Поздно вечером Виганд и майор Шиллинг вернулись в Берлин. На следующее утро Виганд позвонил по телефону полковнику Штухли, офицеру контрразведки, с которым он расследовал дело о взрыве в западно-берлинской дискотеке «Ла Белль».
«Послушай, Вольфганг, вчера у меня была встреча с моим человеком, и я услышал от него невероятную информацию о том, что некто вербовал его в группу Абу Нидала и даже получил от него кое-какие брошюрки Нидала». Штухли услышанное привело в возбуждение, и он поинтересовался местом, в котором состоялась тайная встреча Виганда со своим информатором.
Виганд, помня о том, что в шпионаже самое главное правило — всячески скрывать настоящую личность своего агента, — ответил, что его собеседника это абсолютно не касается. И требовательно поинтересовался у Штухли — почему это его так взволновало. «Потому что я вчера услышал нечто подобное. Мне кажется, что мы используем в Берлине одного и того же агента».
Виганд попросил Штухли успокоиться и пригласил зайти к нему в кабинет, где они смогут все подробно обсудить. В кабинете контрразведчики сопоставили свои записи о встречах с агентами, состоявшимися в разное время в разных местах, но содержавшие, как оказалось, одинаковую информацию.
Агент Штухли также не мог установить личность того, кто пытался завербовать его, — поверхностное описание могло соответствовать сотне других арабов.
Разведчики решили отправить группу наблюдения, для того чтобы взять под контроль следующую встречу «Берга» с таинственным вербовщиком Абу Нидала.
Неделю спустя Виганд показал Штухли фотографии, сделанные во время этой встречи, на которых был запечатлен «Берг» и таинственный незнакомец.
«Да не может этого быть! Быть этого не может!» — воскликнул импульсивный Штухли, указывая на сделанную ищейками МГБ фотографию.
Контактером «Берга» оказался не кто иной, как Хассан, один из агентов Штухли.
Последний объяснил, что его сотрудничество с Хассаном длится вот уже семь лет. Хассан — доцент естественных наук университета имени К. Маркса. Он получил вид на жительство в качестве политэмигранта и являлся одним из самых главных секретных сотрудников подполковника Штухли, поставлявшим ценную информацию о деятельности иракской и ливийской разведок и дипломатической деятельности посольств этих государств. Виганд поинтересовался, насколько Хассан надежен. Вместо того чтобы ответить на этот вопрос, Штухли отправился к себе в кабинет и вернулся с досье Хассана. Виганд ознакомился с ним и очень удивился. Ему еще никогда не встречался такой агент, который бы столь фанатично и с таким усердием доносил на арабских дипломатов. Хассан сообщал о крупных контрабандных операциях, валютных махинациях и незаконной торговле золотом и операциях по изготовлению фальшивых денег, осуществлявшихся дипломатами из посольств Ирака и Сирии в Восточном Берлине. Виганду было известно об этой преступной деятельности, которой занимались дипломаты. По причине строгих правил охраны источников информации он не знал, что основной массив данных исходил от одного человека. В 1978–80 годах подчиненные Виганда практически все время занимались расследованием подобных дел. Хотя они и произвели много арестов в связи с деятельностью международных организованных преступных группировок, у них было гораздо меньше времени для того, чтобы заниматься своими непосредственными контрразведывательными обязанностями — контролем и наблюдением за иностранными разведслужбами и террористами.
По этой причине полковник Виганд просил руководство о создании нового отдела специально для борьбы против контрабандных операций, осуществляющихся дипломатами, и международной преступной деятельности иностранцев, проживавших в ГДР.
В последней письменной оценке своего агента Штухли заявил следующее: «Хассан настолько фанатично верит в предписания Корана, что приходит в ярость от известий о том, что прибывшие в ГДР арабы нарушают нормы исламской морали, предаваясь употреблению наркотиков, сексуальным оргиям и пьянству».
