Князь рассмеялся, глядя на незадачливого воеводу:

   - Воители!

   - Обманутые! - оправдался Глеб. - Новгородцы вкупе с заволочанами появились внезапно. Мы сумели уйти. Они гнали нас, как разбойников, до самого Устюга. И сей город, отчину великого князя, пограбили.

Юрий Дмитриевич решил освободиться от назойливого споспешника. Достал из поставца свинцовый ларец, извлёк из поясного кармана ключ.

   - Люди-то при тебе остались?

   - Рассохин с Жадовским под Холмогорами пали костьми. Под Устюгом остатки силы рассеялись. Теперь со мной пятеро: некуда им податься.

   - Подавайтесь-ка на Москву, а оттуда в Звенигород. Вот тебе калита, - протянул князь Юрий.

Глеб поклонился и исчез из его жизни навек. Много позже, уже в Москве, всеведущий Галицкий вызнал, что шестеро путников, по описанию - Глеб с товарищами, шедшие в лодье по реке Кобре, притоке Вятки, подверглись нападению племени князя Асыки. Пятеро тут же были убиты, судьба шестого неведома. Можно было для собственного утешения полагать, что им оказался непутёвый Глеб. Слишком легко он брался за трудные предприятия. Провоевавшись на Двине, предпочёл более безопасной дороге на юг грозный путь на Север. И вот канул, как камень в воду.

Ещё неделя с невыносимой медленностью продлилась для князя Юрия. Хотя наполнял её хлопотами: готовился выехать навстречу супруге. Тщетно отговаривал Макарьянич: ничего с жёнами не случится: охрана крепкая, отношения с тамошними племенами мирные. Если кто и разбойничает, то не здесь, а на двинских землях. Слышно, четверо новгородских вящих людей своей волей напали под Холмогорами на изменников, беглецов новгородских, Жадовского и Рассохина. Те пограбили заволоцкие волости и лучших людей пленили, опять-таки своей волей. Тут Макарьянич сузил глаза, хитро глянул на князя: «Разгромили разбойников! На сей раз победа за Господином Великим...» Князь, стараясь не покраснеть, кивнул. Всё обошлось намёками. Одно пришлось признать мысленно: сведущ, ох, сведущ главный человек Хлынова! За день до намеченного отъезда на поиски Анастасии к Юрию Дмитричу опять явился Левонтий. Устало, грузно, опустился в мягкое кресло, вытянул ноги.

   - Тяжело, трудник? - посочувствовал князь.

   - Хочешь-таки встречать жену? - деловито огляделся посадник. И, не дожидаясь ответа, молвил: - Доберётся сама. Хорошулям нашим осталось полдороги до Хлынова. Ввечеру будут здесь.

   - Тем более надо ехать! - радостно вскочил князь.

   - Ехать тебе, конечно, надо, - согласился Макарьянич. - Да не туда, - показал на север, - а туда, - ткнул в южную сторону. - И княгиня то же самое скажет. Так что готовь большой поезд. Скоро расстанемся и не скоро свидимся.

   - Левонтий! - остолбенел князь. - Ты уж не повелеваешь ли мной?

Макарьянич затрясся в беззвучном смехе:

   - Предсказываю, хоть и не кудесничаю. Просто имею сведения. Внимай: нынешнего лета, от сотворения мира шесть тысяч девятьсот двадцать третьего, - возвестил он торжественно, - марта в десятый день родись великому князю Василию Дмитричу сын Василий!

Юрий Дмитрич застыл, осознавая услышанное.

   - Начала мать его очень изнемогать, - продолжил Левонтий. - И впрямь, возраст Софьи Витовтовны позволял предвидеть, что будут трудные роды. - Великий князь был в великой скорби. Обратился к некоему старцу в монастыре Святого Ивана Предтечи, что под бором, за рекой Москвой. Знал о нём государь, попросил помолиться о великой княгине. Старец отвечал посланному: «Иди, скажи великому князю, пусть молится мученику Логину, понеже он от Бога всему его роду помощник. Княгиня будет здорова, даст сына нынешним вечером. Он будет государев наследник!» - Макарьянич поднялся. - Жди вскорости Анастасию свет Юрьевну. Я же пойду домой, встречать Акулину. Гонец принёс весть: Никитична оздоровела полностью.

По уходе посадника Юрий велел оседлать двух коней. Одного взял в повод, на другого сел сам. Никого с собой не взял, поскакал из города с поводным конём. День был жаркий. Леса бежали назад, дорога стремилась под ноги, стая кучевых облаков пыталась опередить, да куда там!

