1942 214. «Большая черная звезда…» Большая черная звезда. Остановились поезда. Остановились корабли. Травой дороги поросли. Молчат бульвары и сады. Молчат унылые дрозды. Молчит Марго, бела, как мел, Молчит Гюго, он онемел. Не бьют часы. Застыл фонтан. Стоит, не двинется туман. Но вот опять вошла зима В пустые темные дома. Париж измучен, ночь не спит, В бреду он на восток глядит: Что значат беглые огни? Куда опять идут они? Ты можешь жить? Я не живу. Молчи, они идут в Москву, Они идут за годом год, Они берут за дотом дот, Ты не подымешь головы — Они уж близко от Москвы. Прощай, Париж, прощай навек! Далекий дым и белый снег. Его ты белым не зови: Он весь в огне, он весь в крови. Гляди — они бегут назад, Гляди — они в снегу лежат. Пылает море серых крыш, И на заре горит Париж, Как будто холод тех могил Его согрел и оживил. Я вижу свет и снег в крови. Я буду жить. И ты живи. 1942 215. «Так ждать, чтоб даже память вымерла…» Так ждать, чтоб даже память вымерла, Чтоб стал непроходимым день, Чтоб умирать при милом имени И догонять чужую тень, Чтоб не довериться и зеркалу, Чтоб от подушки утаить, Чтоб свет своей любви и верности Зарыть, запрятать, затемнить, Чтоб пальцы невзначай не хрустнули, Чтоб вздох и тот зажать в руке. Так ждать, чтоб, мертвый, он почувствовал Горячий ветер на щеке. 1942 216. «Он пригорюнится, притулится…» Он пригорюнится, притулится, Свернет, закурит и вздохнет, Что есть одна такая улица, А улицы не назовет. Врага он встретит у обочины. А вдруг откажет пулемет, Он скажет: «Жить кому не хочется» И сам с гранатой поползет. 1942 217. «Когда закончен бой, присев на камень…» Когда закончен бой, присев на камень, В грязи, в поту, измученный солдат Глядит еще незрячими глазами И другу отвечает невпопад. Он, может быть, и закурить попросит, Но не закурит, а махнет рукой. Какие жал он трудные колосья, И где ему почудился покой? Он с недоверьем оглядит избушки Давно ему знакомого села, И, невзначай рукой щеки коснувшись, Он вздрогнет от внезапного тепла. 1942
218. «На небо зенитки смотрят зорко…» На небо зенитки смотрят зорко, А весна — весной, грачи — грачами. Девушка в линялой гимнастерке С яркими зелеными зрачками. Покричала, поворчала пушка И замолкла. Тишина какая! Только долгий счет ведет кукушка И, сбиваясь, снова начинает. Девушка про счастье загадала, Сколько жить ей — много или мало. И зенитки на небо смотрели. А кукушка просто куковала, И деревья просто зеленели. 1942 219. «С ручной гранатой иль у пушки…» С ручной гранатой иль у пушки, Иль в диком конников строю Он слышит, как услышал Пушкин: «Есть упоение в бою». Он знает всё. Спокойно целясь, Он к смерти запросто готов. Но для него всё та же прелесть В звучании далеких слов, И, смутным гулом русской речи Как бы наполнен до краев, Он смерти кинется навстречу И не почувствует ее. 1942 220. «Когда враждебным небо стало…» Когда враждебным небо стало, Нарисовали мы дома, Прикрыли зеленью каналы И даже смерть свели с ума. Кто вырастил густые рощи, Кто город весь перевернул, Кто превратил пустую площадь В какой-то сказочный аул? Не так ли ночью перед боем Полуразбуженный солдат Преображает всё былое В один необозримый сад, Чтоб не было того, что было, Чтоб за минуту до конца Зеленая листва прикрыла Черты любимого лица. 1942 221. «Зайдешь к танкистам, и в чужой землянке…» Зайдешь к танкистам, и в чужой землянке Сосед про то про се поговорит, А после вспомнит о подбитом танке И на тебя украдкой поглядит. В его глазах тогда не отразятся Огни повисших вдалеке ракет, Но ты увидишь боевого братства Рассеянный и вдохновенный свет. Ты всё поймешь — тот взгляд слова заменит, И, вглядываясь в голубую тьму, Ты улыбнешься незнакомой тени, Как ты не улыбался никому. 1942 222. «Был лютый мороз. Молодые солдаты…» Был лютый мороз. Молодые солдаты Любимого друга по полю несли. Молчали. И долго стучали лопаты В упрямое сердце промерзшей земли. Скажи мне, товарищ… Словами не скажешь, А были слова — потерял на войне. Ружейный салют был печален и важен В холодной, в суровой, в пустой тишине. Могилу прикрыли. А ночью — в атаку. Боялись они оглянуться назад. Но кто там шагает? Друзьями оплакан, Своих земляков догоняет солдат. Он вместе с другими бросает гранаты, А если залягут, он крикнет «ура», И место ему оставляют солдаты, Усевшись вокруг золотого костра. Его не увидеть. Повестку о смерти Давно получили в далеком краю. Но разве уступит солдатское сердце И дружба, рожденная в трудном бою? |
