(1967) 325. НАД СТИХАМИ ВИЙОНА «От жажды умираю над ручьем». Водоснабженцы чертыхались: «Поклеп! Тут воды ни при чем! Докажем — сделаем анализ». Вердикт геологов, врачей: «Вода есть окись водорода, И не опасен для народа Сей оклеветанный ручей». А человек, пустивший слухи, Не умер вовсе над ручьем, — Для пресечения разрухи Он был в темницу заточен. Поэт, ты лучше спичкой чиркай Иль бабу снежную лепи, Не то придет судья с пробиркой, И ты завоешь на цепи. Хотя — и это знает каждый — Не каждого и не всегда Освободит от вещей жажды Наичистейшая вода. (1967) 326. НАДЕЖДА Любой сутяга или скаред, Что научился тарабарить, Попы, ораторы, шаманы, Пророки, доки, шарлатаны, Наимоднейшие поэты, Будь разодеты иль раздеты, Предатели и преподобья — Всучают тухлые снадобья. И надувают все лекарства, Оказывалось хлевом царство, (От неудачника, как шкура,) Бежит нежнейшая Лаура, И смертнику за час до смерти Приятель говорит «поверьте», Когда он все помои вылил, Когда веревку он намылил. Но есть одна — она не кинет, Каким бы жалким ни был финиш, Она растерянных и наглых, Без посторонних, с глазу на глаз, Готова не судить, не вешать — Всему наперекор утешить. О чем печалилась Пандора? Не стало славы и позора, Убрались ангелы и черти, Никто не говорит «поверьте», Но где-то в темном закоулке, На самом дне пустой шкатулки, Хоть всё доказано, хоть режь ты, Чуть трепыхает тень надежды. (1967) 327. В КОСТЕЛЕ Не говори о маловерах, Но те, что в сушь, в обрез, в огрыз Не жили — прятались в пещерах, В грязи, в крови, средь склизких крыс, Задрипанные львы их драли, Лупили все, кому не лень, И на худом пайке печали Они шептали всякий день, Пусты, обобраны, раздеты, Пытаясь провести конвой, Что к ним придет из Назарета Хоть и распятый, но живой. Пришли в рождественской сусали, Рубинами усыпан крест, Тут кардинал на кардинале, И разругались из-за мест. Кадили, мазали елеем, Трясли божественной мошной, А ликовавшим дуралеям — Тем всыпали не по одной. Так притча превратилась в басню: Коль петь не можешь, молча пей. Конечно, можно быть несчастней, Но не придумаешь глупей. (1967)
328. В ТЕАТРЕ Хоть славен автор, он перестарался: Сложна интрига, нитки теребя, Крушит героев. Зрителю не жалко — Пусть умирают. Жаль ему себя. Герой кричал, что правду он раскроет, Сразит злодея. Вот он сам — злодей. Другой кричит. У нового героя Есть тоже меч. Нет одного — людей. Хоть бы скорей антракт! Пить чай в буфете. Забыть, как ловко валят хитреца. А там и вешалка. Беда в билете: Раз заплатил — досмотришь до конца. (1967) 329. «Что за дурацкая игра?..» Что за дурацкая игра? Всё только слышится и кажется. А стих пристанет — до утра Не замолчит и не отвяжется. Другие спят, а ты не спи, Как кот ученый на цепи. Всю жизнь прожить в каком-то поезде, Разгадывая стук колес, Откроется и сразу скроется, И ночью доведет до слез, Послышится и померещится Тень на стене, разводы, трещина. Песчинки, сжатые в руке, Слова о доблести, о храбрости. А ты, как рыба на песке, Всё шевели сухими жабрами. 330. «Быть может…» Быть может… Тогда мечта повелевала мной, и я про всё забыл; но поневоле вдруг поражен был радостной весной, смеявшейся на всем широком поле. Темно-зеленые листы из лопавшихся почек прорастали, а желтые и красные цветы полям живую радость придавали. Был дождь похож на сотни ярких стрел, в листве играло солнце так задорно, и тополь зачарованно смотрел на гладь реки, спокойной и просторной. Пройдя так много тропок и дорог, в весну я лишь теперь вглядеться мог. Я ей сказал: «Ты, к счастью, запоздала, и вот могу я на тебя взглянуть!» Потом, предавшись новой, небывалой мечте, добавил тихо: «Снова в путь! И юность нагоню когда-нибудь». 331. «Однажды черт меня сподобил…» Однажды черт меня сподобил: Я жил в огромном небоскребе. Скребутся мыши, им не снится, Что есть луна над половицей. Метались этажи в ознобе. Я не был счастлив в небоскребе, Я не кивал пролетной птице, Я жил, как мышь под половицей. Боюсь я слов больших и громких, Куда тут «предки» и «потомки», Когда любой шальной мышонок, Как сто веков, высок и громок. В ознобе бьются линотипы, Взлетают яростные скрипы. И где уж догадаться мыши, Что незачем скрестись на крыше? |