Прочитав эти записи, Виганд почувствовал, что разгадал еще одну загадку. Теперь он был уверен в том, что Хассан действительно является подручным Абу Нидала. Виганду было достаточно много известно о последнем — тот был таким же фанатичным, как и Хассан, в том, что касалось учений Корана. Оба ненавидели тот греховный, по их мнению, образ жизни, который вели некоторые арабы. В результате этого, размышлял Виганд, Абу Нидал и разделявшие его взгляды арабы прибегнут к услугам Штази в тех случаях, когда они сами не смогут решить проблемы поведения и должной дисциплины своих соотечественников.
К досаде Виганда, МГБ «косвенно работало на руку группировке Абу Нидала, в то время когда сотрудники разведслужб ГДР высылали из страны дипломатов или сажали в тюрьму тех, у кого нет дипломатического статуса».
Для Штази Хассан представлял собой настолько важное значение, что Штухли в течение долгого времени контролировал его деятельность и на тайные встречи с ним приходил сам лично. «О господи, я так часто говорил ему, что проявляю интерес к терроризму и информации, касающейся разведывательной деятельности. Но он сообщал лишь о контрабанде, валютных спекуляциях, о поступках, нарушающих положения Корана».
Штухли с трудом верилось в то, что его могли так искусно дурачить, и он воспринимал случившееся весьма скептически. По той же самой причине Виганд сильно обрадовался, получив первое позитивное донесение от своего агента «Берга» и его друга Аль Химми. Оба араба встретились с Хассаном в субботу в восточно-берлинском отеле «Беролина». Скорее всего, Хассан мог приезжать в Восточный Берлин только в выходные дни, когда у него не было занятий в университете. «Берг» сказал ему, что не может принять его предложение, и Хассан спокойно отреагировал на его отказ, сказав, что ему в его организации нужны лишь бойцы, а не трусы. Прежде чем расстаться, он предупредил «Берга», что в том случае, если «Берг» проболтается кому-нибудь о сегодняшнем разговоре, то его, «Берга», ликвидируют. Аль Химми остался для дальнейшего разговора с Хассаном и позднее рассказал своему товарищу о том, что во время этой встречи подписал письменное обязательство о сотрудничестве. При этом ему пришлось от руки переписать необычно большой текст на арабском языке. Один только этот факт Виганд воспринял как свидетельство серьезной конспиративной структуры и значительных ресурсов этой операции. Хассан, скорее всего, чувствовал себя в полнейшей безопасности, если не боялся хранить документы подобного компрометирующего характера. Более важным было то, что он мог спокойно переправлять их за пределы ГДР без опасения возможной перлюстрации. По словам «Берга», в документе, который подписал его друг, говорилось о том, что он обязуется принимать участие в вооруженной борьбе — слово «терроризм» не упоминалось — и что он согласен отправиться на учебу в Ливан во время очередных каникул.
Владея этой свежей информацией, Штухли вместе с Вигандом засел за написание служебной записки генералу Гюнтеру Кратчу. Кроме описания сложившейся ситуации, контрразведчики также порекомендовали задержать и допросить Хассана. Амбициозный и эгоистичный Кратч оказался в неловкой и щекотливой ситуации. Он не мог отправиться к Мильке и похвастаться тем, что его управление раскрыло опасного вражеского агента, которому другое управление вполне доверяло. Хассан не слишком долго находился под «опекой» его, Кратча, управления — агентом управления контрразведки он был дольше, а кроме того, завербован был другим ведомством. Таким образом, Виганду пришлось приложить немалые усилия, чтобы убедить Кратча в том, что организация Абу Нидала на самом деле действует на территории ГДР. Подчиненные Виганда получили приказ произвести тщательную повторную проверку всей имеющейся информации, прежде чем состоится встреча Кратча и Мильке. Когда глава МГБ ГДР ознакомился с рекомендацией задержать арабов, лицо его сделалось багровым, он воздел над головой руки и разразился гневной тирадой: «Что? Абу Нидал… ужас! Он же не сделал ничего плохого на территории ГДР. Поэтому не трогайте его!».
