Зевс размышлял, как бы ему поторжественней завершить этот день и с подобающей важностью отпустить все еще коленопреклоненных богов, как вдруг над Олимпом закружил орел, которого спугнул поток раскаленной лавы, и, потерявшись, он вцепился когтями в звериную шкуру на плече Зевса.

В этот миг Зевс поверил, что он на самом деле существо высшего порядка, нежели остальные боги. Охотнее всего он пал бы на колени перед самим собой и поклялся бы в верности царю. Но он также понял, что отныне он, царь, должен не только употреблять иные слова, чем остальные, но и вести себя по-иному. Медленно отвел он в сторону правую руку с громоносным жезлом, вытянул левую и с важностью провозгласил:

— Благороднейшая из птиц приветствует царя богов! — А обратившись к орлу, произнес: — Добро пожаловать, мой друг! Ты будешь моим спутником и гонцом!

Шкура на плечах у Зевса была медвежья, возможно, орел решил, что поймал медведя, потому что он распустил свои огромные крылья и издал гортанный победный клич. «Ор-р-р-р! — кричал он. — Ор-р-р-р!» И Зевс обрадовался.

— Слышите, — сказал он, — он называет мне свое имя. Он приветствует меня. Он гордится тем, что стал моей птицей. Поэтому впредь он будет царить над всеми птицами, и вам надлежит его звать царским орлом, а не просто орлом. Это звучит более торжественно. Вы меня поняли? Повторите: царский орел!

— Царский орел, — хором сказали боги, все еще стоявшие на коленях, а птица над их головами хрипло кричала: «Ор-р-р-р!» Засмеялся тут Зевс и сказал: «Можете встать», — и боги встали и стояли, как три дня тому назад Кратос и Бия, не счищая пыли с колен, а Гера висела на скале и кричала. Орел заметил ее, беззащитную, и хотел было налететь, но Зевс схватил его за лапы, и тогда Кратос куньей шкуркой привязал его к, колеснице.

Внизу горел север Африки.

— Теперь ступайте, — обратился Зевс к Деметре и Артемиде, — теперь ступайте, гасите и побеждайте огонь! Пусть Посейдон поможет вам, и Океан тоже. А ты, Аид, нырни опять в подземную тьму и береги то, что тебе доверено. Не спускай глаз с Атланта. Береги также Кору, я отсылаю ее к тебе. Ступай вниз, дитя мое, и не оставляй мужа, коему ты принадлежишь. Проводите и охраняйте ее, дочери Океана! А теперь подойди ко мне, сын мой Гефест. До сих пор я наказывал, теперь хочу вознаградить. Ты получишь то, что я тебе обещал.

Когда Деметра и Артемида, на пути к Нилу, и Кора, на пути к Аиду, услыхали эти слова, они в последний раз обернулись, чтобы взглянуть, чем царь вознаградит кузнеца. Увидев, что он подвел к хромому красавицу Афродиту, они злорадно захихикали. Гера тоже увидела это, и, как ни тяжелы были ее мученья, сердце ее возликовало от злобного удовлетворения.

«Так тебе и надо, коза белоснежная, — думала она, — поживешь теперь в дыму и копоти и узнаешь, каково это! Не придется тебе больше ластиться к Зевсу, отныне хромец не отпустит тебя ни на шаг!» И она еще раз громко рассмеялась, однако камень, оттягивавший ей ноги, заставил ее снова застонать.

Афродита была в ярости, но скрывала свои чувства и притворялась, будто радуется обручению с кузнецом. Ласково, как только могла, она почесывала Гефесту рыжеватую бороду, и он сиял, словно утренний луч. К Афродите он не смел прикоснуться, не смел еще даже поднять на нее глаза. Он только выставил вперед подбородок, чтобы прелестные, нежные пальчики могли почесать ему также шею, и, когда они туда добрались, закрыл глаза и застонал от наслаждения.

В этот миг Афина тронула его за плечо.

— Ты мне кое-что обещал, — напомнила она.

— Я кое-что принес, — отвечал Гефест.

В выпуклой передней части колесницы, состоявшей из площадки с полукруглой загородкой, скамьей и двумя колесами, лежал золотой головной убор.

— Это тебе для того, чтобы волосы не разлетались, — объяснил Гефест. — Матерь Гея называет этот убор шлемом, потому что он защищает лоб и темя. Больше я, к сожалению, ничего сделать не успел, я ведь работал для отца. К тому же у тебя, как я вижу, есть теперь что надеть.

