— Я не Генри Киссинджер, и мне не будут платить, как ему.

— Тебе будут платить больше! Уверяю тебя — ты будешь получать за каждое выступление тысячи.

— Ерунда! Ответь мне: почему это я всю жизнь должен издавать всё только с тобой?

— Ну, это юрист так просто написал, сам не знаю зачем… — он взвыл звуком плачущего саксофона.

— В общем, я буду консультироваться со своим юристом. Ты сказал, что это моё право.

Срывающимся голосом непрочищенного тромбона Ховард завопил:

— Это будет тебе дорого стоить! Ах, зачем я только сказал тебе это? Это была моя ошибка, — он опять сменил тональность и стал звучать, как плачущая скрипка. — Я люблю тебя, Владимир. Ты стал для меня как член семьи…

— Ага, поэтому ты считаешь возможным забрать себе мои деньги.

— Давай встретимся и изменим так, как ты считаешь нужным…

— Нет, сначала я буду консультироваться с юристом, сколько бы мне это ни стоило.

Я позвонил нашему первому американскому другу Эллану Графу и попросил совета. У него всегда находилось время меня выслушать, и он позвал меня на ланч.

— Скажи, ты хоть что-нибудь ему обещал и подписывал хоть какую-нибудь бумагу?

— Ни-че-го.

— Тогда ты ему ничего не должен. Лучше забудь про него.

— Про него я, конечно, забуду с радостью. Но я не могу забыть про свою рукопись. Ведь я так надеялся, что вот-вот будет издатель, и всё рухнуло…

— Покажи мне рукопись. Я знаю некоторых людей со связями в издательском мире. Может, я смогу рекомендовать им твою рукопись. Конечно, я не обещаю тебе миллионы, как твой Ховард, — добавил он с улыбкой.

— Спасибо. Я знаю, что ты — мой друг.

У меня стало легче на душе: я опять обретал надежду — Эллану я верил.

Та больная, учительница с переломом лодыжек, пришла на приём в поликлинику на костылях через неделю — на контрольный осмотр. Мексиканец Артуро встретил ее подчёркнуто обрадованно:

— Хэлло! Как дела?

Застенчивая больная робко улыбнулась:

— Здравствуйте, дорогой доктор. Очень болит нога, и гипсовая повязка давит, и пальцы стопы сильно отекают. Так должно быть?

— Конечно, должно! После перелома всегда есть боль и отёки. Сейчас вам сделают контрольные рентгеновские снимки.

— Я надеюсь, что всё будет в порядке.

— Конечно, должно быть в порядке, — заверил он.

Обязанность приносить снимки была моя, и на них было видно, что «порядка» нет: положение костей в суставе было неправильным, оставались смещение и подвывих. Я стоял позади него, на своём месте, и видел это ясно. Больная заворожённо смотрела на Артуро, с надеждой и ожиданием.

— Гм, да… — проговорил он. — Неплохо, неплохо, конечно. Но всё-таки лучше будет сменить повязку и попробовать переделать снова.

— Ой, доктор, второй раз?! Опять испытывать такие муки!..

Артуро принялся объяснять:

— Понимаете, так бывает… иногда… довольно часто… с первого раза не всегда удаётся поставить кости на место. Тогда надо пытаться сделать это ешё раз.

— Доктор, может быть, не надо?..

— Поверьте, надо попытаться. И всё будет о’кей.

Она слушала его, как оракула. Он повернулся ко мне:

— Владимир, сними повязку, мы наложим новую. Будешь мне помогать, — тоном, ясно показывающим, что он здесь босс.

Через неделю после перелома сопоставить кости лодыжек без операции чрезвычайно трудно: между отломками образовалась уже новая ткань, ещё пока мягкая, и связки и мышцы вокруг сократились. Артуро это понимал, но он боялся «разгона» от Аксельрода за плохо сделанную первую репозицию и хотел избежать критики других аттендингов на конференции. Не имея опыта трудного вправления, он фактически хотел сделать это моими руками. Резиденты давали мне многое делать — в поликлинике не было контроля моей недоброжелательницы Фрэн. Артуро буркнул «будешь мне помогать». Отказываться я не мог, да и не хотел: в моём прошлом, в моём докторском прошлом, мне удавалось это сделать. Теперь меня взял профессиональный задор. Я стал разрезать повязку, осторожно снимая её с ноги и подготавливая всё для нового вправления. Больная была расстроена, кривилась от боли, но приговаривала:

— Не правда ли, он очень внимательный, мой доктор.

