В Испании коммунисты меньше всего стремились к компромиссу с радикальными левыми. На карту оказалась поставлена безопасность СССР. Победа левых на выборах в 1936 году в некоторых регионах сопровождалась социальной революцией: вдохновленные анархо-синдикалистами рабочие захватили фабрики и избавились от их владельцев, а крестьяне присвоили землю и учредили коллективные хозяйства и кооперативы. Как и Ленин, упразднивший фабричные советы в 1918 году, коммунисты были убеждены в том, что эгалитарные эксперименты только подрывают военную экономику. Для победы требовались централизация и высокая продуктивность экономики. Коммунисты утверждали, что пока пришло время для режима рыночного социалистического[416] (как НЭП) типа, управляемого объединением «прогрессивных сил», включающих элементы буржуазии, при сохранении частной собственности. В то же время они чрезвычайно враждебно относились к левокоммунистической POUM под руководством троцкиста Андреаса Нина[417]. Поэтому они и их союзник, технократ-республиканец[418], премьер-министр Хуан Негрин, заручились поддержкой среднего класса, с опасением относившегося к силе рабочих и анархистов{490}. В мае 1937 года Республиканское правительство при поддержке коммунистов выступило против анархистов и P.O.U.M. в Барселоне. Сопротивление было подавлено[419]. Советское НКВД, имевшее многочисленную агентуру в Испании, распорядилось убить Нина. Другие активисты P.O.U.M. были арестованы{491}.
Джордж Оруэлл, как многие представители его поколения, хотел помочь Испанской республике. Однако в отличие от многих, он стал ориентироваться на троцкистскую POUM, скорее случайно, чем из идеологических убеждений. Оруэлл находился в Барселоне в те майские дни и в 1938 году опубликовал воспоминания «Памяти Каталонии», ставшие одним из самых сильных и влиятельных произведений, дискредитирующих советский вариант коммунизма той эпохи. Сначала он не понимал враждебного отношения к коммунистам его товарищей по P.O.U.M. По его замечанию, коммунисты «действительно ведут войну, в то время как мы [P.O.U.M.] и анархисты топчемся на месте». Однако, став свидетелем жестокости коммунистов и республиканцев в Барселоне, он изменил свои взгляды. Теперь он обвинял коммунистов в том, что они подавляют народный радикализм: «Лозунг POUM и анархистов: “Война и революция неотделимы”, был, возможно, вовсе не таким уж непрактичным, каким он казался на первый взгляд»{492}. Он утверждал, что социальный консерватизм коммунистов стал причиной отчуждения западного рабочего класса, который мог бы при других обстоятельствах заставить правительства разных стран поддержать Испанскую республику вместо того, чтобы подрывать революцию на территории, оккупированной Франко.
В поисках ответа на вопрос «Кто все же потерял Испанию?»[420] спорят до сих пор{493}. Одержимость НКВД в ликвидации левых врагов, несомненно, подорвала поддержку Республики. Главной причиной поражения демократии была нехватка зарубежной поддержки и сила союзников Франко — Германии и Италии. Сталин, казалось, будет поддерживать Испанию до конца, однако он должен был сохранить силы для защиты СССР от Германии и от Японии, которая вторглась в Китай в 1937 году{494}.
Как ни странно, Троцкий был одним из тех, кому поражение испанского Народного фронта оказалось на руку. Линия поведения СССР в Испании, а также показательные процессы ускорили разочарование многих левых в коммунизме. Именно их, коммунистических диссидентов, привлекал своим движением Троцкий. Убийство Нина и других троцкистов дало начало движению мучеников, главным из которых предстояло стать самому Троцкому: он был убит ледорубом в августе 1940 года одним из сталинских агентов. В 1938 году Троцкий основал Четвертый Интернационал, который должен был стать силой, противостоящей Второму (социал-демократическому) и Третьему (коммунистическому) Интернационалам.
