Ахатта, упершись, толкает в руки Нартуза сына. И разворачиваясь, бежит обратно, мелькая синим подолом в черных потеках слизи.

— Куда? — страдальчески орет Нарт, неловко прижимая к себе Мелика, — куда, дура! Да утоп, я видел сам. Эх! Пропадешь ведь!

Платье в последний раз вспыхивает посреди черной узкой расщелины и пропадает внутри. Мужчины, держа в руках камни, вопросительно смотрят на своего старшего. Хаидэ, кусая губы, лихорадочно думает, не зная, как быть.

— Ну… — тяжело говорит тойр, и нещадно косматит бороду свободной рукой, — ну… что делать-то? Ведь ночь идет, а ну полезут оттуда? Бабы тут. И дети.

— Тека, — зовет Хаидэ, и когда умелица подбегает, отдает ей сына, — ты говорила, наверху, на горе, там дырка? Прямо в медовую пещеру?

— Есть там. Да она мала совсем. Разве ногу протиснуть, а пролезть никак.

Тека с жалостью смотрит то на княгиню, то на парней, которые по знаку Нартуза уже заваливают последнюю дыру.

— Я найду? Найду дырку?

— Что?

Кос, ставя на землю сына, хватает княгиню за руку.

— Давай. Я найду.

И вдвоем они бегут к узкой тропке, что прыгает с уступа на уступ, прячась в зарослях колючих кустов.

— Скорее, Кос, скорее! Пока солнце еще. Пока не ночь…

Умелица Тека, пригорюнившись, и немного ревниво смотрит, как ее муж подсаживает княгиню, упираясь широкими лапами в круглую задницу, обтянутую старыми штанами. Ну что сделаешь, думает, внезапно сердясь и с облегчением понимая, тут, на воздухе, и посердиться можно, что с ним сделаешь, с чертом, опять нашел, как за бабий зад подержаться, не за Ахатту, так за сестру ее. Тьфу, уж пусть бы вернулся живой…

Хаидэ прыгала, оскальзываясь и подворачивая ноги, цеплялась за свисающие ветки, подтягивалась, из-под ног сыпались мелкие камушки. Позади Кос, пыхтя, толкал ее вверх, сам взлетая следом и обгоняя, подавал широкую ладонь.

А солнце, уже полностью покраснев, плавно сползало вниз, в алые полосы реденьких облаков, меняло очертания, из круглого превращаясь в сплюснутый огромный блин. Ветер проснувшись к закату, бросался на них мягкими и сильными волнами, лепил в лицо княгини пряди волос, задирал бороду Коса ко рту.

Продравшись через кустарнички, растущие частоколом вокруг макушки горы, Кос выскочил на плоскую площадку, усеянную трещинами и черными норами. Нагнулся и медленно пошел к середине, принюхиваясь к каждой подозрительной дырке. Наконец, около одной, что ничем не отличалась от десятка таких же, выпрямился и ткнул вниз пальцем.

— Тут.

Хаидэ, прихрамывая и тяжело дыша, подошла, встала на колени и оборачивая к мужчине потное лицо, велела:

— Уходи. Мало ли.

— Ага, — согласился Кос и сел на корточки рядом с ней, — ушел. Прям вот.

Она быстро улыбнулась и взяла его руку. Сжала изо всех сил. И прижимая лицо к дыре, откуда поднимался тяжелый медовый запах, вдруг закричала, насмешливо и звонко:

— Эй, жрец! Видящий! Ты меня слышишь?

Пещера молчала, только Кос дернулся от неожиданности и ухмыльнулся.

— Мы вышли! И смеемся над вами, белые холодные твари!

— Дай я, — Кос отпихнул княгиню и, нагибаясь, заулюлюкал, так что изнутри донеслось слабое эхо.

— Плюем на тебя! — заорал он.

— Мы сильнее, Видящий!

— Да!

Княгиня толкнула Коса.

— Тихо…

Они замерли, нагибаясь ухом к самой дыре. И услышали снизу невнятный шум, бешеные выкрики и вдруг — перепуганный визг, что взмыл, буравя уши, и захлебнулся. А вместо него снизу полез неумолчный и мерный скрип, усиливаясь и наполняя головы режущим звоном.

Отползая, Хаидэ убрала со щек спутанные пряди волос.

— Заваливай, Кос, надо закрыть дыру, на всякий случай.

— Ага.

Тойр забегал по площадке, добывая редкие камни и сваливая их над отверстием. Нагромоздив изрядную кучу, потопал ногой, вколачивая покрепче. И, подойдя к плачущей женщине, сел рядом, облапил ее за плечи, прижал к себе.

