«С тех пор, как встретила Джеба», — подумала Сюзанна.

— С тех пор, как моя подруга погибла насильственной смертью в городском парке.

— Избавь меня еще от одного упоминания об этой трагедии. Я уже наслышалась о ней от Дрейка. Решать эту головоломку — дело полиции. Что случилось, то случилось. — Дословно повторив мнение Джона Юстаса, Лесли встала на ноги и принялась ходить по комнате. — Если честно, Сюзанна, были моменты, когда я сама была готова ее убить.

— Я не могу поверить в такую бесчувственность, — сказала Сюзанна. Во рту у нее пересохло, все удовольствие от того, что она нашла помещение для приюта, куда-то исчезло, а разочарование в Лесли стало прямо-таки осязаемым. — Я оплакиваю ее. Как и мой отец.

— И ты думаешь, что этот приют… — Лесли произнесла это слово с подчеркнутым презрением, — вас обоих исцелит? Я не слышала, чтобы Джеб Стюарт Коуди посыпал себе голову пеплом.

— Конечно, не слышала, — сказала Сюзанна. Он постарается замучить себя работой, пока не признает, как ему ее не хватает. Если он это признает, ему придется что-то решать.

«Как и в случае с ребенком». Лесли посмотрела на нее с удивлением:

— Кажется, ты знаешь его гораздо лучше, чем я думала.

— У нас была короткая… связь, — призналась Сюзанна. — В Нью-Йорке. И когда он был здесь, в Сан-Франциско, — тогда ты находилась в Коннектикуте. Это закончилось в тот день, когда ты видела, как он садился в такси.

Лесли окинула ее испытующим взглядом, и рука Сюзанны сильнее вцепилась в шерсть Стадли.

— Не знаю, кто это на самом деле старается замучить себя работой, стараясь уйти от проблем. — Лесли посмотрела на живот Сюзанны. — Или с этой собакой слух мне стал изменять? За последние две недели тебя тошнило почти каждое утро. — Она помолчала. — Сколько уже?

Какой резкий тон, какие грубые слова!

— Ребенок должен родиться под Рождество.

— Тогда еще есть время. Хотя и очень мало. Если мы сейчас этим займемся… — Лесли двинулась к выходу, затем остановилась: — А ты уверена? Ты была у врача?

— Да.

— Он из тех, кто не хотел бы извещать прессу?

— Лесли! — Мягко оттолкнув собаку, Сюзанна неуверенно встала на ноги, вновь испытывая тошноту и головокружение. Ее мать — это вторая Бриз Мейнард. Как говорится, поют одну и ту же песню. Их мысли работают в одном и том же определенном направлении.

— Здесь не может быть другого решения. Ты женщина с воспитанием, с положением в обществе. А мистер Коуди — я думаю, что это он, поскольку Майкл был бы осторожен, — принадлежит к тому сорту мужчин, которые имеют склонность к безрассудным поступкам, и он не нашего круга.

— О, ради Бога!

— Мне не нужно тебе напоминать, что твою бабушку очень уважали в обществе. Лига основателей этого города до сих ежегодно проводит банкет в ее честь. Кроме того, ты — опять же по собственной воле — одинокая женщина. Ты же не сможешь сама воспитать этого ребенка.

— Примерно четвертая часть одиноких женщин с этим справляется.

— Но не люди со средствами и с положением. Твой отец…

— Так вот почему вы с Дрейком произвели меня на свет? Потому что так нужно было сделать? Ради того, чтобы «Нью-Йорк таймс» поместила сообщение о моем рождении со списком моих предков в шести поколениях? Ради того, чтобы пятьсот человек присутствовали при моем крещении, захватив с собой все положенные подарки от Тиффани и Бергдорфа?

— Как ты смеешь так со мной разговаривать!

— Ты совсем меня не любишь.

— Сюзанна!

Пройдя мимо Лесли, Сюзанна принялась подниматься по ступенькам.

— Я собираюсь родить этого ребенка, — сказала она, остановившись на лестничной площадке. — Я сохраню его и буду любить всем сердцем. И мне абсолютно все равно, что кто-нибудь — если такие в наше время найдутся — об этом скажет. И я открою приют, потому что это нужно сделать.

Пробежав гостиную, Стадли бросился за ней по ступенькам, и Сюзанна нагнулась, чтобы взять его на руки.

