Как же Хрущеву удалось совместить мечту о творческой работе и обещание превзойти западный уровень жизни? Маркс действительно обещал материальное изобилие при коммунизме: «От каждого по способностям, каждому по потребностям».
Но принципы западной идеологии потребления основывались больше на желаниях, нежели на необходимости. Кроме того, западная культура потребления, в центре которой находились дом, семья и индивидуум, была губительна для коммунистического коллективизма[616]. Чешский коммунист Зденек Млынарж понимал, насколько новые цели Хрущева, связанные с идеологией потребления, были опасными для всей коммунистической системы: «Сталин никогда не допускал сравнения социализма или коммунизма с капиталистической реальностью, потому что он утверждал, что здесь строится абсолютно новый мир, который нельзя сравнивать ни с одной предыдущей системой. Хрущев же с его лозунгом «Догнать и перегнать Америку» в корне изменил ситуацию для простых советских граждан… После этого… сравнение было допущено… Он хотел укрепить веру людей в советскую систему, на деле практическое сравнение с Западом имело обратный эффект и постоянно ослабляло эту веру»{833}.
Масштаб задач, стоящих перед Хрущевым, стал понятен в ходе импровизированных «кухонных дебатов» между Хрущевым и вице-президентом США Ричардом Никсоном. В рамках нового «мирного соревнования» идеологий была открыта Американская национальная выставка в парке «Сокольники» в Москве. На выставке была представлена модель дома из шести комнат с кухней, укомплектованной современной бытовой техникой. Лидеры, несдержанные и агрессивные, противостояли друг другу. Хрущев был ошеломлен, узнав, что простой американский рабочий может купить такой дом за 14 тысяч долларов. В ответе, который никого не убедил, Хрущев хвастливо заявил: «Вы думаете, русские удивлены этой выставкой. На самом деле почти все недавно построенные дома в нашей стране укомплектованы такой техники. В США вам необходимы доллары, чтобы купить такой дом. Здесь же нужно просто родиться гражданином»{834}.
Хрущев делал все, что мог, чтобы его хвастливые обещания исполнились. Наиболее заметным свидетельством перемен стало строительство в городах тысяч новых многоквартирных домов. Квартиры были маленькими, и строительство — дешевым. Вскоре эти дома получили прозвище «хрущобы», в котором сливались слова «Хрущев» и «трущобы». Однако это был огромный шаг вперед по сравнению со сталинской жилищной политикой. При Сталине строили престижные высотные дома, большинство же простых людей ютилось в коммунальных квартирах с общей кухней и ванной. Целью Хрущева было дать каждой семье (включающей несколько поколений) отдельную квартиру. При этом он настаивал на том, что растущее потребление не должно порождать мелкобуржуазный индивидуализм. Власти содействовали открытию общественных столовых, созданию жилищных товариществ. Поощрялся выпуск домовых стенгазет и проведение «дней открытых дверей», когда семьи приглашали к себе кого-нибудь из соседей пообщаться. Шитье и вязание считались индивидуалистическими видами деятельности и потому не приветствовались[617].{835}
Этими современными зданиями был брошен вызов былой эпохе «высокого сталинизма». СССР снова возвращался к модернизму образца 1920-х и 1930-х годов — периода расцвета международного коммунизма. Страна была вовлечена в идеологическое соревнование с Западом и должна была показать свой абсолютно новый, более современный и космополитический образ{836}. Вычурный, сложный стиль позднего сталинизма характеризовался как «мелкобуржуазный», мещанский кич. Такой тип искусства предпочитал невежественный Дроздов и его друзья-обыватели. Власти проводили кампании с целью заставить простых советских людей выбросить из своих домов наборы статуэток слонов, которые были символом счастья и удачи. Они были так же популярны среди советских домохозяек, как фарфоровые уточки, которые наводнили западные гостиные в 1960-х годах{837}. Однако главным символом современного коммунистического строительства были отнюдь не коробки многоквартирных домов, которыми обрастали крупные города Восточной Европы. Таким символом стал запущенный в открытый космос искусственный спутник Земли. Советская космическая программа брала свое начало в раннем научном утопизме, особенно в работах пионера космических исследований Константина Циолковского и основанном им в 1924 году Обществе по изучению межпланетных сообщений. В 1930-е годы маршал Тухачевский способствовал основанию ракетостроения в СССР. После его ареста в 1937 году многие из его научных соратников были арестованы, некоторых из них расстреляли. В начале 1940-х годов космическую программу стал курировать Маленков[618]. Все ученые, включая тех, кто был арестован как «враг народа», стали заниматься созданием ядерных ракет[619]. В 1950-е годы успешно использовавшая оборудование и разработки нацистов[620] программа перешла под контроль Хрущева. Он собирался преобразовать советские вооруженные силы и ликвидировать их зависимость от танков и солдат. Первый выдающийся успех советской космической программы был продемонстрирован всему миру 4 октября 1957 года, когда радиостанции передали в эфир сигналы с первого искусственного спутника Земли. Наступило время побед: сначала в космос было запущено животное (собака Лайка), немногим позже, в апреле 1961 года, произошло еще более невероятное событие — в космосе побывал первый человек Юрий Гагарин.
