— Сердится на меня,— ответила миссис Хейвен.— Не дала ему побегать, все только по делу. А он привык в это время гулять в парке.— Стеклянные глаза остановились на лице Джона.— А это кто, мисс Барнвелл?
— Джон Уилз, миссис Хейвен,— почтительно ответила Элисон.
— Здравствуйте, миссис Хейвен,— сказал Джон старухе. Затем протянул руку и дотронулся до плоской головы спаниеля.— Хэллоу, старина! — В ответ спаниель снисходительно оскалил зубы.
— Я надеялась обсудить с вами мой завтрак, назначенный на четверг. Когда вы собираетесь опубликовать материал насчет нового кладбища?
— Могла бы я зайти к вам завтра утром?
— Если пробьетесь! — Миссис Хейвен огляделась. Вся ее облаченная в мех фигура выражала крайнее возмущение.— Этот нелепый Мун с его вечными историями! Я не могу дойти до дверей, не столкнувшись чуть ли не со всей манхеттенсхой полицией. Если он очень хочет, чтобы его убили, пусть делает это не так публично. Вас устроит десять часов, мисс Барнвелл?
— Конечно, миссис Хейвен!
Миссис Хейвен перевела на Джона свои стеклянные глаза.
— Не может быть, чтобы в вас было только плохое, Уилз,— сказала она.
— Надеюсь, что нет! — ответил Джон.
— Разговаривал с Тото... Я всегда говорю, люди, которые любят собак, не могут быть абсолютно плохими! Вы должны как-нибудь прийти ко мне на чашку чая...
— С большим удовольствием,— сказал Джон.
— Ну, насчет удовольствия мы еще посмотрим! Так в десять утра, мисс Барнвелл.— И она направилась к лифту, расправив паруса.
— Гав! — шепнула ей вслед Элисон.
— Спасибо за совет насчет Тото!
Элисон засмеялась.
— Она купила у нас свою квартиру семь месяцев назад и до сих пор не сказала ни слова мистеру Шамбрену. Он ужасно раздосадован. Еще бы! Он — единственный из работников отеля, не удостоенный ее милостивого внимания. «Любишь меня — люби и мою собаку»,— гласит поговорка. Видите ли, он ни разу не снизошел до того, чтобы поговорить с Тото! Ну ладно, пойдем к нашему столику, не то мистер Кардоза не сможет удержать его за нами. Вы способны пробиться сквозь эту толпу?
Работая локтями, они добрались до бархатного шнура. Мистер Кардоза, невозмутимый, как ледяное изваяние, пропустил их. Люди, оставшиеся по другую сторону шнура, проводили их ненавидящими взглядами, словно отпетых негодяев.
— Надеюсь, мисс Барнвелл, вы подарите мне за это вечер в театре,— сказал Кардоза, провожая их через уже наполненный зал к зарезервированному для них столу.
— О’кей,— согласилась Элисон.
Кардоза с улыбкой подвинул ей кресло.
— Я всегда знал, что у него две головы. Думаю, здесь вас не заденет ни одна шальная пуля.
— Вы всерьез считаете, что?..
— Нет,— сказал мистер Кардоза.— Я не думаю, что он пришел бы, если бы ему действительно грозила опасность. Прошу извинить меня...
Они едва уселись за свой столик, как послышался нарастающий гул голосов. Великий Человек шел через вестибюль. Через мгновение он появился у бархатного шнура мистера Кардозы.
Джон Уилз впервые увидел его во плоти. Он почувствовал, как напряглись мышцы и больно сжалась челюсть. В этот момент на его руку легла прохладная рука Элисон.
— Спокойно, Джонни,— сказала она.
Мун стоял в дверях, окидывая зал небрежным взглядом. На нем был превосходно сшитый темно-серый костюм, черно-белый жилет и пышный галстук- бабочка. Ему можно было дать лет пятьдесят. Левая рука слегка поглаживала усики. Правая скрывалась в кармане брюк. Он молчал, но все почти явственно слышали его мысли: «Ну-ну, лизоблюды, смотрите — я весь перед вами».
Джон отвернулся. Он вновь увидел перед собой измученное лицо отца, услышал его усталый, скорбный голос; «Я не знал, что приобрел врага, имеющего власть, влияние, а главное — деньги, и что он будет преследовать меня, пока кто-нибудь из нас не умрет...»
— Вот тот, похожий на невинного студента-второкурсника,— это Уиллард Сторм, журналист,— услышал Джон голос Элисон.
