В глазах лайши мелькнуло что-то непонятное. Однако тут же пропало:

- Чтобы добраться до Делирии, надо перейти через Ледяной хребет. Проезжих дорог всего две. Обе идут по высокогорью и перекрыты абсолютно неприступными крепостями. Даже если представить, что мы пробьемся, то за ними нас будет ждать армия Иаруса Молниеносного. А она – самая многочисленная и хорошо подготовленная армия на Диенне!

- Значит, уйти мы можем только в Ратмар…

- Да, можем. Но зачем куда-то уходить? Мы пришли побеждать? Значит, победим тут!

- Победим… - эхом повторил Алван-берз, потом почувствовал, что его голос звучит не так уверенно, как должен звучать у вождя вождей, и разозлился. На себя. Развернул плечи, вскинул подбородок, скользнул взглядом по разноцветным тряпкам, развевающимся над надвратной башней и вдруг заметил, что их не три, а четыре. Это было странно: из рассказов Гогнара он знал, что означает каждый. Черный надгезцы считали цветом войны и поднимали над всеми городами королевства. Черно-красный показывал, что город в осаде и не откроет ворота ни беженцам, ни воинам, уходящим от преследования. А разноцветный, с какими-то рисунками, обычно висящий выше всех остальных, говорил о том, что в стойбище присутствует родовой вождь. Здесь был еще и бело-зеленый. Причем этот, новый, был подвешен на одном уровне с разноцветным!

- Герба на нем нет… - снова услышав его мысли, подал голос эрдэгэ. Потом подумал и рявкнул на всю округу:

- Касым?!

- Да?

- Всех воинов с ловчими соколами – в поле! Живо!! Ни в город, ни из него не должен пролететь ни один голубь!!!

Сын Шакрая коротко кивнул, поднял коня на дыбы и унесся к лоор-ойтэ, а Гогнар очень недовольно оскалился:

- Вымпел, скорее всего, сигнальный. Кому-то, кто прячется где-то неподалеку…

- Как стемнеет, надо будет перекрыть подходы к «журавликам»… - напомнил Алван, затем оглянулся на белую стену за своей спиной и с хрустом сжал кулаки: в любом другом королевстве он послал бы воинов прочесывать леса и уничтожил бы тех, для кого вывесили эту тряпку. А тут, в Над-гез, боялся об этом даже думать!

Ощущение собственного бессилия вызвало вспышку гнева. Жаркого, как лик Удири-бали. Поэтому когда со стороны дороги послышался приближающийся перестук копыт, он поднял кобылку на дыбы, рванул за правый повод и бросил ее навстречу передовой сотне Урешей…

…Ерзида, умершего от ран под самое утро, похоронили между делом, чуть ли не на бегу: вырыли неглубокую, мне где-то по пояс, ямку, опустили в нее завернутое в холстину тело и забросали его землей. А затем, почтив павшего сородича угрюмым молчанием, попрыгали в седла и рысью двинулись к околице.

Нет, конечно же, на лицах некоторых Урешей читались и скорбь, и грусть, и желание отомстить, но в общем процедура показалась мне донельзя куцей и какой-то не слишком уважительной по отношению к усопшему. Впрочем, высказывать свои мысли по этому поводу я, конечно же, не стал, а сосредоточился на поддержании образа вождя, готовящегося молвить Последнее Слово.

Не скажу, что это было просто. Ведь вбитые в плоть и кровь привычки требовали смотреть по сторонам, выискивая малейшие признаки опасности, вместо того, чтобы хмурить брови, надувать щеки и глубокомысленно смотреть вдаль.

Смотрел. Упорно. Минута за минутой. И от безделья вспоминал все, что слышал об Атгизе Сотрясателе Земли, человеке, навязавшем ерзидам те самые традиции, на которых строился мой план.

…О том, как и чем жил будущий вождь вождей до побега из дому, допрашиваемые мною ерзиды ничего не знали. Да и сам побег из стойбища завуалировано называли первым шагом по «Великому Пути Багатура». Но у меня сложилось твердая уверенность в том, что жил он неважно. Иначе бы не бросил свой род и не ушел бы искать лучшей доли на север, в страну «мягкотелых лайши».

