- Послал ли князь Владимир гонцов в Тмутаракань и Новгород?

- Того не ведаю, - ответил гонец.

- А князя Владимира, ты, гридин, самолично видел?

- К хворому князю вхожи лишь лекари да воевода с архиереем, меня же князь призывал к ложу и передал сию грамоту. А воевода по выходе из опочивальни наказал сказать: «Великий князь к смерти изготовился, поспешай, князь Святополк».

- Хорошо, передохни, гридин, прежде чем в обратный путь тронешься. А у меня же сборы недолгие, и дня не займут.

Из людской Святополк направился в опочивальню жены.

Хоромы тёмные, через гридницу переходил, чуть не стукнулся лбом о притолоку. Путь оказался слишком длинным, не терпелось поделиться радостной вестью с Марысей. Одна мысль оттеснила все: «Поспеть бы, пока Борис либо другой из братьев не сел на великое княжение… Бояр одарить щедро… Особливо тех, кто Владимиром недоволен, они опорой мне будут…»

Марыся, заслышав его быстрые шаги, оторвала голову от подушки, спросила удивлённо:

- Чем ты встревожен, Святополк?

Он остановился у её постели, ответил, не скрывая удовлетворения:

- Князь Владимир умирает. Мне ехать в Киев надобно.

Марыся уселась, поджав под себя ноги:

- Ты едешь, чтоб стать великим князем над всей Русью?

- Моё право на то. Отец мой Ярополк сидел на этом; столе.

- Тогда отправляйся, не теряй времени, да возьми с собой попа Иллариона. Не люблю я его.

Покинул Святополк Туров и не мог знать, что приезжали в город дружинники князя Владимира и по его указу увезли в Киев Марысю с её духовником Рейнберном.

…К Путше в Вышгород нежданно нагрянул боярин Тальц с недоброй вестью: Святополка князь Владимир обманом в Киев зазвал и в темницу кинул.

Мечется Тальц по горнице, рассказывает:

- Поверил Святополк болезни володимирской, приехал. Ин нет! Владимир-то уже здоров, а туровского князя схватили… Ещё слух верный имею, - Тальц к Путше наклонился, зашептал: - Жену его с латинянином ждут.

Путша боярина не слушает, холодным потом обливается: ну как скажет Святополк, что Путша в соглядатаях ходит и обещал ему доносить всё о князе Владимире?

Ноги и руки у Путши одеревенели от страху, сидит недвижим, глаза таращит на Тальца. Тот же ведёт своё:

- Надумал бы ты, болярин, как князя Святополка из беды вызволить. Ума-то у тя палата!

А у Путши и язык не ворочается. Наконец опамятовался:

- Бежать надобно Святополку!

- И, плетёшь такое, - замахал на него Тальц. - Караул у него крепкий!

- В таком разе просить архиерея Анастаса, чтоб слово за князя Святополка замолвил перед Владимиром.

- Разумно мыслишь, болярин Путша, - согласился Тальц. - Мы с Еловитом сходим к архиерею.

Лебедем вплыла пышнотелая ключница:

- Велеть ли девкам повеселить боляр?

Голос у неё мягкий, не говорит, мурлычет кошкой.

- Не до них, - прогнал ключницу Путша и снова поворотился к Тальцу: - С Анастасом говорить надобно, чтоб о том Владимиру не стало вестимо.

- Да уж так.

- Коли же Владимир княгиню Марысю в клеть посадит, то уж тут ляшский король дочь свою в обиду не даст.

- Вестимо!

- Значит, ты, Тальц, с Еловитом архиерея Анастаса улещите да как-либо знак князю Святополку дайте, а я же в Туров отправлюсь и оттуда короля Болеслава оповещу. Не забудьте ещё к воеводе Блуду заглянуть да к боярину Горясеру. Доподлинно знаю, они на князя Владимира недовольство таят.

Между реками Вислой и Вартой - маленький городок Гнезно. С десяток узких, мощённых булыжником улиц, торговая площадь, костёл, рядом дворец архиепископа. Гнезно - столица польских королей. В городке мрачный, сложенный из камня замок. Его ворота, обитые толстым полосовым железом, всегда на запоре. Через наполненный водой широкий ров подъёмный мост на цепях. Городок и замок обнесены высокой стеной.

