После объединения Германии сотни людей, которые подобно Эрдману подвергались политическим преследованиям, начали осаждать средства массовой инн формации и издателей своими леденящими душу историями в попытке побудить правительство к действиям. Бывший восточно-германский пограничник Рюдигер Кнехтель составил брошюру, в которую вошли; сорок вопиющих случаев нарушения прав человека Сам Кнехтель провел два с половиной года в военной: тюрьме. До этого он просидел десять месяцев в печаль но знаменитой политической тюрьме Штази «Хоэншёнхаузен» в Берлине.

Кнехтель, родившийся в 1941 году, был призван на службу в пограничные войска, когда ему исполнилось двадцать лет. К тому времени он уже успел жениться и имел жену и маленького сына. Он стал служить в канцелярии части, охранявшей участок Берлинской стены у американского КПП «Чекпойнт Чарли». В пер-; вый же день службы он обнаружил в своем письменном столе фотографию молодого человека с простреленной: головой. Когда он поинтересовался у своего командира, капитана, что это за человек, офицер лаконично ответил: «Это труп одного типа, который пытался удрать». Кнехтелю пришлось собрать в кулак всю свою выдержку, дабы не показать своего возмущения. «Вскоре я убедился, что это черствое бездушие являлось характерной чертой почти всех офицеров и унтер-офицеров, — рассказывал он мне. — Это укрепило мою решимость убеждать сослуживцев не стрелять по людям, которые не были ни в чем виноваты. На любые контакты с людьми по ту сторону стены был наложен строжайший запрет. Нам нельзя было даже ответить на дружеское приветствие, однако в моем взводе почти никто не следовал этим инструкциям, за исключением Бернда Якобса, который был членом СЕПГ».

Кнехтель и его друзья не без оснований не доверяли Якобсу. В августе 1963 года весь его взвод и три четверти личного состава роты — всего около ста военнослужащих — были арестованы сотрудниками Штази по обвинениям в шпионаже. Бернда Якобса среди арестованных не было. За месяц до этого Кнехтель перебросил через стену бутылку, в которой находилось письмо на радиостанцию американских вооруженных сил (AFN) в Берлине. В нем он объяснял свое незавидное положение и просил передать для него песню. В этом письме он употребил выражение «стена позора». AFN в те дни отмечала годовщину своего создания, и в специальной программе, посвященной этому случаю, ведущий упомянул о письме Кнехтеля как о «поздравлениях с той стороны». Письмо поместили на доске объявлений вместе с поздравлениями от президента Джона Кеннеди и канцлера Конрада Аденауэра. Она попалась на глаза шпиону Штази. Данный факт, а также рапорты осведомителя Якобса послужили достаточным основанием для обвинения молодого пограничника в шпионаже. Те, кто был арестован вместе с ним, получили сроки от двадцати пяти до тридцати лет каторжных работ. Якобс был повышен в звании до сержанта, получил денежное вознаграждение. Его также избрали — фактически назначили — секретарем полковой организации ССНМ (Союза Свободной Немецкой Молодежи).

После освобождения из тюрьмы Кнехтель попал под надзор Штази. На заметку бралось все, даже посещение им церкви. К прежней профессии инженера-геолога он уже не вернулся. Вместо этого он пошел работать санитаром в психиатрическую больницу. В июле 1982 года его арестовали снова, на этот раз за «незаконное обладание» пятью ценными старинными картинами, которые он намеревался продать. Его освободили, но картины были конфискованы и проданы в Западной Германии, пополнив казну ГДР инвалютой.

В мае 1988 года Штази арестовала сына Кнехтеля, Ральфа, который родился в 1966 году, через пять лет после того, как была возведена Берлинская стена. В двенадцать лет его крестили. Он стал единственным учеником в классе, который отказался принять участие в «празднике совершеннолетия», который в ГДР заменил конфирмацию. Ральф был арестован после того, как он стал угрожать устроить демонстрацию у памятника Карлу Марксу, если ему не выдадут разрешение на выезд.

Его приговорили к одному году исправительно-трудовых работ, однако через шесть месяцев правительство ФРГ выкупило его.

Еще одним объектом прокурорского гнева был Йозеф Кнайфель, человек, который изрядно досадил Штази. Главный прокурор Зауэр, возглавлявший ранее центр регистрации преступлений режима ГДР, отозвался о Кнайфеле как о самом яром противнике коммунизма.

