Однако в Москве была (и есть по сей день) еще одна, гораздо более известная церковь, освященная в честь той же иконы. Этот храм был основан в XVII в., а в конце XVIII в. модернизирован В. И. Баженовым. Построенные им колокольня и трапезная дошли до наших дней, а сама церковь не сохранилась: вместо старинного храма сегодня перед нами предстает круглая ротонда, возведенная в 1833 г. О. И. Бове. Это уникальное творение двух великих зодчих находится на улице Большая Ордынка, 20. Мог Анисим проходить мимо него?

В принципе, да. Однако помпезный храм-ротонда как-то не вяжется с поэтичным описанием «иконы на семи ветрах». Да и мимо Хитровки Анисию в таком случае не понадобилось бы идти: напомню, что Большая Ордынка расположена в Замоскворечье, а Подколокольный переулок — в Белом городе. Опять пришлось бы делать неоправданный крюк, на который голодный, озябший, боявшийся опоздать Тюльпанов вряд ли бы решился.

Что такое «Новопименовский монастырь» и «Варсонофьевская часовня»?

Хоть нам и предстоит осмотреть места, находящиеся в непосредственной близости от Таганки, разговор о событиях, которые по воле Б. Акунина происходят в Новопименовском монастыре, как мне кажется, надо повести особо.

Если представлять себе те или иные уголки Москвы в качестве полноправных героев романов о Фандорине, то Новопименовский монастырь следует признать подлинной «звездой» книги «Пиковый валет». Собственно, сам монастырь возникает в тексте лишь как привязка к местности: Савин-Момус, задумав увенчать свою мошенническую карьеру крупным кушем, ловко сыграл на суевериях и алчности богатого купчины Самсона Харитоныча Еропкина, однако сам едва не стал жертвой увидевшего обман «Самсошки-кровососа». Не подоспей вовремя Эраст Петрович, шедший по следам Момуса, и великому аферисту, и его подруге Мими было бы несдобровать! «Кто на Еропкина пасть скалит, того лютая судьба ждет, страшная. Чтоб другим неповадно было», — грозит «благотворитель» и превращает Варсонофьевскую часовню, по определению Фандорина, в «пытошный застенок». «Господи, если Ты есть, — взмолился от роду не молившийся человек, которого когда-то звали Митенькой Саввиным, — пошли архангела или хотя бы самого захудалого ангела. Спаси, Господи. Клянусь, что впредь буду потрошить только гадов подколодных вроде Еропкина, и боле никого. Честное благородное слово, Господи.

Тут дверца отворилась. В проеме Момус сначала увидел ночь с косой штриховкой мокрого снегопада. Потом ночь отодвинулась и стала фоном — ее заслонил стройный силуэт в длинной приталенной шубе, в высоком цилиндре, с тросточкой», — естественно, речь идет об Эрасте Петровиче.

Переодетая юродивым «отроком Паисием» Мими и вооруженный рупором Савин имитируют целую цепь паранормальных явлений, заманивая купца в максимально уединенное место. «Момус расстарался — надулся, прижал трубку плотно к губам, загудел:

— В полночь… Приходи… В Варсонофьевскую часовню-ю-ю…

Убедительно получилось, эффектно, даже чересчур. От чрезмерного эффекта и вышла незадача. Когда из-под земли замогильно воззвал глухой голос, Еропкин взвизгнул и подпрыгнул, его подручные тоже шарахнулись…» Вот тут в тексте и возникает пресловутый монастырь — Момус уточняет местонахождение часовни: «…близ Новопименовской обители-и-и, — прогудел Момус для ясности».

В качестве ориентира использует Новопименовский монастырь и Эраст Петрович, стремящийся во что бы то ни стало арестовать Савина: преследуя прохиндея, Фандорин и помогающие ему полицейские «довели объекта до пункта следования — к стенам Новопименовского монастыря, белевшего в ночи приземистыми башнями».

На самом деле в реальности никакого «Новопименовского монастыря» нет и не было, — писатель подразумевает известный мужской Спасо-Андроников монастырь (Андроньевская площадь, 10). Это сразу становится ясным и из метко очерченного характерного облика монастыря, и из недвусмысленного указания на то, где он находится: «За Яузой возок свернул влево, а «нумер третий» покатил дальше по прямой, уступив место «четвертому». Сани надворного советника при этом в чередовании «нумеров» не участвовали, держались все время на второй позиции» (описание преследования «крытого возка», в котором Еропкин и его подручные везут Момусу мешок с деньгами).

