Перемолвившись с Гашу ком, Юрий Дмитрич оставил с ним сына и повернул коня в кремник. Тут от охраны отделился Асай Карачурин и лёгким кивком указал простолюдина, что прохаживался у прилавка в торговых рядах. Нет-нет да стрелял чужак взором в конную силу на площади, будто оценивал число воинов.

   - Елисей Лисица, - молвил татарин.

Ему ли было не узнать ездока в карете, спасшего обмороженных господина и слугу на пути во Владимир.

   - Точно, Елисей, - подтвердил князь. - Сдаётся мне, на сей раз это не спасительный попутчик, а вредный лазутчик.

   - Ведёт счёт нашим силам, - вздохнул Асай.

Князь жёстко повелел:

   - Пусть будет пойман и тут же представлен мне.

По пути в кремник Юрий Дмитрич навестил тиуна Ватазина, у которого застал Вепрева. Оба удивились посещению господина и обрадовались. Не могли сойтись в споре: выходить ли навстречу московской рати, затвориться ли в Галиче.

   - Он советует выходить, - мотнул головой Ватазин в тёмный угол.

Там князь увидел не примеченного третьего участника спора: острые, внимательные глаза, бородка буквой «мыслете». Новичок склонился, коснувшись перстами пола.

   - Кто? - спросил Юрий Дмитрич.

   - Боярин Иван Котов, - назвал Ватазин. - Прибыл с князьями Василием Косым и Дмитрием Шемякой, сыновьями твоими. Инокняженец.

   - Посоветуемся у меня втроём, затворясь, после полуденной трапезы, - решил Юрий Дмитрич, отвернувшись от Котова: не понравился ему этот человек.

При выходе ждал Асай, объявил что пойманный Елисей Лисица посажен в воеводской избе. Отправились туда.

Юрий Дмитрич, войдя, устроился против задержанного на лавке.

   - Поклонился бы тебе, княже, - сказал Лисица, - да повязан по рукам и ногам.

Галичский князь вздохнул:

   - Вот как удалось на сей раз свидеться с тобой, Елисей. Стар ты стал, опрометчив. Не боишься, что за такую услугу молокососу-племяннику велю оковать тебя, пытать и казнить? Ведь лазутничество перевесит все прежние, добрые до меня поступки.

Лисица покачал седой головой:

   - Не боюсь, княже. Во-первых, служу тому, кто признан на Москве государем. Признают тебя, буду тебе служить. Во- вторых, своему делу во вред меня накажешь. Как лазутчик, сообщу противникам о прибытии в Галич хлыновской конницы. Возможно, такая новость ошеломит твоих братьев, Васильевых воевод. Не напугает, так хотя б остановит.

   - Не напугает, - согласно закивал князь. - Их силы и теперь почти вдвое больше. Так остановит ли?

Старик прищурился:

   - Ратятся не числом, а уменьем. Вятчане добрые воины!

Князь кликнул Асая.

   - Развяжи его.

Лисица расправил занемевшие члены.

   - Прощай, Юрий Дмитрич! Будь благополучен.

   - Дай Бог видеть тебя другом, а не врагом, - прозвучало пожелание вслед уходящему.

Солнце перевалило за полдень. Не снявший воинскую сряду, князь трапезовал вдвоём с женой. Анастасия ела молча, но в конце концов нарушила молчание:

   - Свет мой, ощущаю себя так, будто накануне хищнического захвата страшными литовцами Смоленска.

От неожиданности князь выронил баранью кость из пальцев.

   - Уф! Я уже не свет твой, - заговорил горько. - Я твоя тьма. Вот недавно, стоя на заутрени в ночь Светлохристова Воскресения, вместо молитв думал грешным делом: как быть? Покойный государь-братец назвал опекуном сыну алчного Витовта, захватчика Смоленска. Тот, слышно, аж подпрыгнул на своих старых ногах. Ему такое звание чрезвычайно близко к сердцу: можно сказать, Москва положена к его ногам. Софья Витовтовна шныряет не без дела туда-сюда меж сыном и отцом. Моё же противостояние мальчишке бесит старика. Даже при небольшом вооружённом столкновении он к нам по праву вторгнется, будто унять усобицу, на деле же сглотнуть ещё кусок земли. Вот этого, единственного, я, как огня, страшусь. И не знаю, поднимать ли меч иль прятать в ножнах до последней крайности.

Княгиня с каменным лицом молчала. Не находила, что сказать.