История Кнайфеля — это история, внушающая ужас и отвращение и в то же время уважение к невероятной отваге борца-одиночки.

Фабричный рабочий, имевший собственный дом в. Саксонии, Кнайфель в начале 60-х начал протестовать против политизации предприятий. Он знал, на какой риск идет, и не имел желания попасть в тюрьму. «Однако для человека жить в этом государстве, называемом ГДР, было невозможно, а покорно тащить свое бремя подобно бессознательному животному не в моем характере», — рассказывал он автору этой книги в 1993 году. Кнайфель был высококвалифицированным сварщиком и токарем, без которого производство не могло обойтись, и поначалу партийные функционеры ограничивались предупреждениями. Однако, поскольку Кнайфель продолжал активную деятельность в лоне протестантской церкви и часто высказывался против коммунистического угнетения, терпение властей вскоре иссякло. В 1975 году органы МГБ арестовали Кнайфеля за то, что он говорил своим товарищам по работе, что Сталин совершил ужасные преступления против человечества. О СЕПГ и других партиях ГДР он отозвался как о «проституировавших, торговавших собой, чтобы стать вассалом Москвы». Приговоренный к десяти месяцам исправительно-трудовых работ, Кнайфель на своей шкуре испытал все прелести коммунистического «перевоспитания», включавшие побои и другие разнообразные издевательства надзирателей. К тому времени ему было уже тридцать три года. При освобождении ему вместо обычного паспорта выдали временное удостоверение личности ПМ-12, которое нужно было продлевать раз в год. Такие удостоверения выдавали только рецидивистам, известным политическим оппозиционерам и душевнобольным. По сути дела это было клеймом: ведь при поступлении на любую работу необходимо было предъявить документ. Даже те из работодателей, что разделяли его убеждения, не осмеливались взять его на работу.

В течение следующих четырех лет Кнайфель выполнял различные разовые работы, доходов от которых его семье из трех человек едва хватало на то, чтобы сводить концы с концами. Вторжение советских войск в Афганистан переполнило чашу терпения Кнайфеля. Каждый раз, когда он проезжал на велосипеде мимо советского памятника-танка, символа кровавой коммунистической агрессии, его сердце взывало к мести. Наконец это чувство взяло верх.

Кнайфель решил организовать акт протеста и за помощью в его осуществлении обратился к двум своим друзьям, разделявшим его взгляды. Один из них был сержантом ННА и командиром танка. «Мы долго думали над тем, что нам сделать, чтобы вызвать наибольший общественный резонанс, и решили, что лучше взрыва этого монумента с танком ничего придумать нельзя. Мы также решили, что эту акцию можно провести только в том случае, если будет гарантия того, что не пострадают невинные люди. В противном случае от нее придется отказаться. Мы ведь не убийцы».

Изготовив взрывчатку, заговорщики начинили ею стальной баллон из-под водорода. Кнайфель сконструировал электрический детонатор и примитивный таймер. Когда наступил день, на который была назначена акция, Кнайфель убедил своих друзей остаться дома, потому что «они были моложе меня и имели маленьких детей».

Вечером 9 марта 1980 года, в третье воскресенье Великого Поста, Кнайфель погрузил бомбу в свой видавший виды «трабант». В карманах у него был револьвер и пять самодельных ручных гранат. «Я был уверен, что меня поймают, и твердо решил не даваться им живым», — объяснил он.

Кнайфель припарковал свою машину в переулке, примерно в ста ярдах от мемориала. Было темно, и шел мокрый снег, однако ему был отчетливо виден танк на массивном постаменте из красного гранита, залитый светом прожекторов, установленных у казарм Народной полиции напротив. Местность вокруг выглядела пустынной. Кнайфель, мокрый и запыхавшийся после переноски тяжелой бомбы, вскарабкался на постамент и запихнул свой груз как можно дальше под танк. Он поставил таймер на десять минут, спрыгнул вниз и пошел к своей машине. Едва он успел сесть в машину и захлопнуть дверь, как раздался оглушительный грохот, сопровождаемый сильной вспышкой. Взрыв был настолько сильным, что осколок танковой брони впился в высокую стену, окружавшую полицейские казармы. Когда полицейские высыпали наружу, Кнайфель уже отъехал на безопасное расстояние.