Там же рвы, из которых эксгумируют трупы его жертв. Фандорин «прервал генераловы причитания коротким вопросом:
— Где трупы?
— Где ж им быть, на Божедомке. Там всех беспутных, праздношатающихся и беспашпортных закапывают. Сначала, если есть признаки насилия, в полицейский морг везут, к Егору Виллемовичу, а после на тамошнее кладбище оттаскивают. Такой порядок».
Что за странное название — Божедомка? Что оно означает? Смысл не слишком приятный — в старину «убогим домом» именовали морг.
На расположенном в захолустье непрезентабельном кладбище в основном хоронили бедняков; погребали и трупы из полицейских моргов. Здесь, делая вид, что помогает следствию (а на самом деле изощренно путая следы), Потрошитель поясняет производящему эксгумацию Тюльпанову систему захоронений.
«— Что, паныч, не зря копали-то? — спросил Пахоменко. — Аль еще копать будем?
— Да где ж еще? — охотно откликнулся Анисий. — Уж выкопали всех. Даже странно. По всей Москве за три месяца всего десяток гулящих зарезали. А в газетах пишут, город у нас опасный.
— Тю, десяток, — фыркнул сторож. — Кажете тоже. Це ж тильки которые с хвамилиями. А которых без хвамилий привозят, тех мы в рвы складаем».
«Упыря повезут… на Б-божедомку, в общую могилу», — предрекает Фандорин бандиту бесславную кончину («Любовник Смерти»).
В. Иванов описывает отвратительные реалии казенного «убогого дома» и выработанный за годы практики простодушный цинизм его служителей: «Ваше благородие, Анисимов разложился и стух — терпенья нет! Прикажите в Мясницкую отослать на опознанье?.. В протоколе писано «баба», а прислали безногого мужика. Вот какое невнимание! А я, не глядя, расписался, что принял. Малограмотный… Где бабу взять? Хоть в пору купить… К приставу, не иначе, придется доложить…» («Меткое московское слово»).
Нечто подобное встречается и в «Декораторе»: «Захаров вышел из прозекторской в кожаном фартуке, черные перчатки перепачканы какой-то бурой слизью. Лицо опухшее, похмельное, в углу рта — потухшая трубка.
— A-а, губернаторово око, — вяло сказал он вместо приветствия. — Что, еще кого-нибудь ломтями нарезали?
— Егор Виллемович, сколько т-трупов проституток у вас в леднике? — резко спросил Эраст Петрович.
Эксперт пожал плечами:
— Как велел господин Ижицын, теперь сюда тащут всех гулящих, кто окончательно отгулял. Кроме нашей с вами подружки Андреичкиной за вчера и сегодня доставили еще семерых. А что, желаете поразвлечься? — развязно осклабился Захаров. — Есть и прехорошенькие. Только на ваш вкус, пожалуй, нет. Вы ведь потрошенок предпочитаете?»
Но уже вскоре Фандорин, не доверяющий официальному правосудию, сам предъявляет Декоратору обвинение и в числе жертв называет «губернского секретаря Анисия Тюльпанова и лекаря Егора Захарова», погибших «в ночь на 8 апреля 1889 года на Божедомском кладбище в Москве». Да, на не сохранившемся Божедомском кладбище закончился жизненный путь симпатичного всем нам Анисия Тюльпанова. «Анисий-то, а?.. Вот уж беда так беда. Толковый он был, недомерок. По всему должен был высоко взлететь», — говорит об этой трагедии один из персонажей романа.
На противоположной Старой Божедомке стороне Суворовской площади берет начало Селезневская улица, или, попросту, Селезневка, на которой «в ночь на 4 апреля 1889 года» Декоратор убил «проститутку Степаниду Андреичкину». Вправо от нее идет улица Достоевского.
Улица Достоевского была названа в 1940 г. в честь великого русского писателя не случайно (прежнее название улицы — Новая Божедомка). Федор Михайлович родился здесь, в казенной квартире своего отца — медика, служившего в Мариинской больнице для неимущих (дом № 2).
Мариинская больница, в которой не способные оплачивать свое лечение люди могли получить медицинскую помощь, была названа в честь своей основательницы — матери императора Александра I супруги Павла I императрицы Марии Федоровны.
Впрочем, читая Акунина, Мариинскую больницу как лечебницу для бедных не воспринимаешь — в обоих случаях, когда она упоминается, больница выполняет скорее роль сегодняшнего «Склифа». Это сюда привозят умирать убитого Декоратором Тюльпанова. Страшную новость Фандорин узнает от «жандармского поручика Смольянинова, весьма толкового молодого офицера»: «Беда, Эраст Петрович! Тюльпанов ранен. Тяжело. Его доставили в Мариинскую больницу еще заполночь. Пока нам сообщили, пока вас повсюду разыскивали, вон сколько времени ушло… В больницу сразу же отправился подполковник Сверчинский, а нам, адъютантам, приказано вас искать. Что же это делается, а, Эраст Петрович?»
В «Любовнице смерти» в Мариинскую больницу доставляют члена просперовского кружка Шутова по прозвищу Ликантроп, который вместе со своей невестой Мореттой совершает двойное самоубийство: «Газеты сообщали, что влюбленные одновременно — очевидно, по сигналу — выстрелили друг другу в грудь из двух пистолетов. При этом девица Ламм была сражена наповал, а Шутов получил тяжелое ранение в область сердца и был доставлен в Мариинскую больницу».
Бедняком Шутова не назовешь, да и карьера Тюльпанова, стараниями Эраста Петровича, к тому времени шла на лад: «Был просто Анисий, а стал его благородие, коллежский регистратор Анисий Питиримович Тюльпанов» («Пиковый валет»).
В доме № 4 по улице Достоевского в наши дни размещается клиника фтизиопульмонологии Московской медицинской академии им. И. М. Сеченова. А до революции здесь был Александровский институт для благородных девиц (сейчас корпус 2, где, собственно, и было главное здание института, но теперь занят рядом фирм). Он был открыт в 1891 г. на базе Мещанского училища, которое, в свою очередь, возникло в 1805 г. как отделение Екатерининского института, основанного еще тремя годами раньше.
Как видим, образование в Российской империи стояло на высоте. Почему училище — предтечу Александровского института называли Мещанским? Да потому что образование постепенно переставало быть уделом знати — в училище принимали дочерей не только дворян и чиновников, но и духовенства и даже купцов. Александровский институт благородных девиц имел большое значение для московских жителей. В его честь и была названа распланированная рядом площадь. В 1918 г. Александровская площадь стала площадью Борьбы — здесь годом раньше проходили ожесточенные бои.
В старинном здании на площади Борьбы (для удобства будем называть ее так), которое сейчас числится под № 11, в наши дни помещается Московский областной противотуберкулезный диспансер. А в 1900 г., когда разворачивается действие «Любовника Смерти», в нем «обитало» совершенно другое, но не менее нужное учреждение. Это был тот самый Александро-Мариинский приют, маленьких обитателей которого демонстративно облагодетельствовал, а потом ограбил бандит Князь («Любовник Смерти»).
В 1900 г. — времени действия романа — согласно архивным данным, в приюте содержалось 45 мальчиков и 47 девочек в возрасте от 5 до 12 лет. На деньги «доброхотных даятелей» им давали начальное образование и по достижении двенадцатилетнего возраста пристраивали на работу. Своим названием приют обязан соседним Александровскому институту и Мариинской больнице, которые его курировали.
В сторону Сущевского вала от площади Борьбы отходит улица Образцова, получившая свое имя в 1949 г., а до этого называлась Бахметьевской. Следует уточнить, что тот Образцов, имя которого прославляет улица, — не всемирно известный основатель кукольного театра, а академик-транспортник. Это не удивительно — ведь в доме № 15 по этой улице находится Московский институт инженеров железнодорожного транспорта. Без малого тысяча его студентов и преподавателей принимали участие в обороне Москвы во время Великой Отечественной войны: кто с оружием в руках, кто — строя укрепления на подступах к городу. Он был основан в 1896 г. как Инженерное училище. В 1913 г. училище превратилось в Институт инженеров путей сообщения, а в 1924 г. получило свой теперешний статус.
Улица Образцова выводит нас к Сущевскому валу — название этой магистрали напоминает о старинном селе Сущеве, некогда стоявшем здесь. Войдя в городскую черту, село дало название появившейся на его месте слободе, а та, в свою очередь, — улице, образовавшейся после прокладки Камер-Коллежского вала. А по другую сторону Сущевского вала, ближе к Рижскому вокзалу, лежит так называемая Марьина Роща.
