— Ох, вспомнил! — усмехнулся Зобов. — Ну, своровал. А что, другие меньше тянут? В Кара-Кумах на учениях роты участвуют, а в отчетах — общевойсковые массированные наступления. И списывают потом все, что под руку попадет, от торпед до зимних полушубков. Ну, воровал, каюсь. Делал как все, зато курорт выстроил — а это уже, как говорится, что-то!
— Добренький какой! — иронично сказал Бессонов. — Деньги-то с него ты себе в карман кладешь.
— А вот тут неправда ваша, — упер палец в потолок Зобов. — У меня правило — живи сам и давай жить другим. Любой человек — от авторитета до президента — должен этого закона придерживаться. Нарушил — все! Конец правлению. Да вы сами спросите кого угодно — как им сейчас живется? Раньше что солдатня круглый год в столовой жрала? По две ложки сухой картошки. А сейчас? Хотите, в солдатскую столовую свожу?
— Не хочу, — пробурчал Бессонов.
— Вот то-то и оно. Раскричались там у себя на бугре — нарушил! Наворовал! С пониманием подходить надо, объективно.
— Ты, Зобов, даже не в том виноват, что все здесь на свой лад перекроил. Дело в том, что у тебя тут не армия, а курортно-агропромышленный конгломерат. Тебя Родина поставила здесь военные задачи выполнять, а не новую конституцию писать. У тебя же голый финансизм. В армии важна идея, патриотизм.
— Да бросьте вы, генерал, — сморщился Зобов. — Какая, к черту, идея. Семьдесят лет что-то там строили-строили, пыхтели-пыхтели, на восьмом десятке выяснилось — не то. Начали опять что-то строить. Вы в курсе — что именно?
Бессонов промолчал.
— Вот и я не знаю — что. И леплю на свой лад. Может, правильно, может неправильно — время покажет. Но тот факт, что я доволен и люди вокруг меня довольны, убеждает меня, что тактика выбрана верно.
— Утомил ты меня своей болтовней, — сказал Бессонов. — Хитер, лис. Плесни-ка еще мне десять граммов.
Через два часа в кабинет заглянул адъютант и оторопел: на кожаном диване в обнимку сидели Зобов с Бессоновым и вразнобой пели:
Мы ракетные войска,
Нам любая цель близка.
Наши мощные ракеты,
Наши точные ракеты,
Безотказные ракеты
Грозно смотрят в облака.
— Витя! Мне ведь и самому эта херня не по нутру, — пьяно говорил Бессонов. — Я ж весь там. — Он ткнул большим пальцем через плечо. — Меня не разогнуть. Сломать можно, а разогнуть — ни-ни. Но и ты, Витя, не прав. Если я на одном краю, то ты — на другом. Ты — как собственное государство: тут у тебя и гражданское население, и армия, и курорт. А у нас этого не любят. Чечню знаешь? Ах, знаешь. Так вот — что получилось? И с тобой так же будет. Налетят орлы и поклюют.
— А я им корму подброшу, — засмеялся Зобов.
— Нет, Витя, — зашептал Бессонов, им все надо. Установка такая оттуда, — он показал наверх, — от больших людей. Им все надо.
— А я не отдам, — сказал Зобов, — не на того напали.
— Отберут, Витя, — печально улыбнулся генерал. — Пошлют армию, не отмашешься. И будет это все, — Бессонов развел руки, — принадлежать другому.
На следующий день Бессонов улетал. Загнав в самолет всю свою компанию и задержавшись у трапа, сказал Зобову:
— Ну, прощевай, господин генерал. Первый раз у меня такая инспекция вышла. Рапорт я, конечно, представлю по всей форме, а там уж пусть решают, что с тобой делать. Сам-то я перестал понимать, где правда, а где кривда. По армейским законам тебя надо за решетку упрятать, по нынешним бизнесменским медаль дать, а по-человечески — Бог тебе судья.
Транспортник сотряс аэродром ревом мощных двигателей и ушел за Калчевскую.
— Ну что, Виктор Сергеич, пронесло? — спросил адъютант. — Вон как в обнимку в кабинете сидели.
