- Ха, тысячник Затар боится собственной тени? Кто может заступить нам путь?

Тысячник, ворча, отъехал, но, сравнявшись со своим отрядом, подозвал десятника:

- Белибек, ты видишь тот поворот вдали? Мне он не нравится. У тебя соколиный глаз, проверь.

Десятник, подняв коня в галоп, поскакал, а темник недовольно хмыкнул:

- Затар подобен трусливому шакалу.

Темник приподнялся в седле, огрел коня нагайкой и взял в рысь. Следом в рысь перешёл весь тумен. Впереди поворот дороги. Едва Угенч выехал за него, как темника сковала оторопь - перед ним, развернувшись к сражению, стояли урусы. Много урусов. По крыльям выставили щиты и копья лучники, а в челе конные.

Выхватив саблю, Угенч гикнул, и первая тысяча печенегов ринулась за ним. В неё полетел рой стрел. Убитые падали под копыта скачущих. Сжимаемый с боков тумен пытался прорваться, но впереди его встретила дружина Мстислава. Привыкшие биться развёрнутой лавой, печенеги смешались. Им бы назад, но было поздно, их рубили и кололи, а позади, услышав шум боя, напирала вторая тысяча. И только когда задудели печенежские трубы, темник понял: не было никакого сражения, урусы избивали их, как баранов в загоне. Прорвавшись с остатком тумена, Угенч помчался к Киеву.

Булан во гневе опрокинул казан с мясом, швырнул в темника Угенча золотым блюдом. Он не кричал, он визжал, брызгал слюной:

- Ты не забыл, Угенч, как прежде, чем стать темником, ты гонял табун? Ты снова будешь табунщиком! Ублюдок матери-собаки не может быть воином. Ты забыл, что находишься в земле урусов, и вёл тумен, не выслав дозор, и потому потерял своих воинов! Ты привёл на своём хвосте конязя Мстислава. - Булан круто повернулся ко второму темнику: - Демерчей, ты со своим туменом задержишь конязя Мстислава, пока печенеги не повернут своих коней в степь.

Темник Демерчей с презрением посмотрел на хана, вышел из юрты. Демерчей понимал, Булан собирается бежать, а его, темника, оставляет в заслоне. Сейчас Демерчей ненавидел хана, который оказался не меньшим трусом, чем Угенч, потерявший свой тумен. Хан Булан обрёк тумен Демерчея на гибель ради своего спасения. Но Демерчей - воин, и он выполнит волю хана: Для Демерчея нет выше чести воина, даже если ему не доведётся вернуться к себе в вежу.

Васильку ночь веком показалась. Долгая, утомительная в выжидании. С вечера переправились кмети и гридни на правый берег Днепра, кмети расположились в лесу, где дорога сворачивала на Белгород, с ними и смерды, какие явились в Переяславль ватагой. Мужики, один к одному, в кафтанах некрашеного сукна, в штанах пестрядных, лен с пенькой, в лаптях, а головы шлыками покрыты. Все - ровно братья. Попросились:

- Перевези, воевода, на ту сторону, хотим печенегов бить. На киевском перевозе поганые стоят, так мы к тебе подались.

- Добро, мужики, будет вам работа, - ответил им Василько и поставил смердов вместе с кметями. Сам же с пешими гриднями закрыл дорогу на Канев в том месте, где Днепр выгнул излучину.

Укрылись переяславцы в лесу, ждут орду. Василько сотникам наказал:

- Печенегов стрелами бейте, а как они в лес полезут, крушите шестопёрами, колите пиками. А как вас печенеги минуют, то тут мы их встретим. Да не робейте, спешенный печенег не воин…

Гридни вполголоса переговаривались, шутили, но воевода знает, каждый напряжён. Чуют, смертный бой предстоит. Мало кметей и гридней, а врагов тьма.

Василько чувствует лёгкий озноб. Ночь хоть и тёплая выдалась, но накануне мороз прихватывал, тело от брони стыло. На воеводе кафтан, мехом подбитый под стальным шлемом шапочка суконная. Вслушивается Василько; не слышно шума, значит, пока не ввязались кмети.

Гасли звёзды, небо поблекло, и восток заалел. Трону ла лес первая звонкоголосая птаха, ей откликнулись. И запели, защебетали, радуясь дню, совсем не опасаясь людей, пришедших в их лес.

Нехотя выползло солнце, легло первыми лучами на верхушки деревьев, заскользило по Днепру.

- Теперь ждать недолго, - сам себе проговорил Василько.

- Ты о чём, воевода? - спросил сотник.

- Булан к переправе станет торопиться.

- То так, - сотник огладил бороду. - Я о кметях думаю, трудно им будет, сомнут их печенеги.

Василько помолчал, потом сказал:

- Я не велел им из леса выходить, а в чащобу печенеги лезть поостерегутся.

Сотник тронул Василька:

- Чуешь, воевода?

Василько и сам услышал: вдали раздались крики и конское ржание.

- Началось! - сказал он. - Вали деревья, сотник, наш черед настал!

Тысячник Затар, назначенный ханом темником вместо Угенча, в передовой отряд послал Белибека. Не десятника Белибека, теперь уже сотника. Раненный в бою с черниговцами, Белибек в седле, однако, держался бодро.

За сотней Белибека следовал тумен Затара, а за ним сам хан с мурзами и беками. А у Киева сдерживал урусов темник Демерчей.

Зорок Белибек, не случайно говорит Затар, что у сотника соколиный глаз. Он рысит впереди своего отряда и гордо посматривает по сторонам. Когда он покидал вежу, его жены видели Белибека десятником, а возвращается сотником. Одно плохо, он не везёт себе новой жены. Но это не последний набег, какой совершает Белибек.

- Ой-ля! - напевает Белибек и поводит раненым плечом, морщится. - Проклятый урус, чуть правей - ив самое горло угодил бы…

Подрёмывает Затар в седле. Он знает, если в охранении Белибек, можно чувствовать себя спокойно. Темнику хочется спать. Ночью Булан снова выговаривал темникам и тысячникам, винил их. Но разве темники привели орду на Русь накануне зимы? Демерчей прав, надо было поднимать орду весной, а теперь им надо спешить в степь, где оставили свои вежи.

Затар сочувствует Демерчею, ему досталось самое трудное - сдержать конязя Мстислава.

- Идёт урусская зима, - говорил Демерчей. - Она заморозит печенега и его коня…

Зорок взгляд Белибека, а слух его сравнится со слухом собаки, какая сторожит табун. Сотника насторожила трескотня сороки на лесной опушке. Она прыгала с дерева на дерево. Сотник слышал, что эта крикливая птица ведёт себя беспокойно, если поблизости люди. Белибек подозвал печенега:

- Вернись к темнику. Я чую, там урусы.

И тут же поманил десятника:

- Карай, проверь!

Не успели печенеги к лесу подъехать, как в них полетел рой стрел. Конь под сотником вздыбился, закружил, Белибек видел, гибнут воины. Подоспела тысяча из тумена Затара. Спешились и, обнажив сабли, побежали к лесу. Им навстречу высыпали смерды, бьются шестопёрами и топорами, колют вилами и копьями. Тут сотник кметей не выдержал. И хоть не велел Василько лес покидать, крикнул:

- Поможем мужикам, кмети!

Отчаянно бьются урусы, дрогнули печенеги. Но тут новая тысяча подоспела, Белибек саг»! слышал, как сотник кметей звал урусов отходить в лес, но его не слушали, и ложились под их мужицким оружием печенеги, а под печенежскими саблями кмети и смерды… Когда всё было окончено и подъехал Булан, он укорил Затара:

- Этих урусов надо было взять живыми. Мы повели бы их на арканах в Таврию.

Потом перевёл взгляд на мурз и беков:

- Почему урусы выбрали такую смерть?

Но мурзы и беки промолчали. Хан и сам должен знать: от урусов всего можно ожидать.

От леса и до обрывистого берега Днепра за завалами укрылись гридни. Упёрся тумен Затара. Спешились печенеги и, прикрываясь кожаными щитами, начали приближаться к завалам. Гридни встретили их стрелами. Не слезая с седла, темник подбадривал печенегов. Затар спешил, ему надо освободить дорогу, пока не подъехал хан.

Вот печенеги у завала, принялись растаскивать деревья, а другие рубятся с гриднями. Звон стали и крики. Попятились печенеги, но новые толпы навалились на гридней.