Спасо-Андроников (правильнее — Андроников Спаса Нерукотворного) монастырь был основан в 1860 г. как форпост на подступах к Москве. Он назван по имени своего первого игумена, преподобного Андроника.

Центром монастыря в 1427 г. стал собор во имя Спаса Нерукотворного Образа.

В 1380 г. в Спасо-Андроников монастырь были привезены для погребения тела воинов, павших в Куликовской битве.

Архитектурный ансамбль Спасо-Андроникова монастыря — самое древнее каменное сооружение в Москве (если не считать уничтоженной кремлевской церкви Спаса на Бору). В его центральном соборе сохранились фрески, написанные рукой Андрея Рублева.

После Октябрьской революции монастырь был упразднен, и на его территории, по странной советской традиции, расположилось исправительное учреждение. Но уже в 1947 г. власти приступили к реставрации, а в 1960 г. в монастыре заработал Центральный музей древнерусской культуры и искусства им. Андрея Рублева. В постперестроечное время монастырь стал ареной ожесточенных споров между Православной церковью и администрацией музея за право владения. В итоге стороны пришли к компромиссу: в соборе Спаса Нерукотворного возобновились службы, а музей продолжает свою деятельность.

А какая часовня скрывается под псевдонимом «Варсонофьевской»? Судя по тексту «Пикового валета», она должна быть окутана мистическим флером: «Про Варсонофьевскую часовню на Москве говорили нехорошее. Тому семь лет в малую завратную церковку близ въезда в Новопименовский монастырь ударила молния — крест святой своротила и колокол расколола. Ну что это, спрашивается, за храм Божий, ежели его молния поражает?

Заколотили часовню, стали обходить ее стороной и братия, и богомольцы, и просто обыватели. По ночам доносились из-за толстых стен крики и стоны жуткие, нечеловеческие. Толи кошки блудили, а каменное, подсводное эхо их визг множило, то ли происходило в часовне что похуже. Отец настоятель молебен отслужил и водой святой покропил — не помогло, только страшнее стало».

Для нас с вами в этом фрагменте ключевым словом должно служить определение «завратная церковка». Завратная — то есть принадлежащая монастырю, однако находящаяся вне его стен. Если Новопименовский монастырь — это Спасо-Андроников, то прототипом Варсонофьевской часовни, безусловно, послужила знаменитая Проща (улица Сергия Радонежского, 25). Стоит добавить, что изначально улица называлась Вороньей — от монастырской Вороньей слободки (Андроникова монастыря).

По преданию, в 1365 г. преподобный Сергий Радонежский пешком отправился в Нижний Новгород и по пути зашел навестить своего ученика Андроника. При расставании тот проводил святого за городские стены. На том месте, где они растались и где Сергий благословил своего ученика на игуменство, в XVI в. была возведена часовня. Ее название «Проща» буквально означает «место расставания». К XIX в. часовня обветшала, и в 1889–1890 гг. на средства рогожского купца Василия Александрова архитектор А. А. Латков выстроил то здание, которое мы видим сегодня.

У Прощи непростая судьба: в 1929 г. ее закрыли, снесли шатровый верх и в искалеченном здании устроили магазин. Потом Прощу стали использовать как производственное помещение… В 1995 г. Прощу вернули церкви, и теперь она снова приписана к собору Спаса Нерукотворного Андроникова монастыря.

История красивая и типичная для тысяч русских храмов. Что же подсказало писателю элементы «ужастика»? Думается, свою роль сыграла близость к Спасо-Андроникову монастырю знаменитого Рогожского кладбища. Вокруг него, появившегося в конце XVIII в. во время эпидемии чумы как карантинное, традиционно строили свои молитвенные дома раскольники. Начиная с 50-х гг. XIX в. российское правительство проводило гонения на приверженцев «старого согласия». Подавляющая часть московских старообрядческих церквей и часовен была насильственно закрыта, находившиеся в них принадлежности религиозных обрядов конфискованы. О закрытых церквах на Рогожке по Москве поползли слухи один страшнее другого. Скорее всего, их распускали сами раскольники, стремясь отбить у разного рода авантюристов охоту обшаривать пустующие молитвенные дома в надежде поживиться. Нагнетанию мистической атмосферы немало способствовала близость кладбища…