— Водка, — махнул рукой Зобов. — Мало ли что за рюмашкой бывает. Попробовал под рубаху-парня сработать. Где-то наплел, где-то правду сказал. Только время оттянул. Теперь точно знаю — нас в покое не оставят. И следующими гостями будет группа захвата. Потом суд, арест счетов и имущества и — тюрьма. Эх, сыграть, что ли, в последний раз. По крупной.
— Вы про что, Виктор Сергеич?
— Дать шифровку в Москву — отвяжитесь, мол, ребята, а то хуже всем будет — и нам, и вам. Как думаешь, проймет?
— Вряд ли. Столичные дельцы — народ с гонором, привыкли себя пупом земли считать. Не получится, Виктор Сергеич.
— А я попробую, — угрюмо сказал Зобов. — Я хозяин, помещик и, стало быть, самодур. Шлея мне под хвост попала. Я ж не собираюсь всему государству угрожать.
— Они и есть государство.
— Тьфу на тебя! Заладил. Сам знаю, что от Москвы до самых до окраин все оккупировали. С такими и надо пожестче. Нет, я все же попробую. Садись, будем радиограмму сочинять.
В 00.00 по Камчатскому времени с антенного поля аэродрома умчалась в столицу шифрованная радиограмма. Приняв ее, дежурный радист отнес листок бумаги в шифровальную группу. Расставив цифры и буковки в том порядке, как требовалось, шифровальщик выпучил глаза и рванул наверх, в правительственные кабинеты. В солидном военном учреждении разгорелся шухер.
Шифровка гласила:
«В последний год участились попытки давления на командование и офицерский состав в/ч 35252. Не получая какой-либо помощи извне в хозяйственном и финансовом отношении, коллектив части сумел все же найти выход из создавшегося положения, и только благодаря этому было обеспечено существование и боеготовность важнейшего форпоста на Дальнем Востоке. Без преувеличения можно сказать: нас забыли. И вот, когда часть процветает, когда нашли решение многих хозяйственных и военно-технических вопросов, кому-то понадобилось наложить лапу на достояние коллектива в/ч 35252. Участились комиссии, проверки и прямые угрозы в адрес руководства части. Мы решительно заявляем, что никому не позволим прибрать к рукам то, что было нажито тяжелым каждодневным трудом, и дадим отпор всякому посягательству на в/ч 35252. В случае применения в отношении нас силы мы вынуждены будем прибегнуть к оружию.
Командование и офицеры в/ч 35252»
Прочитав радиограмму, начальник Генштаба чуть не проглотил сигарету.
— Это что? Бунт?! Восстание? Он что, спятил, этот Зобов? Соедините меня с ним немедленно!
В особняке у Зобова зазвонил телефон. Он взял трубку.
— Господин генерал, вас Москва, Генштаб.
— Давай ее, матерь нашу.
— Генерал Зобов? — раздался в трубке знакомый голос.
— Так точно, товарищ маршал!
— Я получил от вас странную радиограмму. Что там у вас происходит?
— У нас-то как раз все хорошо. Только вот не нравится это кому-то. Оказывают давление, угрожают. Вы бы разобрались, товарищ маршал.
— Я разберусь. Только вместе с вами. Немедленно вылетайте в Москву. Командование сдадите начальнику штаба.
— Не могу я приехать, — угрюмо и решительно сказал Зобов. — Оставьте нас в покое. Службу как надо несем, сзади не плетемся, вперед не высовываемся. Надежный тыл. Никакой от нас никому головной боли.
— Ну что же, хорошо, — сказал маршал. — Всего доброго.
Следующий звонок был командиру Петропавловск-Камчатского гарнизона.
— Петр Васильевич? Здравствуй, дорогой!
— Здравия желаю, Андрей Петрович!
— К тебе есть дело. Надо, не поднимая большого шума, арестовать и доставить в столицу командира в/ч 35252. Десант пока не бросай. Тихо надо, понял?
— Понял. А можно вопрос? Чем он так провинился?
— Ты его давно знаешь? Что за человек?
— Давненько. Командир как командир. С сумасшедшинкой только. И ворует. Не больше, правда, чем остальные.
— Сумасшедший, говоришь?
— Не так выразился. Оригинальничает много. Хитрый. Принципы где-то в лейтенантском возрасте посеял. В общем, «новый русский» в погонах.
Маршал помолчал.
— Как считаешь, может он, если его прижать хорошенько, выкинуть что-нибудь этакое? Часть, например, поднять?
