал контрразведчиков ФРГ начался 14 ноября 1955 года, когда Вернер Сикорский, пресс-секретарь Комитета свободных юристов, встретился с осведомителем, обозначенным лишь инициалами «М. А,». В рапорте об этой встрече Сикорский писал, что «М. А.» привлек внимание к фотографу Гюнтеру Гийому, члену компартии, который работал в государственном издательстве. «Обращает на себя внимание тот факт, что этот человек часто не является на работу без уважительных причин, — говорилось в рапорте. — Когда начальник его отдела начал наводить справки, секретарь парторганизации СЕПГ сказал ему, чтобы он не лез в дела, которые его никак не касаются. В конце концов Гийома отправили учиться в разведшколу. Обычно такой факт довольно скоро становился известным коллегам по работе и знакомым. Однако в этом случае была соблюдена крайняя степень секретности». Далее источник сообщал, что Гийом часто бывал в Западной Германии. «Четыре недели назад он оставил работу в издательстве, для того, очевидно, чтобы полностью посвятить себя работе на Западе». В ожидании еще более частых появлений Гийома на Западе источник рекомендовал повнимательнее приглядеться к этому человеку.