— Собака останется. Если это составляет для тебя проблему, то можешь возвращаться на восток, чтобы жить там и искать себя сколько хочешь.

— Сюзанна!

— Не знаю, кто из вас более эгоистичен, Дрейк или ты.

В конце июня Джеб прилетел в Нэшвилл. Захватив с собой прочитанные в полете последние выпуски газеты «Ю-Эс-Эй тудэй», пестревшие заголовками типа:

«Светская дама из Сан-Франциско заботится о бездомных», он прямо из аэропорта направился в дом Бриз, в свою комнату, где остановился на выходные, чтобы записать последнюю песню для второго альбома. Вечером Джеб взял эти так заинтересовавшие его газеты в маленький клуб в городском предместье, где написанное от руки объявление в окне приглашало клиентов «зайти отдохнуть».

Джеб сел, положил статьи о приюте на стол и придавил их сверху кружкой — вероятно, инстинктивно желая, чтобы Сюзанна, пусть даже на газетных полосах, была рядом. На соседнем стуле разместилась гитара.

— Ты обращаешься с этой штукой как с ребенком, — пробормотала Бриз, стараясь даже случайно не задеть Джеба за руку. С тех пор как он застал ее за телефонным разговором с Сюзанной Уиттейкер, ей все время приходилось соблюдать осторожность.

Сюзанна своего молчания так и не нарушила, что, кстати, совсем не удивляло Джеба. Он достаточно хорошо узнал Сюзанну, чтобы понять, что у нее есть свой собственный кодекс чести, который вполне оценил бы тот же Джон Юстас. В пылу гнева Джеб обвинил ее в противоположном и с тех пор постоянно боролся с желанием подойти к ближайшему телефону и набрать ее номер.

Тем не менее это был не его ребенок.

Джеб потрогал гитару за гриф.

— Эта штука и есть ребенок, — сказал он Бриз. — Больше ничьим отцом я быть не собираюсь.

Бриз бросила на него взгляд, стараясь оценить его настроение. Ее нынешнее отношение к нему заставляло Джеба также соблюдать крайнюю сдержанность, чтобы не спровоцировать еще одну ссору.

— Я думала, что ты этого хочешь, — сказала в то утро Бриз, обнаружив, что Джеб смотрит на нее из коридора.

— Если я захочу, чтобы ты выигрывала за меня мои битвы, — ответил он, — я дам тебе знать.

— Я сделаю так же.

Это был намек на Мака. Их отношения с Маком не ладились, и нынешнее, пусть даже краткое, возвращение в Нэшвилл нервировало ее еще больше.

Джеб посмотрел на Мака, находившегося за соседним столиком с другими музыкантами его группы — Скитом, Терри, Камероном и Буллом. Мак сидел к ним спиной и пил уже третью кружку — а ведь они пришли сюда всего пятнадцать минут назад.

Джеб чувствовал себя потерянным. Тем не менее он взял в руки гитару, прислонил ее к левому бедру, а левую ногу просунул под раму стола, приняв классическую позу, которой ему редко приходилось пользоваться на сцене. Во время концертов он работал стоя, и ремень от гитары весь вечер впивался ему в плечо. Дождавшись, когда местная группа сделала перерыв, он взял несколько аккордов.

В конце зала взвизгнул микрофон, по которому постучал ногтем солист местной группы, парень на вид лет двадцати.

— Смотрите, кто у нас сегодня, ребята! — Он окинул взглядом темные закоулки насквозь прокуренного зала, в котором пахло пивом и дешевым виски. — Сам Джеб Стюарт Коуди!

В низко надвинутой на лоб черной ковбойской шляпе в стиле, как выразилась Бриз, «уолл-стритского ковбоя» (он несколько раз надевал ее на сцену), простых потертых джинсах и белой рубашке, Джеб до сих пор не привлекал к себе особого внимания, хотя кое-кто и узнал Мака и Бриз. Ему совсем не нравилось постоянное внимание к его персоне, которого он целых десять лет так добивался, играя в забегаловках, подобных этой. Ему просто хотелось посидеть здесь и расслабиться. Завтра в восемь часов надо быть на студии. Сегодня же Джеб хотел забыть обо всем на свете. И в первую очередь о том крепнущем чувстве вины, которое он испытывал по отношению к Сюзанне. Но тогда зачем же он взял с собой гитару, да еще начал играть?

— Поднимайся сюда, Джеб, и покажи нам, как это делается.