За сто километров от Рима поезд остановили, и наши два вагона отцепили. Карабинеры весело помахали и оставили нас в окружении быстрых молодых людей в штатском. Они говорили между собой на иврите — это была секретная служба Израиля. Теперь нас охраняли они. Чтобы предотвратить возможное нападение на нас на вокзале в Риме, нас пересадили в автобусы. Опять была суета с выгрузкой и тасканием багажа. Чемоданы и тюки складывали в грузовики, следовавшие за автобусами. Когда тронулись, уже вечерело. В вечный город мы въехали в темноте. В экстазе нетерпения мы с сыном и Ириной прильнули к окнам: какой он, Рим? Даже при довольно быстром движении по ярко освещённым улицам нас поразили громадные площади, очертания великолепных дворцов и церквей, красивые фонари, невиданные ранее деревья и пёстрые толпы на улицах. Рим захватывал, Рим обвораживал, Рим зачаровывал!

Нас подвезли к пансионату «Чипро» в центральной части города. Это был старинный шестиэтажный дом с фундаментальными гранитными стенами и прекрасными мраморными рамами для окон. Остановились у шикарного подъезда с высокими дверями тёмного дерева, бронзовыми ручками и великолепными стёклами, в глубине за дверью видны были отполированный мраморный пол и широкая лестница. Какое отличие от нашей невзрачной халупы в Вене! А ведь и это тоже не был шикарный отель, а только снимаемое помещение для временного поселения беженцев.

Группа наша выглядела помято: старики обессилели и вздыхали, взрослые были хмуры и озабочены, дети спали на руках у родителей или хныкали от усталости и голода. Нас встретили несколько работников ХИАСа, они раздали каждой семье ключи от их комнат и сказали, что багаж надо брать с собой и что в столовой на втором этаже нам дадут итальянский ужин. Слово «ужин» всех ободрило. И вот под охраной израильтян началась третья за сутки суета выгрузки и таскания вещей. Это осложнялось тем, что вещи надо было поднимать на лифте, а он был старинной конструкции, двигался медленно и только при закрытых створках внутренней двери. Без этого он вообще не двигался. И хотя всех об этом предупредили, но люди забывали закрывать их. Каждый раз после подъёма лифт стоял где-нибудь на верхнем этаже. Беженцы снизу горланили во всю мочь: «Лифт!.. Закройте дверки!.. Эй, вы там, дверки!»

Но тс уже вносили свои вещи в комнаты и не слышали. Приходилось кому-нибудь тащиться наверх за лифтом, а этажи были высокие. Время тянулось, мы устали ждать. Наши чемоданы были не тяжёлые, и мы с сыном сами занесли их наверх. На каждом этаже было по две много-комнатные квартиры, нам троим досталась комната на пятом, а родителям — на шестом этаже. Комнаты были достаточно большие, с высокими потолками и широкими окнами, полы мраморные. Мы поразились — зачем? Комнаты обставлены приличной мебелью, на постелях свежевыстиранное бельё. Но главное, в каждой квартире был свой туалет и просторная ванная комната. А в ней ещё стоял изящный стульчак биде с медными ручками для тёплой и холодной воды. Нарадовавшись на новое пристанище, мы ждали обещанного ужина.

Туг случилась новая заминка с лифтом: ею задержала небольшая группа пожилых итальянок, переезжающих с этажа на этаж. Старомодно одетые в тёмное, все они суетились вокруг какой-то маленькой старушки в чепчике, почтительно держали её под руки и распевно приговаривали:

— Синьёра, синьёра…

Наши беженцы раздражённо зашикали и на них:

— Вы ещё тут!.. Подождали бы, не видите, что ли — люди работают.

Подоспевший сотрудник ХИАСа объяснил нашим, что это сама хозяйка дома, вдова, она возвращается в свою квартиру на третьем этаже в сопровождении её приживалок и родственниц. Наши застыли в изумлении: образ этой римской хозяйки отличался от венской мадам Бетины — типично итальянская патриархальность и многосемейность вместо напористой деловитости и индивидуализма австрийской еврейки. Пришлось беженцам смущённо ждать, пока старушки не покинули лифт.