   - О Галиче, - продолжил разговор Юрий Дмитрич, - не помышляй, любовь моя, как о Смоленске. Галич не будет взят. Я здесь оставлю мощную оборону. Отчину свою не обреку огню, грабежу и полону. Да и не понадобится она кремлёвским заправилам. Преследователи охотятся за мной, а не за галичанами. Меня же здесь не будет. Так птица, отлетая от гнезда, хранит его, уводит за собой хищников.

Трапеза окончилась, как началась, в молчании. Княгиня встала и поцеловала супруга.

   - Всё правильно. Всё верно и умно. Только, - она длительно вздохнула, - куда же мы, к кому пойдём, где станем...

Юрий Дмитрич нарушил обычай: не предался послеполуденному сну. Времени было в обрез. По уходе княгини вышел в Переднюю, где договорился встретиться с соратниками. Его ждали. Ватазин грыз перо, что всегда держал за ухом. Вепрев, пристроившись к подоконнику, чертил что-то на клочке пергамента. Борис Галицкий, Данило Чешко, Семён Морозов сидели рядком на лавке в задумчивости. Сыновья, Василий со средним Дмитрием, попросившие дозволения присутствовать, шептались в уголке с Путилой Гашуком, как, бывало, в Вятке перед сборами на охоту.

   - Друзья верные мои, - обратился к ним князь, - какая у каждого из вас дума?

Морозов и Чешко почти в один голос высказались:

   - Затвориться в Галиче.

Ватазин продолжал грызть гусиное перо и молчать.

Вепрев было раскрыл рот, однако его нетерпеливо и неучтиво перебил Василий Косой:

   - Мы с братом и Путилой так мыслим: выйти в чистое поле, учинить бой не на жизнь, а на смерть, покончить всё одним разом. Тебе, татунька, - большой полк, Вепреву - правое крыло, Гашуку - левое, а мы с Митей - в засадном полку.

Воевода густо рассмеялся. Даже слёзы выступили на глаза от смеха.

   - Василь Юрьич, Дмитрий Юрьич, подумайте: какая разница между отчаянностью и отчаянием? А ты, Путило, подсказал бы им быть осторожнее. Или вышел летами, не разумом... - Вепрев махнул рукой, обратился к князю: - Согласен с боярами, господине. Надо отсиживаться и вылазками истощать врага.

   - Что ты помалкиваешь, Борис? - взглянул князь на Галицкого.

Бывший дядька тяжело встал, опершись о подоконник, и неуверенно молвил:

   - Дума моя нелепа. Однако же иной нет.

«Стареет сокол! - скорбно решил Юрий Дмитрич. - В дворцовых кознях он, как щука в воде, в воинских же делах, как карась на суше!»

Галицкий удивил:

   - Оставим оборону в Галиче. Идём с главными силами к Нижнему. Московская рать - за нами. Движение займёт время. Нижний поближе к Вятке. Помощь придёт быстрей.

К такой думе присутствующие отнеслись по-разному: старшие с недоумением, младшие с осуждением. Князь, хлопнул в ладоши:

   - Да будет так!

И удалился первый.

Начались торопливые сборы, ибо приказ был выступить с утра, до приближения противника. Семейство Юрий Дмитрич брал с собой. Снаряжались кибитки для женской челяди. Поскольку Вепрев решил взять пушку, встал вопрос об огненном зелье. Дело опасное: недавно при производстве пороха в клочья разнесло мастерскую и несколько домов около. Потребность созрела, умение - ещё не очень.

Почивать князь пришёл на княгинину половину, дабы успокоить жену. Анастасия послушала лишь начало заготовленных им речей.

   - Не трать слов, государь мой, - перебила она. - В Хлынов с тобой ездила, в Нижний доеду как-нибудь. Много с детства видала бед, к старости испытаю лучшую.

   - Лучшую? - удивился Юрий. - Беду?

Жена подтвердила:

   - Лучшую, ибо с тобою общую.

Утром князь видел свою супругу за хозяйственными распоряжениями на каретном дворе. С тех пор долго не доводилось быть рядом.

Войско вышло из Галича в солнечный майский день. Небо девственно голубело, будто после зимы заново родилось. Леса ещё голые, скинув снежную одежду, ждали весеннего оперения. Поля чернели в белых нашлёпках: наследило перед уходом суровое время года! Дорогу - не назовёшь дорогой: болотная полоса беспутья. Кони вязли по бабки, телеги и кибитки - по ступицы. Этак недалеко уйдёшь. Одна надежда - на ветер: пусть быстрей сушит!