Перекрывая свирепый рёв, дико закричал шляхтич. На скамьях вскочили:

- До помощь!

Вопли и взвизги перепуганных паненок огласили замок.

- Тихо, панове, тихо! - пытался успокоить разволновавшуюся шляхту каштелян Казимир.

К клетке кинулись холопы с копьями и мечами.

• Упёршись в подлокотники кресла, король смотрел на всех без жалости. На то и потеха. А из шляхтича, знать, плохой рыцарь, коли не увернулся от зверя.

Услышав голос оружничего за спиной, Болеслав недовольно оглянулся:

- Зачем тревожил?

- Король, в Краков въехал Святополк с женой и малой дружиной.

- Святополк? Что надо ему и почему бросил Киев?

- Король, людская молва летит впереди русского князя. Сказывают, Святополка Ярослав из Киева прогнал…

- Брешешь, пся крев! - гневно перебил оружничего Болеслав. - По очам твоим вижу, что брешешь. - И погрозил ему кулаком. - Ежели речь твоя облыжная, сидеть тебе на колу. Вели впустить князя в замок, а дружину в городе размести.

Несмотря на тучность, Болеслав легко соскочил с помоста, рысцой затрусил в покои.

Не дожидаясь королевского обеда, гости поспешно покидали замок. Их никто не задерживал.

Окровавленное тело шляхтича холопы уложили рядом с клетью. Медведь звенел цепью, метался, ревел.

Сложив на груди руки, каштелян Казимир смотрел на отъезжающую шляхту. Пани и паненки рассаживались по возкам. Холопы подводили почтенным панам коней, помогали взобраться в седла. Молодые шляхтичи гарцевали у возков, заглядывались на паненок.

В дальнем углу замка русские дружинники вываживали коней, умывались с дальней дороги. Среди них знакомые каштеляну воевода Блуд и боярин Путша. Боярин по толщине разве что сравнится с королём.

Княгиню Марысю уже увели в покои, а Святополка к Болеславу.

Казимира окликнул оружничий:

- Король звал не мешкая.

На приход каштеляна Болеслав не обратил внимания, он говорил стоявшему у стены Святополку:

- …На исходе весны, когда земля высохнет от грязи, я поведу рыцарство на Русь. А ты отправляйся к хану Боняку, зови его на Киев.

Отстегнув серебряные пряжки кунтуша, Болеслав почесал пухлый живот, шумно отрыгнул и снова сказал:

- Но за помощь, что я тебе окажу, ты отдашь мне червенские города… И ещё Предславу в жены. Слышишь, Святополк, мой уговор?

Святополк с радостью закивал:

- Согласен, согласен. И Червень, и Перемышль со всему сёлами забери. Предславу отдам, только посади меня на киевский стол. Изгони оттуда проклятого Ярослава!

Каштелян Казимир молча крутил усы, внимал речам короля и русского князя. Но вот Болеслав повернулся к нему, сказал:

- Ты, воевода, посылай гонцов по всей Ляхии, нехай шляхта готовится.

Глухо отдаются шаги под сводами католического монастыря. Монах в чёрной сутане, подпоясанной бечёвкой, опустив на глаза капюшон, безмолвно шагает впереди. Монах идёт быстро, и Болеслав едва поспевает за ним. Король запыхался, в душе проклинает монаха. Вдоль узкого перехода по бокам низкие полукруглые двери. У. одной из них монах остановился, стукнул согнутым пальцем, пробубнил:

- Во имя Отца и Сына!

- Амен! - ответил ему тихий голос.

Монах открыл дверь, пропустил короля в келью, снова закрыл. Привыкшие к темноте глаза Болеслава разглядели маленького розовощёкого епископа, настоятеля монастыря.

Узнав короля, епископ поклонился и, указав на плетёное кресло, с трудом сказал по-польски:

- Садитесь, ваше величество.

Болеслав уселся, беглым взглядом окинул келью. Деревянное ложе, столик с двумя креслицами, широкая полка с книгами, соломенная подстилка на полу.

Король усмехнулся в усы. Ему ль не знать, что нет богаче и могущественней этого католического монастыря, построенного ещё при жизни короля Мешко.