Троцкизм представлял собой левое, радикальное ответвление большевизма. Его идеи были характерны для различных левых оппозиций, возникавших в партии с 1917 года[421]. Троцкисты выступали за возрождение «социалистической демократии» и обвиняли сталинизм за авторитарность. Однако они не поддерживали плюралистическую либеральную демократию. Они следовали принципу марксизма-ленинизма, согласно которому должна быть одна правящая партия, при этом считая, что политика и управление экономикой должны осуществляться Методами участия[422]. Троцкий также воздерживался от слишком Резкой критики в адрес самой сталинской системы. Он утверждал, что «каста бюрократов» появилась при Сталине, однако при этом настаивал, что это не был «новый класс». СССР так и не стал системой «государственного капитализма», он оставался «государством рабочих», хотя и в «ухудшенной» форме. На международной арене троцкизм казался более успешным и революционным, чем сталинизм. Троцкий с враждебностью относился к национализму, лежащему в основе политики Народного фронта. Его теории «перманентной революции» и «смешанного неравномерного развития» оправдывали революционную политику в развивающихся странах. В отличие от сталинистов, строго придерживавшихся Маркса и его исторических фаз развития, троцкисты полагали, что развивающиеся аграрные страны могут пропускать фазы и совершить стремительные революционные скачки к социализму[423]. Тем не менее они всегда настаивали на том, что в авангарде революции может стоять только пролетариат, даже если ему придется управлять буржуазией и крестьянами в «перманентной революции»{495}.
Членами Четвертого Интернационала стали немногие (по официальным данным, возможно, преувеличенным, 5395 человек), почти половину составляли члены Социалистической партии рабочих США (СРП). Радикальный марксизм Троцкого и защита демократии рабочих советов, как можно было предположить, стали популярными идеями в свободной культуре Америки, где влияние Второго и Третьего Интернационалов, одержимых строгой дисциплиной, было наиболее слабым. Сторонниками или сочувствующими троцкизму являлись также американские интеллектуалы, особенно группа нью-йоркских писателей: Сол Беллоу, Ирвинг Хоу, Норман Мейлер, Мэри Маккарти и Эдмунд Уилсон{496}.
И все же многие троцкисты в США считали отношение самого Троцкого к сталинизму слишком снисходительным. В 1939—1940-х годах Социалистическую партию рабочих потрясли ожесточенные дебаты по вопросу истинной природы СССР. В партии произошел раскол. Макс Шахтман создал новую «партию рабочих», более враждебную по отношению к сталинизму, чем ортодоксальные троцкисты. Как многие другие американские троцкисты, он позже стал одним из сторонников холодной войны, а к 1960-м годам — одним из самых влиятельных воинствующих либералов, которых называли неоконсерваторами. В других странах троцкизм развивался по иному пути. В 1960-х и 1970-х годах он снова приобрел популярность, когда образ СССР стал менее привлекательным. Несмотря на это, троцкизм сохранял заслуженную репутацию движения бесконечных споров и расколов.
Троцкисты были первыми, кто сравнил сталинский коммунизм с нацизмом и назвал оба режима «тоталитарными». Это сравнение оказалось пророческим: 23 августа 1939 года Берлин и Москва подписали пакт о ненападении. На самом деле этот договор не был результатом крепкой дружбы: Сталин просто понимал, что у него нет выбора{497}. Британию мало интересовал вопрос создания формальной антигитлеровской военной коалиции, в то время как Сталин не мог рисковать и допустить войну с Германией. У Сталина при этом не было сомнений относительно союзников. Он, как и в прошлом, надеялся, что социализм только выиграет в случае войны внутри самого империалистического лагеря. В разговоре с Димитровым проявлялось его ликование: Гитлер «бросил капиталистическую систему в бездну хаоса»; «пакт о ненападении в какой-то степени на руку Германии. В какой-то момент мы спровоцируем противоположное»{498}. В то нее время Коминтерн объявил конец Народного фронта[424]. Сталин не планировал быстрых революций, однако он все же был убежден в том, что в будущем война могла спровоцировать революции, поэтому линия Коминтерна приобрела ярко выраженный антибуржуазный характер{499}. Красная армия тем временем насаждала социализм в Прибалтике, Польше[425] и других территориях, захваченных Советами в результате подписания пакта[426]. Коминтерн объявил политическую линию Народного фронта ересью, английских и французских империалистов — врагами. Антифашистская пропаганда была запрещена.