Наконец все разместились. Из открытых комнат слышался удовлетворённый гул переговоров: люди радовались приличному устройству, многие заходили друг к другу — посмотреть-посравнивать комнаты других. В туалеты и ванные с мраморными квадратами полов заходили с особым интересом. Вдруг из одной квартиры раздался истошный женский крик:

— Ой, что же это такое?! Оно же плавает, плавает!.. Ой, что делать? Где тут смыв?..

Крик исходил из ванной комнаты. В дверях в смущении показалась пожилая женщина — она использовала биде не по назначению. На крик сбежались сё семья и много соседей. Возникла оживлённая дискуссия на тему «туалет и биде». Многие до сих пор не видели биде, не знали его назначения и удивлялись. Все давали советы. Тут не хватит и юмора Шолом-Алейхема, чтобы описать эту сцену и разговоры.

Вскоре снизу послышался другой громкий женский голос: с площадки на втором этаже, от столовой, официантка-итальянка певуче кричала на ломаном русском:

— Аа-куу-шаать, аа-куу-шаать! — она призывала нас на ужин. — Аа-куу-шаать!

Оказалось, она выучила произношение этого странного приглашения от предыдущих беженцев, прибыв, они сразу спрашивали: «а кушать?»

Кто помоложе, кубарем слетели вниз по широкой лестнице. Столы были покрыты крахмальными скатертями, на них стояли красивые громадные тарелки, с красивым набором столовых инструментов, рядом лежали крахмальные салфетки. Все застыли в изумлении: вот это жизнь!

Итальянский ужин состоял из двух видов пасты: равиолли и спагетти, потом был довольно жидкий чай. Наши не наелись.

— А хлеб почему не подали? Я без хлеба не умею наедаться…….

— Что это, они думают нас своими макаронами кормить?

— Мне бы мяса, да побольше.

Жаловались представителю ХИАСа. Он был тоже беженец из прежних, который знал английский, а в Риме еще выучил итальянский. Он держал перед нами небольшую речь:

— С завтрашнего дня вы все будете получать ранний завтрак — свежие булки с кофе (разнёсся одобрительный гул), а вечером будете получать ужин — итальянскую пасту, то есть макароны (гул неодобрения). Жить в пансионате вы можете не дольше двух недель. За это время вы обязаны подыскать ссбс квартиры, где будете жить до самого отъезда в вашу новую страну. ХИАС даст вам на это деньги. Сейчас я веем раздам две бумаги: одна — это адрес ХИАСа и план, как гуда добраться. Это недалеко отсюда. Завтра утром в назначенное время веем явиться туда. Вторая бумага — это план города. Вы можете ходить и ездить по Риму сколько вам захочется. Но твёрдо помните: в Италии вы находитесь нелегально. Поэтому не рекомендуется вступать в деловые контакты с незнакомыми людьми, ничего не продавайте на улицах, чтобы не привлекать к себе внимание полиции. Иначе вас могут выслать отсюда, и ХИАСу будет нелегко выручить вас (все притихли). Поняли? А теперь я раздам вам деньги на три дня на дневное питание и на транспортные расходы. (На те же $3 получались миллионы в итальянских лирах — это вызвало шумный восторг.)

К нашему приезду в Риме скопилось четыре тысячи советских беженцев, ожидавших разрешения на въезд в выбранные ими страны. Чуть ли не вся эта масса толпилась каждый день на трёх этажах ХИАСа в шестиэтажном доме на Via le Regina Margherita. Здесь решалась судьба людей на многие годы вперёд. Сами беженцы были настолько мало информированы и не готовы к новой жизни, что почти никогда не имели своего решения. И мы тоже.

Несколько семьей из нашей группы прикрепили к старшей ведущей ХИАСа миссис Баттони, американке средних лет, которая была замужем за итальянцем. К ней всегда стремилась толпа — улаживать разные проблемы. В отдельных комнатах сидели несколько её молодых помощниц — все беседы с беженцами были сугубо конфиденциальны. Одна из ассистенток, миниатюрная и миловидная американка, начала разговаривать с нами на английском, без переводчика. Сотрудники всячески старались стимулировать беженцев, что называется, раскрыть рот и заговорить. Ирининого английского было достаточно, чтобы понять и объясниться, сын помогал, но и я тоже вставлял кое-какие слова.