- То есть, ты можешь только говорить?!

- Мой дух силен, как…

- Хватит слов: вот – я, вот – Круг Выбора, а вон – ваши воины!

Поняв, что времени на раздумья я ему давать не собираюсь, алуг злобно оскалился, вскинул над головой руку с бубном, а указательным пальцем второй вытянул в мою сторону:

- Сейчас ты познаешь гнев Субэдэ-бали, лайши!!!

- Гнев? А за что на меня гневаться? За то, что я багатур?

- Ты это ещ-ще не доказ-з-зал!!!

- Что за проблема? Вот он я, видишь?!

Алуг зловеще расхохотался, затем развернулся на месте и неторопливо двинулся к воинам, восседающим на конях вокруг Карима.

Следующие несколько минут я расслабленно стоял в центре Круга, смотрел, как алуг «защищает» поединщика от гнева наших богов, и пытался понять, почему так спокоен Карим.

Если бы на его месте был Дангаз-шири, любой другой тысячник или даже сам Алван-берз, я бы так не дергался: после развала Великой Степи ерзиды в Элирее почти не появлялись, а значит, не представляли, на что способен воин из моего рода. А Карим о нас слышал. Совершенно точно. Значит, знал, но на что-то надеялся или… готовил какую-то подлость!

К этому же выводу пришел и Пайк:

- Во время боя всем смотреть не на его светлость, а по сторонам: эти ерзиды могут «случайно» бросить нож или выстрелить из лука…

Мои воины зароптали, но к сведению приняли. А когда подготовка поединщика закончилась и рослый, широкоплечий и на удивление спокойный Вайзар зашагал в мою сторону, уже распределили зоны ответственности и превратились в статуи…

…Первые минуты две боя ерзид меня изучал. Предельно добросовестно и очень вдумчиво. Нет, поворачивать меня лицом к солнцу он даже не пытался. Зато старательно оценивал скорость реакции на ту или иную атаку, длину выпада, согласованность в работе рук и ног, выискивал изъяны в защите и испытывал на прочность мою обоерукость.

Я ему не препятствовал, так как занимался приблизительно тем же самым, а еще краем глаза постоянно контролировал «зрителей».

Первую серьезную атаку – попытку дотянуться до моего выставленного вперед колена – я оборвал смещением в сторону и намеком на встречный удар в горло. Вторую – по запястью левой руки – отводящим блоком и угрозой укола в бедро. А после третьей вдруг понял, что мой противник работает на одно касание. То есть, все его удары служат одной-единственной цели – коснуться моего тела хоть где-нибудь!

Проверил. Дважды «оставив» руку после атаки и один раз – с «задержкой» убрав бедро. Вывод был однозначен – каждый почти получившийся удар вызывал в нем вспышку надежды напополам с радостью. А промахи – крайнее недовольство!

«Гнев Субэдэ-бали, говоришь?» - мысленно воскликнул я, закрутил саблю Вайзара Водоворотом, коротким и почти незаметным касанием левого клинка перерезал жилы на локтевом сгибе левой руки. А через миг, показав атаку в область, уже не защищаемую падающим на землю кулачным щитом, «выронил» правый меч. И забрав саблю у противника самым обыкновенным кистевым перехватом, легонечко чиркнул ее клинком по его шее…

Глаза ерзида, почувствовавшего это касание, чуть не выпрыгнули из орбит. Потом он отскочил к самой границе Круга, дотронулся до еле заметного надреза, поднес окровавленную руку к лицу и смертельно побледнел.

- Уреш, с которым я дрался до этого, был воином! А этот Вайзар – баба, которая боится царапин! – язвительно заметил я, а сам, не отрывая взгляда, смотрел на стремительно сереющее лицо противника, вслушивался во все усиливающийся ропот и мысленно обдумывал свое будущее поведение.

- Дерись, трус! – рыкнул кто-то из сородичей поединщика. – Ну же!!!

- Могу даже одолжить тебе один из своих клинков! – поддакнул я, смещаясь так, чтобы ерзид мог поднять из снега мой меч, не боясь удара.

Воин пошел пятнами, сделал два шага вперед, затем покачнулся, закатил глаза и тяжело упал на колени.