— Ну, ну. Оно ж бывает так, светлая. Зато твари вона, нашли нужную добычу. Сожрут белых с потрохами.

— Я… Кос, она ведь сестра мне.

— Да.

Он шумно вздохнул. Хаидэ шмыгнула, вытирая щеки рукавом.

— Кос.

— А?

— Лапу-то с груди убери.

— Да я. Ну, так. Утешить чтоб.

Солнце толкало всадника в спину, и тень впереди удлинялась, пластаясь. Брат мощно пересыпал шаги, наступая копытами на тень, и не мог догнать ее. Нуба ударил пятками, с тревогой глядя, как уползает вдаль по травам его вытянутая голова. Быть бы быстрее собственной тени…

Но как ни понукай коня, его ноги длиннее не станут. Рядом бежала Цапля, кивая мордой. Нуба уже скакал на ней, отпустив Брата отдохнуть от ноши, а после пересел снова.

Брызнули из-под копыт перепелки, трепеща жесткими крыльями. Заметались вверху стрижи, падая вниз и снова взмывая. Им скоро спать, вот сядет солнце, отыграет вечерняя заря. А через несколько дней исчезнут, снимутся, улетая на юг зимовать.

Нуба нащупал на боку фляжку, снял с пояса и хлебнул. Вытер мокрый щетинистый подбородок. Цепляя обратно, не сразу понял — к сдвоенному стуку копыт прибавилось дальнее эхо. Из-за северных пологих холмов, вольно разлегшихся до самого неба, еле слышно доносился топот. Нуба остановил коня, утишая собственное тяжелое дыхание. Сморщился, досадуя. Битвы посреди орущей толпы притупили слух. Так же, как долгое морское путешествие, а после — тесное пространство каменных арен отучили его от быстрой и долгой скачки. И сейчас через хриплое дыхание, перемешанное со стуком сердца, он не мог разобрать, кто скачет и куда.

Пригнулся к шее коня и снова кинул его вперед, уже не глядя на север. Кто бы ни скакал за плоскими вершинами, через малое время их пути пересекутся. Или соединятся.

Хаидэ сползала по каменному уступу, тяжело падая в протянутые руки Коса. Перед глазами вспыхивал синий подол, мелькнувший в черной расщелине. Не может этого быть. Нет. Столько пережили вместе. И она отвоевала для сестры другую судьбу. Неужто Видящий оказался прав с грязными пророчествами, и новая судьба оказалось такой короткой?

«Надо попасть обратно в гору».

Она высвободилась из мужских рук, незаметно оглядела очередной уступ. Нельзя говорить тойрам, не пустят. Они заваливали все расщелины, не пропуская ни одной. Там внизу, где распоряжается Нартуз, ей в гору не пролезть.

— Кос, ты спускайся. Я догоню.

В последних лучах красного солнца лицо мужчины стало настороженным.

— Ага. Чего это вдруг?

— А то не понимаешь. Надо мне.

Он, подумав, кивнул:

— Ладно. Не рассиживайся. Я тута постою пока. Тебе еще с Нартом решать, про тиритов.

Хаидэ застыла. И Кос охотно объяснил:

— Пока вы там через ямищи скакали, эти степные собаки подошли к горе. Да хочешь, покажу, только надо на северный бок пролезть. Твой дракон баял, много их, встали, ждут. Не торопятся, крысы вонючие. Верно, уж видели, что тут кругом бабы, да дети.

— Да…

— Ну, чего встала? Перехотела, штоль? Так пойдем, ты княгиня, воин. Твое место впереди. Всегда.

Подергав стриженую бороду, добавил, раздраженно сокрушаясь:

— И не сиделось внутри-то. Все развалили. Ну да что уж. Ясно, сложилось так.

— Пойдем, — ответила Хаидэ.

Ломая кусты, спрыгнула с валуна на уступ ниже. Лоб между бровей прорезала вертикальная черта, а губы сжались. Бедная, бедная сестра Ахатта, видно, придется ей сгинуть в паучьей горе, вместе с добрым бродягой Убогом.

Выпрямилась, осматривая степь, волнами красной меди лежащую у ног. Справа пологая гряда холмов, начинаясь от самой горы, где первый гребень прятал за собой лагерь тиритов, уходила вдаль, крутясь, как древний огромный змей, полузарытый в землю. Слева плоская лощина, на границе которой торчали несколько приземистых деревьев-шатров, открывалась далеко, и княгиня знала, огибая горы и скалы, она выходит к берегу моря.

А посередине, заливая последним светом плоскую землю, солнце касалось ровного края степи. И, Хаидэ пригляделась, еле заметная точка, очень далеко. Может быть, всадник. А может, скачет степная газель. В лучах, бьющих в глаза, не разглядишь.