Где и как Атгиза носило первые годы, они тоже не имели представления, поэтому отделывались глубокомысленными фразами вроде «совершал великие подвиги», «поил Гюрзу кровью своих врагов» и «закалял свой дух в сражениях». На самом деле все было куда прозаичнее – если верить графу Андивару Фарбо, читавшему архивы Ночного двора Делирии, то в течение пары-тройки лет юный ерзид, сбежавший от скуки кочевой жизни в Большой Мир, скитался по королевствам, пытаясь найти применение своим невеликим талантам. Увы, оказалось, что умение держаться на лошади, бросать аркан да пасти овец не востребованы ни в Онгароне, ни в Вигионе, ни Монерро, ни в Челзате[90]. И мальчишка, оголодав, был вынужден начать воровать.

Сколько продолжался этот период его жизни, доподлинно не известно, но, скорее всего, недолго: одиночек, работающих без разрешения глав Серых кланов, находили и наказывали во все времена. Нашли и этого. Правда, по малолетству наказали не слишком жестоко – свернули нос, сломали пару ребер и отбили внутренности.

Обладавший весьма болезненным самолюбием, Атгиз попытался отомстить. И вероятнее всего, не преуспел, так как через некоторое время объявился в Делирии – оборванный, избитый и злой.

Следующий шаг по «Великому Пути Багатура» был продиктован все тем же самолюбием – не успев пересечь границу королевства, он тут же отправился на вербовочный пункт Снежных Барсов[91] и изъявил желание служить именно в этом подразделении. Имени сотника, сумевшего почувствовать в изможденном подростке дух воина, граф Андивар не знал. Да, в общем-то, оно мне было без надобности – главное, что Атгиз пришелся ко двору. И после вдумчивой проверки Ночного двора загремел в казармы. На долгие двенадцать лет…

…Скорости его продвижения по карьерной лестнице мог позавидовать любой коренной делириец: уже через четыре года будущий Сотрясатель Земли получил звание десятника, через семь стал сотником, а на одиннадцатый добрался до предела мечтаний любого простолюдина и получил под свое начало самую боеспособную часть своего подразделения – первую сотню. Естественно, такой стремительный взлет «чужака» не мог не вызвать зависти у местных уроженцев, и его подставили. Как именно, граф Андивар то ли не помнил, то ли никогда не знал. Слышал лишь, что после бичевания перед строем Снежных Барсов Атгиз поклялся страшно отомстить. После чего дезертировал и на несколько лет пропал из поля зрения Ночного двора. Кстати, дезертировал он не один, а с девятью подчиненными, не поверившими в вину командира.

Следующий кусок «Великого Пути Багатура» покрыт мраком – ни граф Андивар Фарбо, ни допрашиваемые ерзиды не имели никакого представления о том, где обретался Атгиз после побега из Снежных Барсов. Зато рассказ о его деяниях с момента возвращения в родное стойбище я слышал аж в восьми вариантах. Отличающихся друг от друга только мелочами…

…В один из самых обычных летних дней мальчишки, пасущие овец неподалеку от стойбища рода Шавсатов, заметили десяток конных лайши. И, естественно, подняли тревогу. Чужаки остановились. А затем спешились и образовали Круг Выбора.

Традиции Шавсаты уважали. Поэтому ответили на вызов, выставили в Круг своего лучшего поединщика и проиграли. Еще бы – средненькому воину, за свою жизнь принявшему участие от силы в паре-тройке набегов, противостоял сотник самого элитного подразделения армии Делирии. Да еще и не выпускавший из рук меча на протяжении двенадцати лет.

Второй поединщик умер так же быстро, как первый. А вот драться с третьим Атгиз не захотел. И начал выставлять в Круг своих спутников одного за другим. Впрочем, все с тем же результатом – те, кто скрещивал клинки с его спутниками, умирали. Быстро и страшно.

Когда погиб последний, одиннадцатый противник, Атгиз вырвал из земли шест с волчьим хвостом и аккуратно положил его себе под ноги:

- За двенадцать лет моего отсутствия Шавсаты сильнее не стали. Тем не менее, я и мои побратимы готовы предложить вам свой Путь…