Удостоверившись, что его состояние никак не может быть следствием полученных ранений, я забросил в ножны левый меч и нехорошо ощерился:

- Тот, кто скажет, что один из нас познал гнев Субэдэ-бали, очень сильно ошибется, ибо Первый Меч Степи не имеет к этой смерти никакого отношения! На самом деле один из тех, кто готовил его к поединку, наплевал на традиции ваших отцов и смазал клинок его сабли быстродействующим ядом. Видимо, для того, чтобы оспорить мое право называться багатуром…

Уреши зароптали. Большинство воинов Карима – тоже. А он сам гневно схватился за меч:

- Ты смеешь обвинять Вайзаров в нарушении традиций?

- А причем тут Вайзары? – «удивился» я и с сочувствием посмотрел на воина, упавшего ничком и забившегося в агонии. – Перед боем с ним говорили только ТЫ, ТВОЙ алуг и пара ТВОИХ телохранителей! Следовательно, один из вас пятерых НЕДОСТОИН НАЗЫВАТЬСЯ ЕРЗИДОМ!

- Ты…

- Я – воин, не побоявшийся заступить дорогу целому термену! – холодно напомнил я. – А ты, обманом вошедший в род Надзиров, прячешься за спинами Вайзаров и позоришь человека, который дал тебе право следовать за своим конем!

- Я вошел в род Алван-берза по праву Выбора!!! – рявкнул делириец.

- Честно говоря, сомневаюсь. Впрочем, почему бы тебе не доказать, что я ошибаюсь? Вот он, Круг! Войди в него еще раз!

- Ойра! – воскликнул Дангаз-шири.

- Ойра!!! – взревел весь его термен и добрых две трети Вайзаров.

- Я…

- Время слов прошло… - ухмыльнулся я. – Пусть говорят клинки!

…В том, что Карим вошел в род Надзиров по праву Выбора, я убедился чуть ли не в первое мгновение боя. Впрочем, чисто теоретически – несмотря на то, что его атакующая связка была исполнена на очень хорошей скорости и изобиловала хитрыми финтами, я остался целым и невредимым. Ему повезло меньше – разорвав дистанцию и развернувшись ко мне лицом, он получил небольшую, но весьма унизительную рану в верхней части правой ягодицы.

- Ты труп… - побледнев от бешенства, прошипел он и снова бросился в атаку.

- Разве? – хмыкнул я, скользнул впритирку с рвущим воздух клинком и вбил локоть в щерящийся рот.

Нижняя челюсть не выдержала. Зубы верхней – тоже. А у их хозяина, ошеломленного в буквальном смысле слова зубодробительным ударом, на несколько мгновений потемнело в глазах.

Добивать его я не стал – разорвал дистанцию, убрал в ножны левый меч и незаметно вытащил из шва сюрко одну из заблаговременно вставленных в него игл.

В следующую атаку Карим уже не бросался, а шел. Очень осторожно и расчетливо: показал удар в колено, затем «поплыл» взглядом, пытаясь уверить меня в том, что на несколько мгновений поддался боли в сломанной челюсти. А когда не преуспел, взорвался хорошо отработанной связкой, чем-то напоминающей «Прогулку по доске».

Первые два удара, выполненные с должной мощью и скоростью, я отвел, третий жестко заблокировал, а от четвертого, направленного мне в горло, ушел шагом вперед-в сторону. После чего пробил, дотянувшись до одной хитрой точки на шее, вогнал в нее иглу на глубину в полтора ногтя.

В принципе, после этого я мог отойти к краю Круга, сесть в сугроб и получать удовольствие: боль, которую испытывал Карим, была почти невыносимой. Мог. Но не сел – выбил в сторону левую ногу Карима, чуть придержал потерявшее равновесие тело и ударом левого кулака сломал одиннадцатое ребро.

- С-с-скотина… - скорее, простонал, чем прорычал Карим и каким-то образом умудрился повернуться ко мне лицом.

Я мило улыбнулся, лениво отвел слабый и чрезвычайно медленный удар в низ живота и, снова скользнув ему за спину, «совершенно случайно» задел витой наконечник иглы.

Острие скользнуло в тело еще на половину ногтя, заставив делирийца выронить клинок и взвыть на всю округу.

- Багатуры не кричат… - презрительно скривившись, буркнул я. Нет, не для него, а для ерзидов, образовывающих Круг. Потом вогнал иглу до упора, обломал наконечник и добавил: - И не плачут. Ни от боли, ни от унижения!

Этих слов Карим уже не услышал, так как сложился пополам, уткнулся лицом в снег и завыл. Впрочем, это меня нисколько не расстроило – убрав в ножны правый меч, я заложил большие пальцы за пояс, повернулся к делирийцу спиной и нашел взглядом алуга: