Не кинут детишков мутам. Знамо не кинут, раз она сказала, что велели. Но укусить носили, вона синие какие. Да что ж за — разве ж можно, чтоб кусало малых? Их и так чуть. Валяй хоть сто девок, а плодны не все. Правда, эти не свои. Но все ж дети. И что ж Пень, нашептал и убег. Не жалко ему дитев своей любы? Пойми их, степных драконов. Может и нелюди вовсе. Но и у нелюдей за детишков бабы помрут. Как эта вот.
— Бии…
— Э?
— Быки матери-горы мне верят?
— А то. Ты самый первеющий тойр.
— А если я…
— Чего?
Нартуз остановился, хотя время в голове суетилось все быстрее. В темноте поблескивали глаза младшего напротив.
— Если жрецы скажут одно, а я скажу — другое? За кем пойдут?
Парень с шумом выдохнул, сводя губы.
— Я так — за тобой. Еще Кос пойдет. И Гесет. И Текина семья пойдет. И Казрай с братьями… и…
Нартуз повернулся и быстро пошел дальше. Бииви, торопясь следом, на ходу загибал пальцы на грязной руке:
— Топтун, может, нет. Но ему винища обещать можно. А-а-а, еще Канка! Помнишь Канку, Нарт? За ней все пойдут, кто ее валял! А тебя она любит. Вот и еще вот, — он растопырил пальцы на обеих руках, сжал кулаки и снова растопырил.
— Да мы куда бежим?
— Скоро уж.
Тойр свернул за поворот, где за углом, чадя, капал черной копотью факел. И останавливаясь, протянул с угрозой:
— А-а-а.
Абит шагнул ему навстречу.
— Вы зачем сюда? Обратно надо!
— А сам? Ваши бычата там, на брусе. А ты убег!
Нартуз наступал, тесня Абита широкой грудью, толкал, в бешенстве от того, что не умел справиться с мыслями. И хоть кого-то нужно было толкнуть сейчас, чтоб выбить из головы картинку с детьми, висящими над гнилым логовом подземных мутов.
Абит повернул плечо, подставил под удар, чтоб устоять. И сам толкнув, развернул Нартуза обратно.
— Пошли. Это не наши, Нарт. Мелик и малой в пещере, там Тека с сыном и Ахатта. А стражей нет. Уже нет. Вход закрыт, крепко.
— Погодь…
Нартуз встал, цепко хватая бродягу за локоть, дернул к себе.
— Как? А кто же там? У Мутов?
— Это бычата, старший. Ваши дети.
— На… на-ши?
— Твоя девочка там, Нарт. И еще двое.
В большой голове Нартуза будто защелкали клешни, рассекая пополам мысли. Девочка. Его девка значит, младша. А он ее видел-то раза три. Это ж той женки, которую отдал Топтуну. Разок поймал в лабиринте, насыпал в подол рубашки ягод. Смеялась, замурзанная вся.
И он понял, заливаясь горячим стыдом, смешанным со страхом — не помнит как звать.
Повернулся и побежал обратно, не заботясь, успевают ли за ним спутники. Те топали рядом и когда издалека донеслись смутные голоса, Нартуз на бегу спросил еще, недоумевая:
— Она что? Она из-за бычат так? На себя-то?
Абит промолчал и Нартуз стиснул зубы, охваченный черной ненавистью к шестерке белых владык, которые взяли детей, зная лучше, чем он — что сделает светлая женщина, которая пришла одна, спасать своего сына.
У входа в маленькую пещеру старший хлопнул Бииви по спине, показывая — стой. И ворвался внутрь, рыча и сверкая глазами, пронесся вдоль стены, отпихивая ногой шлепающие головы мутов. Без промедления кинулся на молодого тойра, что стоял, держа в руке конец веревки. Дал парню затрещину, отбрасывая ногой к дальней стене, и одновременно перехватывая веревочную петлю. От рывка веревка натянулась, петли на детских ножках зашевелились, ослабляя хитрые временные узлы.
— Ы-ы-эхх, — застонав, он кинул веревку, уже ненужную, и бросил большое тело над ямой, на лету цепляя вяло качающиеся фигурки. Упал на колени, перевалился на грудь, отшвыривая ребенка куда-то на голос Пня, подхватил на плечо другого. И вскидываясь на узкой каменной закраине, вскочил, длинной рукой подтягивая к себе последнее тело, что болталось совсем рядом. Веревка, распустив узел, скользнула в яму. И там чавкнуло, зашлепало и забормотало, утягивая ее к себе, вниз. Нартуз стоял, прижимаясь спиной к неровной стене, и онемевшими от усилия руками прижимал к себе два спеленутых тельца. Боялся повернуть голову. Но Абит сам окликнул его:
— Она у меня, бык! — поднял на руках спящую девочку с голубоватым даже в красном свете факелов лицом.
Тойр выдохнул и кривя лицо, стал медленно пробираться по краю, глядя под ноги, где обманутые невкусной веревкой муты шлепали, поднимались, вынюхивая живое. На входе, держа откинутую шкуру, подпрыгивал Бииви. И рядом с ним вдруг еще тени, две, нет больше!
Выходя, тойр оглядел небольшую группку мрачных мужчин. Один из них держал небольшой факел, водил им, освещая грязное лицо Бииви, смятое яростью — Нартуза. Посветил в детские полумертвые лица.
— Бии, — Нартуз отступил, когда кто-то из мужчин попытался взять из его рук детей, — там бревно. Выбей, пусть подавятся.
— Ага-ага! — младший кинулся внутрь, махнув рукой парням. И те пошли следом, с мрачным весельем осматривая стены и примериваясь к крюкам камнями, подобранными у ног.
— Куда? — отрывисто спросил Нартуз у стоящего с девочкой на руках Абита и, не дожидаясь ответа, быстро пошел к входу в большой зал. Скулы его болели от напряжения и были похожи на два каменных обломка.
Пока Нартуз бегал по лабиринтам, собирая разбегающиеся мысли, Пастух велел выкатить бочки с пивом. И тойры, приплясывая и гудя, ждали, жадно рассматривая стоящую над ними княгиню. Жнец, недовольно поглядывая на Пастуха, который, встав вплотную к княгине, о чем-то тихо говорил ей, усмехаясь и показывая на стадо под ногами, занимался тойрами, нараспев выкрикивая обещания и посулы.
— Праздник пришел к великим быкам!
— Йээх! — откликались мужчины, хватая друг друга за плечи и раскачиваясь.
— Пусть ваши глаза насмотрятся, а уши наслушаются!
— Ы-ы-ы! да! Наш жрец, наш Жнец!
— Видите, какие волосы, а плечи! Груди, как сладкие яблоки!
— В-в-ваа, баба какая!
— Сотни таких приведет вы в теплые пещеры горы! Вложите семя в мягкие лона, заполните свет великим потомством…
Пастух улыбался, ползая глазами по распахнутой рубахе женщины.
— Они думают, что я привел тебя показать им. Тупое стадо. На деле я показываю тебе. Видишь, как сильны эти самцы? Ты можешь выбрать, женщина-облако. Быть там, под их потными тушами, пока не умрешь. Или с радостью уйти туда, где была твоя смуглая сестра.
Хаидэ усмехнулась. И он говорит о выборе. Она могла бы промолчать, но последний быстрый взгляд над головами тойров не показал ей сторожа, что передавал знаки в пещеру мутов. И, кажется, жрецы не заметили, что его нет. Ей нужен Пастух с его водянистыми пристальными глазами. И Охотник. Он глазеет на тойров, лениво, будто забыв, это те самые быки, что расшвыряли костер, спасая Ахатту.
— Развяжи мне руки, жрец. Ты уже связал меня другим.
— Да! Я знал, что так будет! — Пастух сплел пальцы на животе, наслаждаясь своей прозорливостью. Как славно он все рассчитал. Не рискуя ценными пащенками, использовал маленьких тойров. Эти люди, их сердца будто лежат на ладони.
Княгиня повернулась, отступая спиной к Охотнику.
— Вели, пусть снимет веревку. Я буду послушна.
И пока Охотник дергал узел на запястьях, кинула быстрый взгляд за плечо Пастуха, который осматривал ее шею и плечи. Стража по-прежнему не было видно, и несколько мужчин, прекратив качаться и петь, отступали к выходу и пропадали в темной глубине.
Растирая руки, она кивнула, встряхивая светлыми волосами.
— Ты все еще ждешь ответа? А что ждет меня? Там, в медовой пещере?
По ее голове поползла рука — Охотник трогал пряди, расплетая растрепанные косы. На его лице бродила кривая ухмылка, полная острого удовольствия. Давно, так давно не трогал он женщин, что были красивее и нежнее приземистых тойриц с некрасивыми лицами и жесткими волосами. Эта прекраснее своей сестры Ахатты, а еще та спала, принимая их. Эта не спит, живая, совсем живая. Она не оглянулась, лишь сделала маленький шаг, придвигаясь, чтоб Охотнику было удобнее. А сама, ожидая ответа, пристально посмотрела в глаза Пастуха.