— Это на дереве! — попытался сквозь смех объяснить Гаврюша. — Это на пальме!
— Курица? — серьезно спросил Аскер.
— Да нет же!
И он удивился еще больше:
— Ко-ро-ва?.. На дереве? На пальме?!. Конечно, я понимаю, что там можно было бы долго пастись на одном месте, но как корове на пальму взобраться? И что, если она захочет бросить лепеху?.. Надо спускаться вниз?
Гаврюша решил больше не поддаваться и строго сказал:
— С кокоса бросают орехи, а не лепехи!
Старый Аскер сделал вид, что он хочет схватиться за голову:
— Еще новости — орехи!.. Ым? Я родился в ауле и кроме того, что я — старый солдат, я еще старый земледелец, старый крестьянин, но я никогда не слышал, чтобы корова бросала орехи, а не лепехи! Может, на этой пальме сидел баран? Может, бородатый козел?.. Представляю, как бы он оттуда жалобно мекал!
Гаврюше пришлось доставать носовой платок — он чуть не взмолился:
— Ну, дедушка Аскер! У меня уже не только глаза намокли — промок нос.
— Это я лечил твою душевную рану! — уже чуть грустно сказал старый черкес. — Разве тебе не стало легше?
— Стало! — согласился Гаврюша. — Что правда, то правда.
— А теперь объясни мне, — продолжил Аскер. — Мама сказала тебе, что на эту самую штуку из плохого иностранного шоколада у нее нету денег…
— А зачем тогда обещать? — горячо спросил мальчик.
— Это очень сложный вопрос, — вздохнул Аскер. — Ты ведь, наверное, тоже иногда обещаешь то, что после не можешь выполнить?
Гаврюша задумался, стараясь честно припомнить, было ли с ним такое, а старый черкес спросил:
— Как я понимаю, ты ей не стал больше напоминать об этом плохом иностранном шоколаде? Ты обиделся, но его больше не просил, больше не канючил?
И мальчик гордо воскликнул:
— Конечно, нет!
— Считай, что ты проявил мужество! — серьезно сказал Аскер. — Если бы у меня были деньги, я учредил бы и заказал хорошим мастерам специальный орден для маленьких мальчиков. За мужество, которое они проявляют, когда перестают своим мамам надоедать: купи! купи!.. Ну купи!
И Гаврюша вздохнул чуть ли не с завистью:
— Хороший орден!
— Нравится тебе?
— Ну, конечно!
— Ты бы такой носил?
— Еще бы!
— Эх, может, мне подсобрать немножко денег? — откровенно, как маленький, вздохнул Аскер. — Подумать, как их раздобыть, проклятые эти деньги, без которых даже порядочного ордена для мальчишек нельзя учредить… Зачем ордена взрослым людям?.. Зачем они пожилым либо вообще старикам? Если бы у них было вдоволь орденов, когда они бегали еще без штанов, глядишь, они успели бы ими наиграться и не стали бы потом бомбить чужие города либо уничтожать целые народы… Зачем? Или я не прав, Джебраил?
Кое-что из речи нового своего знакомого, который ему так почему-то нравился, Гаврюша не понял, но душой он чувствовал, что Старый Солдат говорит верные слова, а потому охотно подтвердил:
— Конечно, прав — еще бы нет!
— И как мы назовем этот орден? — спросил старик. — Если я все-таки раздобуду на него хоть маленько деньжат?
— Мы его назовем… назовем, — стал думать Гаврюша вслух. — Мы его назовем…
И вдруг ему пришло в голову:
— Давай его назовем: орден Аскера!
— Аскера? — переспросил черкес.
— А что?.. Ты же сам говорил: Аскер — это старый солдат. Будет орден Солдата!
И старый черкес как будто своим мыслям откликнулся:
— Орден Старого Солдата, да-да. Который все давно понял и очень устал от войн. От всех, которые когда-либо были на земле… От тех, в которых он участвовал вместе со всеми, и от тех, когда воевал совсем один… против всех!
— А так бывает?
— К сожалению, бывает.
Гаврюша не поверил:
— Один-один?.. Против всех?!
— Самое интересное в этих войнах, — сказал, словно припоминая что-то и еще раз оценивая это, старик, — самое интересное, что против всех ты воюешь ради них же самих, и победа здесь особенно дорога.