Он заставил себя обернуться. Мистер Кардоза с поклонами вел Муна к столу. За ним по пятам следовал молодой человек в очках с роговой оправой и очень модной, неуловимо наглой внешностью.
— Одной породы птички,— сказала Элисон.— В своем роде мистер Сторм — современная версия Обри: в молодости.
Теперь они подошли к столу, отведенному для них в центре зала. Вокруг хлопотливо порхал мистер Кардоза. Джон заметил Шамбрена, стоявшего в дверях рядом с Харди и его людьми. Мун был под тщательным: наблюдением. Джерри Додд и- один из его помощников силой оттаскивали от входа какого-то фотографа.
— Мистер Шамбрен не допустит никакой шумихи, как бы она ни нравилась Муну,— сказала Элисон.
В этот момент черные глазки Муна заметили Элисон. Он улыбнулся насмешливой, издевательской улыбкой. Щеки Элисон вспыхнули. Джон уже хотел выразить свое возмущение, как вдруг почувствовал на себе пристальный, изучающий взгляд Муна. Насмешливая улыбка угасла, глаза превратились в узкие щелочки. Потом Мун повернулся и что-то сказал Уилларду Сторму. Тотчас журналист направил на Джона свои очки в роговой оправе.
— Кажется, он меня заметил,— сказал Джон.
— У нас свободная страна,— возразила Элисон. Она сердилась на себя за то, что покраснела.
Джон ждал, но ничего не происходило. Мун отвернулся и стал обсуждать с мистером Кардозой меню завтрака. Сторм вынул из кармана блокнот и начал что-то писать в нем, бросив взгляд на Джона.
— Мисс Барнвелл!
Джон поднял глаза на человека, остановившегося возле их столика. Когда-то он был красив, он и сейчас красив’ в профиль, подумал Джон. На нем были черный пиджак и полосатые брюки, под мышкой он держал папку с бумагами.
— Мистер Амато! Привет! Джон Уилз, познакомьтесь: мистер Амато, наш метрдотель.
Амато поклонился.
— Слышал о вас от Шамбрена, мистер Уилз! Он говорил, что вы интересуетесь устройством пиров и праздников.— Он слегка повернул голову в сторону Муна.— Можно подумать, это современный Гамлет.— . Амато содрогнулся.— Может, сейчас не время, мисс Барнвелл, но Шамбрен сказал, что вас, возможно, интересуют некоторые детали субботнего вечера. Можно к вам присоединиться?
— Конечно,— сказала Элисон.
Амато придвинул третье кресло, уселся и раскрыл папку. ’ "
— Вот тут у меня меню. Может быть, вы используете некоторые подробности в сообщениях для печати?
— С днем рождения! — улыбнулась ему в ответ Элисон.
На лбу Амато выступили крошечные капельки пота.
— Будь он проклят,— пробормотал он.
— Ну, все не так уж плохо, мистер Амато!
— Будет в десять раз хуже, чем вы думаете. Все это возбуждение, вся эта шумиха превратят личный праздник в предмет национального, даже всемирного интереса.
А посему Его Величество постарается сделать для нас это предприятие в двадцать раз труднее. Когда он в центре всеобщего внимания — он просто дьявол! Я-то воображал, что полиция убедит его отказаться от этой затеи.
— Они пытались,— сказала Элисон.— Быть в центре всеобщего внимания — это именно то, чего хочет наш мистер Мун.
— О, Господи,— вздохнул Амато. Он вытащил из нагрудного кармана шелковый платочек и вытер лоб.
— Но, мистер Амато, ваше дело — выбрать нужную еду и вина, вот и все! И, как говорит мистер Шамбрен, никто не сумел бы все это лучше организовать, чем вы.
— Вы не понимаете,— возразил Амато.— Ему невозможно угодить! Тут нечто большее, чем вина и кушанья.— Взгляд, брошенный им в сторону центрального стола, был полон ненависти.— Все должно происходить с точностью хронометра! Закуски — ровно в восемь, ни на минуту раньше или позже. Тарелки должны быть убраны ровно через шесть минут. Должен быть подан сигнал одному из оркестров — музыка заглушит звон посуды. Через шесть минут — подать суп! И так далее, и тому подобное...
— Так вы представьте ему свое меню, он внесет свои исправления, а вы достаньте себе хронометр,— бодро сказала Элисон.— Раз начав, вы уже будете механически следовать установленному распорядку. Меню при вас, мистер Амато?