В честь полета Гагарина Хрущев устроил такие пышные торжества, каких не было со времен Дня Победы 1945 года. На церемонии он едва сдерживал слезы. Для Хрущева успех Гагарина и его космического корабля «Восток-i» служил доказательством того, что СССР стал современной страной. Эти события глубоко потрясли американцев. Сенатор-демократ Генри «Скуп» Джексон, воинственный сторонник холодной войны, заявил, что запуск спутника стал «сокрушительным ударом» по американской военной мощи, и призвал президента Эйзенхауэра объявить «неделю стыда и страха». Убежденный в том, что советские ученые ушли далеко вперед, Джексон и его сторонники убедили скупого президента принять Закон об образовании для нужд национальной обороны (National Defense Education Act). Расходы на образование удваивались, огромные средства выделялись на развитие науки и изучение коммунистического мира и развивающихся стран. Так закладывались основы будущего американского превосходства в высшем образовании и научных исследованиях.
Космическая программа заставила врагов СССР считать, что это страна, где живут просвещенные, рациональные граждане, однако воплотить этот образ в жизнь оказалось задачей гораздо более сложной. После относительной религиозной толерантности периода войны и позднего сталинизма Хрущев вернулся к атеизму 1920-х и 1930-х годов. Снова стали закрываться церкви, в вузах вводились новые курсы «научного атеизма». Партийные пропагандисты в своих настойчивых усилиях распространить атеизм называли полет Гагарина неопровержимым доказательством того, что Бога не существует.
Таким образом, СССР демонстративно вернул свой прежний статус передовой современной державы, преодолев период послевоенного обскурантизма. Однако где же было взять средства на модернизацию обороны и повышение уровня жизни? Хрущев видел решение этой проблемы в новой, всесторонней и ненасильственной форме мобилизации. Он был убежден, что таким способом сможет достичь большего, нежели Сталин — устрашением или капитализм — материальным стимулированием. Он несколько ослабил дисциплину на фабриках и заводах, рабочим дали больше свобод в надежде, что они станут лучше трудиться. Он также был намерен радикально реорганизовать бюрократический аппарат. Несмотря на всеобъемлющий характер перемен, Коммунистическая партия не лишалась своего привилегированного положения. Напротив, Хрущев надеялся, что партия встанет во главе мобилизации и поведет за собой массы. Одной из первых его инициатив было упразднение отраслевых министерств (по его мнению, «рассадников» самонадеянных дроздовых) и передача власти региональным партийными руководителями с помощью создания областных экономических советов[621]. Хрущев полагал, что у коммунистов как идеологических энтузиастов лучше получится вдохновить людей, чем у степенных государственных чиновников. Кампании в духе 1930-х годов снова вернулись. Партийные руководители, отчаянно нуждавшиеся в продвижении по службе, раздавали невыполнимые обещания достичь экономических чудес. Вернулся даже опальный Лысенко[622], поскольку Хрущев поверил в его обещания повысить урожайность пшеницы.