Один, казалось, совсем один на всём белом свете он несётся в необъятном просторе. Да нет. На этом свете появился ему соперник, второй Василий. Он, как и первый, Юрия старше. Однако первый взял старшинство по дедине, а второй хочет взять по новизне. Отец, да, это он ввёл новый порядок наследования великокняжеского стола. Как не согласиться с отцом? Как перечить старшему брату, когда потребует подписать грамоту о признании племянника будущим государем. Не воображаемого, которого нет, а живущего, сучащего ножками, оглушающего великокняжеским рёвом. Не ехать! Выждать! Отсидеться в Хлынове? Или лучше впрямую, раз и навсегда, несмотря ни на что...

Любопытно: наместник великокняжеский в Новгороде, самый младший брат Константин, - крепкий орешек для старшего Василия, вернулся ли он из почётной ссылки? Подпишет ли грамоту?

Он-то упрямствует не из личной выгоды. Был и останется самым младшим. У него убеждения твёрдые: верность старым укладам! Пусть высшая власть даётся по дедине, чтобы воля отца не перечила воле прадедов. Вот какой Константин!

Думы отвлекли Юрия. Перестал понуждать коня, скачка перешла в рысь...

Вот уже едет шагом. Увидел в конце просеки всадников, окружавших карету. Один вырвался, помчался навстречу князю.

   - Плохо ездишь, Гюргибек! Почему один? Настасья-хатун жива-здорова. Гляди веселей! - раздался голос Асая.

Всё это он кричал, пока не приблизился. Юрий подъехал к карете, поздравствовался с начальником охраны. Нетерпеливо распахнул дверцу. Сразу увидел Анастасиюшку, красивую и величественную. С ней рядом Акулина Никитична, улыбающаяся, намного помолодевшая.

   - Я здорова, князь Юрий! - похвалилась она.

Княгиня подала руку, деловито заговорила:

   - Поводной конь с тобой... это для меня? Помоги сойти, подсади в седло. Не надо, Асай, хочу, чтобы князь...

Поехали рядом вперёд. Наконец-то Юрий снова слышал её сочный, певучий голос! Сначала - слова обязательные: каково самочувствие? Не утомил ли далёкий путь? А как дома, все ли живы-здоровы? Навещал ли Левонтий? Не подавал ли вестей Борис Галицкий? Дальнейшие речи задержались на мелочах: у Вассы гнойный нарыв вскочил на шее, просквозило в пути; где-то на стоянке затерялось ожерелье из бисера, нитка оборвалась; из охраны двадцатилетний хлыновец утонул при переправе на Вычегде, оскользнулся, не преуспели спасти.

   - Излечил ли волхв Пама твою подружку? - наконец спросил князь.

   - Акулина воскресла, - обрадовалась Анастасия. - Былых неприятностей - ни в одном глазу! Туда ехали - по обмиранию на день, назад возвращались - ни одного.

   - Так что ж ты, как будто невесела? - удивился князь. - На радостях едешь, как с похорон?

Княгиня молчала, лишь натянула повод коня. Поехали тихо. Стража с каретой постепенно обтекли их, обогнали. Позади остался один Асай, державшийся на некотором расстоянии. Князь продолжал вопросительно смотреть на жену. Наконец она обратила к нему страдальческий взор, столь жалобный, что захотелось тут же обнять, прижать к груди, успокоить. Она произнесла два слова:

   - Золотая баба!

Князь вовсе остановился:

   - Что, что?

Княгиня стала описывать, как бы сызнова видя нечто ужасное:

   - Большой каменный болван, обвитый тонкой тканью. Иззолоченный. Это старуха с двумя детьми. Младенца держит на руках, другой, поболее, стоит подле. Суеверные люди в честь неё убивают лучших оленей, едят их сырые кишки и мясо.

   - Дикари! - возмутился князь.

   - Нет, - возразила Анастасия. - Просто в тех дальних местах такая жизнь. В тамошних сёлах - дикие козы, лисицы, куницы, зайцы и иные звери, кожи которых на одежды человеческие пригодны.

   - Ну да, да, воистину так, - согласился Юрий Дмитрич. - При чём тут Золотая баба?

   - Она исцелила Акулину, - пояснила княгиня.

   - Неважно, кто её вылечил, - начал серчать князь. - Важно, что ты теперь не в своей тарелке из-за какого-то болвана.