Польское королевство молодое. Двух королей знала Ляшская земля: покойного Мешко и сына его, нынешнего Болеслава.

Королю Болеславу лета за полвека перевалили, даже на коня с трудом взгромождается…

Запахнув тёплый суконный кунтуш, Болеслав, грузно ступая, поднялся по шаткой лестничке в угловую башню замка. Через окна-бойницы видны за крепостной стеной поле и хаты кметей[60]. Снег уже сошёл и только кое-где лежал ещё грязными латками. Болеслав поймал себя на мысли, что и отец его Мешко часто искал здесь уединения.

Подумав об этом, он потёр ладонью голый подбородок, разгладил пышные, но уже поседевшие усы.

Отец! Не он ли был Болеславу примером? Отцу удалось объединить ляшские племена, сделать границами Польского королевства на юге Чехию, на востоке Русь, на севере пруссов и поморян, на западе по реке Одру - Германскую империю…

Не раз отец твердил Болеславу: «Нет опаснее для нас, ляхов, как германцы».

В поисках союзников отец женился на дочери чешского короля Дубравне. От неё и родился Болеслав, да ещё Владивой. С матерью пришло на Польскую землю христианство латинского обряда. Из Германской империи нахлынули монахи-католики, строятся монастыри, в церковных школах учат на латинском языке. Болеслав не противился этому. Разве монахи не молятся за него и не призывают к смирению?

От села к замку приближалась крытая рогожами гружёная телега. Рядом с лошадью шагал кметь. Королю видно, как его лапти по щиколотку тонут в грязи.

И снова мысли Болеслава обращаются в давнее…

После смерти Дубравны отец вывез из монастыря дочь маркграфа Оду. От неё родились ещё три сына. Когда же отец умер, Болеслав изгнал мачеху с её сыновьями из Польши и стал единым королём. Отец, наверное, одобрил бы его. К чему делить королевство на уделы…

Немало пришлось повоевать Болеславу с чехами. С Русью мир заключил в первый же год своего княжения. Да и как было не сделать этого, когда ещё отец, Мешко, был побит Владимиром?

Он, Болеслав, слово дал князю Владимиру, что не будет зариться на червенские города, но слово-то трудно держать. Слишком лакомый кусок. Теперь вся надежда на Святополка…

Болеслав мечтает о походе на восток, о расширении королевства от Буга за Червень и Перемышль, но ему мешают германцы. Их император Генрих уже ходил дважды на Польшу. О первой войне Болеславу не хочется и думать. Едва германцы перешли польскую границу, как восстали чехи. Чешский князь Ольджих принудил Болеслава отказаться от Чехии.

Но зато когда император Генрих начал вторую войну, польское войско разбило германцев и заняло земли лужичан и мильчан.

В городе Межиборе Генрих и Болеслав заключили перемирие.

Однако Болеслав чует, германский император готовится к новой войне…

Стемнело. Болеслав не спеша спустился вниз. Здесь его уже поджидал воевода Казимир, недавно назначенный каштеляном[61] гнезнинского ополья[62]. Сухопарый, с чёрной как смоль шевелюрой и длинными отвислыми усами, он сказал отрывисто, резко:

- Воротился жупан[63] из ополья. Не собрал дани и половины. Кмети голодные, мор начался.

- Пся крев! - выругался король и недовольно оборвал каштеляна: - Излишняя жалость к кметям, и жупан тот негоден, кто не привозит дань сполна. Объяви ему об этом, Казимир.

И, не задерживаясь, прошёл в просторный зал, где жила королевская стража, верные рыцари-отроки, отцы которых жалованы им, Болеславом, шляхетством и холопами. Минует время, и эта молодшая дружина получит от него лены[64], построит замки, обзаведётся своей небольшой дружиной, кметями, конюхами, ловчими, скотниками. За всё это шляхтичи обязаны по зову короля являться к нему на помощь со своей дружиной.