— Очень, — поддакивал я, возясь с повязкой.

— И такой умелый!

— Очень.

По моим наблюдениям над тысячами больных, их отношение к докторам бывает разных типов: спокойное и доверчивое, насторожённое и недоверчивое, восторженное и слишком доверчивое. Эта больная была и застенчивая, и чересчур доверчивая — глупая.

— Вы давно занимаетесь этим делом — повязками? — спрашивала она.

— Порядочно.

— Вы кто — помощник доктора?

— Я ортопедический техник.

— A-а, я понимаю… А вы не знаете, почему нельзя было всё правильно сделать с первого раза?

— Не знаю, это дело доктора, — я старался быть осторожным.

— A-а, я вижу… Скажите, мой доктор придёт помогать вам?

— Обязательно.

— Я надеюсь, на этот раз всё будет хорошо.

— Должно быть.

Артуро был занят другими больными, на минутку заскочил в кабинет, потрогал опухшую ногу, улыбнулся больной и наставительно сказал мне:

— Сделай укол, начинай местную анестезию и накладывай повязку, я сейчас вернусь.

Я приложил все старания, чтобы сделать хорошее обезболивание и сопоставить кости.

Это требует концентрации и физических усилий. Больная была терпеливая, только всё приговаривала:

— Ну где же мой доктор? Почему он не идёт помогать вам?

Артуро пришёл под конец, когда я уже сумел поставить стопу в правильное положение. Он надел резиновые перчатки и стал делать вид, что руководит мною, приговаривая:

— Так, ещё… сделаем вот так… надо поднажать… накладывай гипс, я буду держать.

Когда мы закончили, он вытер пот со лба: хоть доктор он был неважный, но актёр хороший. И наивная больная смотрела на него с обожанием:

— Спасибо вам, доктор, спасибо. Я так надеюсь на вас.

Её увезли в рентгеновский кабинет для контрольных снимков. Я пошёл за снимками — проверить результат своей работы. Если ничего не вышло, Артуро ещё больше обозлится на меня и будет распускать слухи, что я ничего не умею. Если вышло… Снимки показывали правильное сопоставление отломков — у меня отлегло от души, и я понёс показывать их резиденту. Туда пришёл и Аксельрод.

— Где ты пропадаешь, Владимир?

— Я ходил в рентген за снимками.

Аргуро вырвал их у меня из рук, быстро глянул и стал хвастливо показывать ему, не упоминая, конечно, моего участия.

— Что ж, неплохо, неплохо, ты молодец, — он повернулся ко мне. — Отнеси снимки обратно.

Всю радость творца у меня смыло с души. Выйдя в коридор, я у выхода увидел ту больную.

— Ах, да, — она улыбнулась, — я забыла сказать спасибо вам, вы тоже умелый техник.

Я видел Артуро десять лет спустя, в городе Тусоне, штат Аризона, где он довольно успешно работал ортопедом. Меня пригласили туда провести симпозиум с докторами. Артуро был на симпозиуме, но ко мне не подошёл. Может, боялся, что я пошлю его за кофе?..

К моему счастью, сменилась бригада резидентов, которые приходили в наш госпиталь на полугодовой цикл. Неприятного мне низкорослого мексиканца Артуро сменил высокий и крупный американец Роберт (Боб) Смолл — энергичный, весёлый и деловой парень. Это был классический тип американца, который одинаково хорош и в ковбойском наряде, и в форме бейсболиста, и в халате врача. Боб был во всём противоположность его предшественнику — всё делал чётко и толково, ни перед кем не заискивал, работал с весёлым задором. Я с удовольствием наблюдал, как он зачастую сам себе тихо подпевал и даже незаметно пританцовывал. Работать с ним было весело, я даже жалел, что не знал тех песен и был староват для приплясывания. Сравнивая его с мексиканцем, я снова удивлялся: зачем Америке нужно так много докторов-иностранцев? Но сам тоже иностранец, я старался брать его за образец для моего ближайшего будущего, если стану резидентом.