— Эти шкуры, — сказала Афина, — ужасная гадость. Артемида сдирает их с мертвых зверей. Они окровавленные и слизкие и через два-три дня начинают нестерпимо вонять. Я в них долго ходить не буду. Лучше зябнуть, чем вонять!

— Я знаю, как обрабатывать шкуры, чтобы они не пахли, — заметил Гефест. — Их надо положить в золу и золой же оттереть. Я тебе покажу. Но я изготовлю тебе шкуру из золота. Свои обещания надо выполнять.

Афродита перестала его чесать.

— Сперва ты сделаешь такую шкуру мне, — вскипела она. — С какой стати Афина будет получать от тебя подарки! Это просто неслыханно! И золотой шлем мне тоже нужен! Пусть Афина уступит его мне. Скажи ей это, слышишь! Скажи сейчас же!

Но Афина уже успела нахлобучить шлем, и, когда Зевс увидел, как он блестит, ему тоже стало завидно.

— Ты накуешь мне что-нибудь в этом роде, дорогой мой, — потребовал он. — Я желаю носить на моей голове, то есть на главе моей, что-либо такое, чтобы всякий сразу понял, кто здесь царь. Больше всего мне нравится на этом шлеме зубец. Сделай мне шлем с семью зубцами! И спроси у Геи, как назывался он по-старому. Мой шлем должен называться не шлемом, а как-то иначе.

— Но шлем — это ведь и есть старое название, — возразил Гефест.

— Значит, нужно еще более старое! — заявил Зевс.

— Да и семь зубцов на шлеме — это слишком много, — осмелился еще раз вставить Гефест. — Золото тяжелое, а твоя рана еще не вполне зарубцевалась. Такой тяжелый шлем будет давить тебе на голову.

— Значит, сделай его полегче, — сердито сказал Зевс. — На то ты и кузнец! Я желаю иметь легкий шлем из золота, с семью зубцами и с самым старым названием, никак не иначе! Изволь уж постараться! А как вообще обстоит дело с твоей мастерской?

Гефест указал на образовавшийся кратер.

— В этой яме я вижу руду, — сказал он. — Железо, медь и даже олово. А совсем глубоко внизу мерцает золото и еще что-то, чего я не знаю. Быть может, это та руда, о которой я мечтал. Да, здесь я могу оборудовать себе кузницу. Надо будет только взять сюда инструмент. — И он ответил Зевсу на вопрос, что такое инструмент.

— Ну, это слово для твоего обихода, — заявил Зевс, — можешь оставить его себе. У меня есть молния, у тебя — инструмент, стало быть, у каждого свое, и как раз то, что отвечает его желанию. А теперь поспешай, сын мой, дабы легкий шлем с семью зубцами был готов еще сегодня. Мой дорогой сын Арей поможет тебе нести инструмент, не зря же он у нас такой широкобедрый! В случае необходимости он и тебя взвалит к себе на спину. Ну а теперь поторапливайтесь, поторапливайтесь, милые вы мои!

Арей хотел было возмутиться, но Афродита улыбнулась ему, а так как она последовала за хромающим Гефестом, то и Арей поплелся за ней. Дочери Океана, те, что не отправились вместе с Корой, нырнули обратно в свои источники.

Зевс глубоко вздохнул.

— Ступай теперь и ты, — обратился он к Аполлону, — ступай придумывать слова! Обо мне не беспокойся — мне надо еще о многом поразмыслить. Меня заботит участь Атланта. Боюсь я, очень боюсь, что скучает он там, внизу, на своем асфоделиевом лугу. Придется чем-то его занять.

Север Африки пылал красной медью. От восточного побережья отделился кусок суши и поплыл в море.

Аполлон побежал догонять Гефеста.

— Постой, кузнец, — кричал он, — я хочу сделать тебе одно предложение!

Афродита, которую каждый шаг по трудной дороге заставлял ворчать и хныкать, тотчас остановилась и оперлась на Ареево плечо.

— Кузнец, — сказал Аполлон, — давай меняться. Ты и для меня изготовишь золотую шкуру, ибо эта в самом деле нестерпимо воняет, а я для тебя буду придумывать новые слова. Ты же передашь их потом отцу и скажешь, будто они очень старые.

Гефест брезгливо сморщился. Казалось, будто предложение Аполлона пахнет для него еще хуже, чем невыделанная звериная шкура у того на плечах.

— Этого нельзя делать, это нечестно, — сказал он с возмущением.

Аполлон был поражен резкостью тона.