Сквозь полуприкрытые веки на Болеслава смотрели умные, не по-стариковски молодые глаза настоятеля. Епископ ждал, что скажет король. Покрутив усы, Болеслав заговорил по-немецки:

- Святой отец, настал конец моему терпению. Русский князь Ярослав прогнал зятя моего Святополка с княжения. Отец Ярослава, покойный Владимир, Святополка и дочь мою Марысю в темнице гноил. Во Владимировой темнице скончался епископ Рейнберн…

Сложив на животе руки, настоятель слушал. При имени Рейнберна он мелко перекрестился. Болеслав продолжал:

- Я дал слово князю Святополку, что верну ему стол…

- Но чего хочет мой король от слабого, немощного старца? - прервал настоятель Болеслава.

- Святой отец, тебе известно, что и король Мешко, и я помогали укреплению среди нашего народа истинной католической веры.

- Так, так, ваше величество, - мелко закивал настоятель.

- Когда я заберу Червень и Перемышль, то построю там католические монастыри. Но, святой отец, для похода в русские земли я должен знать, что германский император Генрих не посмеет в моё отсутствие напасть на Ляхию.

Настоятель неожиданно поднялся, взмахнул руками и сказал:

- Ваше величество, вы можете быть уверены, император Генрих не перейдёт рубежей вашего государства. Своё обещание я подкреплю заверением папы, коему я обо всём сообщу.

Несмотря на ранний час, Киев давно пробудился. На улицах людно, и всё больше чужих, новгородских, с котомками, узлами.

Не дожидаясь тепла, новгородские полки покидали Киев. За помощь Ярослав расплатился щедро, каждому ратнику достало по четверть гривны, а именитых людей одарил богатыми подарками…

Воевода Добрыня, выйдя со двора, лицом к лицу столкнулся с Ярославом. Уминая подсыпавший за ночь снег, пошли вместе. Оба в валенках, тёплых, до пят, шубах и собольих шапках. Добрыня заговорил:

- Вчерашнего дня воротился купец Вышата, сказывал, что с Мстиславовым посольством в Царьград плавал.

- Мстислав базилевса Василия подбивал на совместный поход против хазар, - пояснил Ярослав.

- Немалые годы каганат Руси угрозой был, и то, что Святослав начал, Мстислав закончил, - вставил Добрыня.

- Да! Один брат Русь боронит, другой к иноземцам за подмогой бегает. - Ярослав пригладил ладонью бороду. - Тревожусь, как бы Святополк ляхов не навёл.

- От него всякого лиха ждать можно, - поддакнул Добрыня.

Ярослав помолчал, потом сказал:

- Думается мне, что надобно нам к германскому императору посольство слать. Глядишь, и согласится Генрих с нами заодно на Болеслава пойти. Сам-то Генрих в третий раз на Польшу ходит. Да последние разы все неудачи.

- Слова твои верны, испытать можно, на кого паведщиком мыслишь к императору?

- А коли гостя Вышату? Как смотришь на то, воевода?

- Он с умом и на язык воздержан, - одобрил Добрыня.

- Дадим ему товары, крепкую стражу, да и пусть отправляется.

- В зиму?

- К чему же мешкать, гостю по любой погоде путь открыт. А что с письмом нашим к императору послан, кто о том знать будет, кроме него да нас с тобой?

- И то так, - согласился Добрыня. - Ну, а теперь поглядим, как новгородцы собрались.

С высоты холма Кузьме видно как на ладони…

От Киева до Вышгорода растянулся новгородский санный поезд. Гомонят люди, ржут кони, дерёт полоз слежалый снег.

Смотрит Кузьма, как отдаляются полки, а с ними брат Ивашка, и на сердце становится тоскливо. Когда-то ещё доведётся свидеться. Может, и Кузьма бы ушёл домой в Новгород, кабы князь отпустил. Загодя сказал он Кузьме: «Быть те при мне».

Купцу Вышате надоело скитаться. Отяжелел, как-никак за полсотни перевалило, и волос седина посеребрила, но на Ярославову просьбу согласие дал. Плавал Мстиславовым паведщиком в Византий, теперь в Германии побывать доведётся.

Долгая, полная опасностей, дорога ожидала его. К исходу зимы санным путём через Новгород надобно было добраться до Ладоги, а там, дождавшись, когда сойдёт лёд, сесть на ладьи и плыть, минуя варяжские страны, к датскому городу Роскильду. Оттуда до германских земель рукой подать.