Старик говорил это с такой убежденностью, что Гаврюша невольно переспросил его:
— Ты победил?
— Иногда я думаю, что это так. Иногда.
— Вот и пусть он будет называться: орден Аскера.
— Орден Старого Солдата для маленьких черкесских… для маленьких русских… для чеченских… для всех маленьких мальчиков, которые проявили мужество… А что? Орден Старого Солдата — маленьким мальчикам, ым?.. За мужество, которого нам самим не хватило.
— Что ты там говоришь? — спросил Гаврюша. Как же не хватило, если вы тогда победили немцев, сильнее которых не было никого на свете, — это мне папа говорил и говорила бабушка, которая учит меня петь песни!
Может, Гаврюша вспомнил, что скоро ему выступать и надо хоть чуть прочистить горло и попробовать голос? Он вдруг на весь автобус не то чтобы запел — закричал:
Казаки!.. Казаки!
Едут, едут по Берлину наши казаки!
Многие удивленно обернулись на голос, а некоторые даже повставали со своих мест, чтобы хорошенько было видать: кто это там поет? А старый Аскер сказал растроганно:
— Наверно, я все-таки продам все свои книжки и закажу хорошим мастерам такой орден. Орден Аскера, пусть. Орден Старого Солдата. А на обороте будет: «Маленьким мальчикам России. За мужество». Продам все свои книги…
— Ты что, библиотекарь? — спросил Гаврюша.
Старик прижмурился на миг:
— Н-не совсем.
— А какая у тебя была душевная рана, скажи? — попросил Гаврюша. — Я забыл тебя спросить, извини.
Старик снова прикрыл глаза, а когда открыл их, то первым делом повел подбородком куда-то за окно:
— Смотри: заяц!..
Гаврюша ткнулся лбом в толстое оконное стекло, расплющил нос:
— Где заяц, где?!
За автобусным окном плавно поворачивалось ярко-зеленое, словно только что подстриженное, ровное, как городской газон, поле, которое упиралось в гребешок со всей почти облетевшей лесополосы — только на самых верхушках деревьев держались листья. Вдалеке за деревьями виднелись голубовато-серые горы с яркими белыми пиками. Самые высокие из них восходящее солнце уже окрасило розовым, и в другое время Гаврюша надолго залюбовался бы этим красивым зрелищем, но теперь глаза его только мельком скользнули над краем поля.
— Где он, дедушка Аскер, скажи — где?
Аскеру пришлось приложить к стеклу толстый палец:
— Ну вон же он, во-он!.. Белый такой.
— Фи! — разочарованно сказал мальчик. — Да это вовсе не заяц!
— А кто же это, по-твоему? — удивился Аскер.
Мальчик еще раз поглядел на белое пятно посреди зеленого поля:
— По-моему, это полиэтиленовый мешок!
— Значит, у меня что-то с глазами, — грустно сказал Аскер. — А там, чуть левей? Разве это тоже не заяц?
Мальчик снова вгляделся:
— И это пустой пакет, ну конечно!
— И там… ближе к лесополосе? Во-он там!
— Гаврюша твердо сказал:
— И там тоже — пустой прозрачный мешок!
— Да что же это такое? — пробормотал Аскер. — Когда я мальчишкой из одного аула в другой ехал на бричке, то и слева и справа вдоль дороги тянулись высокие курганы, под которыми раньше хоронили богатырей… На таком кургане в самую середку венчика из густого терновника можно было поставить пустой глиняный кувшин, и ночью в него тихонько опускалась душа богатыря — пожалуйста, забирай кувшин в саклю — пусть она немножко поживет дома и слегка отдохнет и успокоится, пусть побудет среди людей, пусть почувствует тепло очага, который топят сухим коровьим кизяком, сырым хворостом, кукурузеньем и соломой да бодылками от подсолнуха… Пусть богатырская душа послушает разговоры, пусть ощутит густой и теплый запах овечьего сыра, который коптится над очагом… А что теперь?.. Теперь почти все курганы распаханы, тернов на них давно, нет, а вместо прыгающих там и тут зайцев на ветру дергаются рваные пустые мешки!
— А с ним можно было поговорить? — спросил Гаврюша. — С этим богатырем? Когда он отдыхал дома душой?