369. «Пришельца потрясает запустенье…» Пришельца потрясает запустенье: Те арки, что страшили небеса, И дерзкий мост, и мрамора леса — Пожарище, камней нагроможденье. Но этот прах — источник вдохновенья; Еще звучат былого голоса, И зодчий, открывая чудеса, Возносит к небу дивные строенья. Не думайте, что всё окрест мертво, Колонны рухнули, не мастерство. Обманчивому облику не верьте. Вот он — веками истребленный Рим, Он воскресает, он неистребим, Рожденный страстью, он сильнее смерти. 370. «Я не берусь проникнуть в суть природы…» Я не берусь проникнуть в суть природы, Уму пытливому подать совет, Исследовать кружение планет, Архитектуру мира, неба своды. Не говорю про битвы, про походы. В моих стихах высоких истин нет, В них только сердца несколько примет, Рассказ про радости и про невзгоды. Не привожу ни доводов, ни дат. Потомкам не твержу, как жили предки. Не громок я, цветами не богат. Мои стихи — случайные заметки. Но не украшу, не приглажу их — В них слишком много горестей моих. 371. «Льстецы покажут нам искусство лести…» Льстецы покажут нам искусство лести, Влюбленные раскроют сердца страсть, Хвастун свой подвиг приукрасит всласть, Вздохнет пройдоха о доходном месте. Ревнивец будет бурно жаждать мести, Ханжа докажет, что от бога власть, Подлиза скажет, как к стопам припасть, Вояка бравый помянет о чести, Хитрец откроет мудрость дурака, Дурак его похвалит свысока, Моряк расскажет, как он плавал в море, Злословить будут злые языки, Шутить не перестанут шутники. Я в горе вырос и прославлю горе. 372. «В лесу ягненок блеет — знать…» В лесу ягненок блеет — знать, Овцу зовет. Меня вскормила Ты, Франция. Кого мне звать? Ты колыбель, и ты могила. Меня ты нянчила, учила. Меняют стих, меняют стать. Но как найти другую мать? Кому ты место уступила? Зову, кричу, а толка нет: Лишь эхо слышу я в ответ. Другим тепло, другим отрада. А мне зима, а мне сума, И волчий вой сведет с ума. Я — тот, что отстает от стада. 373. «Служу — я правды от тебя не прячу…»
Служу — я правды от тебя не прячу, — Хожу к банкирам, слушаю купцов. Дивишься ты — на что я годы трачу, Как петь могу, где время для стихов. Поверь, я не пою, в стихах я плачу, Но, сам заворожен звучаньем слов, Я до утра слагать стихи готов, В слезах пою и не могу иначе. Так за работою поет кузнец, Иль, веслами ворочая, гребец, Иль путник, вдруг припомнив дом родимый, Так жнец поет, когда невмочь ему, Иль юноша, подумав о любимой, Иль каторжник, кляня свою тюрьму. 374. «Счастлив, кто, уподобясь Одиссею…» Счастлив, кто, уподобясь Одиссею, Исколесит полсвета, а потом, В чужих порядках сведущ, зрел умом, На землю ступит, что зовет своею. Когда ж узрю Лауру, что лелею, Мою Луару, мой убогий дом И дым над крышей в небе голубом? Я не хочу величья Колизея. Не мил мне мрамор. Как ни дивен Рим, Он не сравнится с домиком моим. На что бы ни глядел и ни был где бы, Передо мной не боги на горе, Не быстрый Тибр, а милая Лире И Франции единственное небо. 375. «Хочу я верить, а кругом неверье…» Хочу я верить, а кругом неверье. Свободу я люблю, но я служу. Слова чужие нехотя твержу, Который год ряжусь в чужие перья. Льстецы трусливо шепчутся за дверью, Вельможа лжет вельможе, паж — пажу. Не слышу правды, правды не скажу. Хожу, твержу уроки лицемерья. Ищу покоя, а покоя нет. Я из одной страны спешу в другую И тотчас о покинутой тоскую. Стихи люблю, а мне звучит в ответ Всё та же речь, фальшивая, пустая — Святоши ложь, признанья краснобая. 376. «Зачем глаза им? Ведь посмотрит кто-то…» Зачем глаза им? Ведь посмотрит кто-то, Доложит. Уши им зачем? Для сна? Они не видят горя, им видна Доспехов и трофеев позолота. Кто плачет там? Им воевать охота. Страна измучена, разорена, Но между ними и страной стена. Еще поцарствовать — вот их забота. Страна в слезах. У них свои игрушки: Знамена, барабаны, трубы, пушки. Приказ готов. Оседлан быстрый конь. Так, на холме король троянский стоя, Глядел, как перед ним горела Троя, И, обезумев, прославлял огонь. |
