- Объясни хану, что мы рады принять его гостем. А о деле, с каким прибыл, потом говорить будем.

И сел. Ян подвёл Булана к скамье. Бояре носы в сторону поворотили, разит от печенежина конским потом и нечистым телом. Отроки принялись ухаживать за ханом, налили кубок искрящегося вина, положили на блюдо мяса жирного, грибов солёных. Булану за столом неудобно, ему бы на кошме да чтоб ноги поджать. Закатал он рукава и рукой кусок мяса в рот отправил. А потом хлебнул из кубка. Понравилось. Выпил всё. Отроки снова налили. Булан и этот кубок опорожнил. Ударило в голову хану веселье, песню запел. Не помнил, как под стол свалился, заснул под хохот бояр. Улыбалась Добронрава. Посмеивался Мстислав. Слаб гость оказался.

Проснулся Булан, голова тяжёлая, тошнит. Сейчас бы кумыса холодного. Отрок стоит рядом, протягивает хану корчагу с квасом. Выпил Булан, полегчало. Отрок удалился. Огляделся Булан: горница небольшая, коврами увешанная, и на полу, под ханом, ковёр.

Вошёл Мстислав, сел рядом, поджав ноги, бородку кудрявую пригладил. Толмач у двери остановился.

- Устал с дороги, хан, вот и сон тя рано сморил, мало с нами попировал. Ну да то всегда успеем, а теперь давай о деле сказывать.

- Брат мой, хан Боняк, звал тебя с ним на хазар идти.

Мстислав прищурился:

- А почто хану Боняку хазары?

Булан ничего не ответил. Мстислав снова спросил:

- На когда же тот поход хан Боняк готовит?

- Когда тебе, князю, сподручней будет.

Задумался Мстислав. Потом промолвил:

- Не могу враз ответить те, хан, совет буду держать с товарищами. - И поднялся, давая знать, что разговор пока окончен.

Вышел Мстислав, у двери тысяцкий с воеводой поджидают. Смотрят вопросительно, что скажет князь.

- Булан на хазар зовёт вместе идти.

- А что, печенеги так печенеги, - махнул рукой Роман.

Усмошвец взглянул на него недовольно:

- Легко соглашаешься, боярин, либо забыл, сколько они зла Руси причиняют? - И повернулся к Мстиславу: - Нет у меня им веры, князь. Как хочешь, но не верю в дружбу со степняками. Корысти у них много, и неспроста Боняк Булана прислал.

Мстислав долго шёл молча, потом остановился, заговорил:

- С тобой, воевода, я согласен, веры печенегам нет. И посему должны мы, идя на хазар, на свою силу уповать. Но поскольку Боняк тоже против кагана желание поимел выступить, мы не против, пусть идёт с нами.

Мстислав провёл ладонью по лбу.

- Ты, боярин Роман, воротись к Булану, передай моё решение: пусть хан Боняк дожидается меня с ратью у Белой Вежи. Оттуда и пойдём на хазар.

- Люди тмутараканские, князь Мстислав на хазар собирается! - с паперти деревянной церквушки взывал голосистый глашатай.

Взволновался народ, а глашатай знай своё:

- Ребята удалые, парни молодые, подсобите князю!

О том же кричали глашатаи на торгу, посаде и выселках. Давно не слышала Тмутаракань такого. Тревожно. Неспроста князь на хазар идёт. Если Мстислав меч обнажил, то, верно, хазарин на Русь собрался, Тмутаракань воевать…

- Нет, не дадим, чтобы хазары верх взяли, - заговорили тмутараканцы.

- Постоим за себя, - и шли толпами на княж двор рыбаки и пахари, торговый люди и ремесленный. Шли с копьями и луками, топорами и шестопёрами.

Тысяцкий Роман из горожан полк собирал, разбивал по десяткам и сотням.

Услышал Савва глашатая, лавку запер и поспешил к Давиду. Тот у себя дома отдыхал, увидев гостя, кликнул старуху:

- Сготовь-ка на стол, полдневать будем.

Савва отказался.

- Не для того я, Давид, к тебе зашёл. Разве не слышал, что князь Мстислав люд на хазар зовёт?

- Слышать не слышал, но что такое будет, знал с того самого часа, как Обадия перехватили. Да ты садись, Савва, что стоять-то. - И указал на скамью рядом.

Савва, продолжая стоять, протянул Давиду связку ключей:

- Возьми-ка, от лавки и от дома.

Давид удивлённо поднял брови:

- К чему то? Уж не на войну ль собрался?

- Нынче все идут, и мне обочь не стоять.

- Война - не гостей забота. Твоё дело торг вести, - попробовал возразить Давид.

Савва покачал головой:

- То не так. А разве война дело пахаря либо рыбаря? И если на нас рать вражья идёт больше, чем у князя воинов в дружине, кто поможет ему? Не возьмёмся мы, одолеют хазары Мстислава, возьмут Тмутаракань, и станешь ты платить дань сборщику Обадию. Будет он хозяином в доме твоём…

Давид поднялся, положил руку Савве на плечо:

- К торгу я приучал тя, молодец. Ин же как оно дело обернулось. А за домом твоим я догляжу. Ворочайся, всё в целости будет.

…После крикливого и неугомонного Константинополя Петруня увидел тихую и спокойную Тмутаракань. Здесь не было огромных каменных домов с мраморными колоннами у подъездов, фонтанами и бассейнами, не блистали позолотой соборы, а княжий терем ничем не напоминал дворец базилевса.

Ночами улицы города не освещали фонари, и на центральной площади, которую греки в своей стране именуют форумом и украшают портиками и статуями, стояла маленькая церковь да росли сочные лопухи. В Тмутаракани не было ипподрома, и люди не слонялись бесцельно толпами, не хватали прохожих за полы, не попрошайничали. Только на торгу да в порту весь день суетился и шумел, спорил до хрипоты и веселился многоязыкий люд.

У гостевых дворов, огороженных высоким забором, вросла в землю харчевня. Её хозяин не раз заставлял Петруню колоть дрова или делать ещё какую-либо работу и за то кормил парня щами на говяжьем бульоне и кашей.

В порту свою харчевню открыл осевший в Тмутаракани усатый армянин. Её завсегдатаи - любители восточных блюд, иноземные купцы и корабельщики. Любопытствуя, заглянул в эту харчевню Петруня и отшатнулся: дымно и чадно. Потом пообвык, пригляделся. У двери тлеют деревянные угли и шкворчит подгоревший жир. Под гул голосов и стук корчаг мечется от мангала к столу и обратно толстый хозяин.

На весь порт аппетитно щекочет ноздри запах жареного мяса, приправленного острыми восточными специями. Проглотил Петруня слюну и направился из порта в рыбацкий посёлок. Вытянулся посёлок по-над морем, дома в один ряд, маленькие, крытые чаще всего морской травой либо камышом, рыбные коптильни-землянки, на шестах у берега сети сохнут, челны, чтоб волной не смыло, на песок вытащены. Петруня идёт не спеша, по сторонам поглядывает. За посёлком лёг на тёплый песок, долго смотрел в голубое небо. Оно было такое же, как над Киевом и Константинополем.

Время к обеду, в желудке урчало от голода. Зашёл Петруня в ближнюю избу в надежде, что накормят. Хозяин, немолодой, суетливый, с жидкой бородёнкой, Андреяшем назвался, позвал гостя за стол. Глазастой болезненной хозяйке в ветхом сарафане сказал:

- Собери поесть!

Рыбий холодец из подсулков был жидким от жары, но сладким и вкусным. Петруня не заметил, как миску выел. Тем часом Андреяш выспросил, откуда в Тмутаракань попал. Рассказал Петруня, как от тиуна по Днепру бежал да к печенегам угодил, а оттуда в Константинополь и как из неволи сумел выбраться.

Сложив руки на выпирающем животе, хозяйка жалостливо слушала гостя. Андреяш почесал ногтями светлую бородёнку, поддакнул:

- Мои вот родители тоже в Тмутаракань от боярина прибежали. Сначала в Белую Вежу через степь пробрались, а оттуда водой плыли. А вот её дед, - Андреяш указал на жену, - со Святославом сюда пришёл. Когда же князь к себе в Киев ворочался, он тех гридней, кои желание возымели, в Тмутаракани поселил, да ещё многих в дружину посаднику дал…

Петруня заслушался хозяина и не заметил, как сумерки надвинулись. Поблагодарил хозяина, заторопился, пока крепостные ворота не закрылись.

- Ты к нам заглядывай! - крикнул ему вслед Андрияш.