К тому времени, когда они закончили раскопки, толпа на срезе значительно поредела: фермер Брендан Мак-Ганн удалился вслед за сестрой, молодой полицейский в конце концов тоже отдрейфовал на свой пост в Данбеге. Остался лишь детектив Девейни. Он стоял неподалеку, скрестив руки и уставившись себе под ноги, изредка пошаркивая подошвой, словно застенчивый влюбленный. Кусок торфа, извлеченный ею и Кормаком, хоть и небольшой, оказался очень тяжелым. Кормак соорудил нечто вроде временных носилок.

Они подняли торфяную массу и перенесли через болото к дороге, где осторожно поместили в багажник Нориной машины. Девейни следовал за ними. Распределив вещи в багажнике так, чтобы обернутый пластиком сверток не скользил при движении, Нора спросила себя, почему детектив так долго здесь околачивается. В его поведении проглядывала некая неопределенность: как будто бы давно пора уехать восвояси, но он не может отделаться от некой идеи, засевшей в голове. Ждет, пока они останутся втроем, чтобы открыть им, что же здесь происходит. Если он сам не заведет такой разговор, тогда это сделает она.

— Я останусь и приберусь на раскопках, — сказал ей Кормак. — А вам лучше отправиться обратно.

— Это значит — здесь все закончено?

— Ну, мы довольно-таки основательно исследовали близлежащий участок, — ответил Кормак, вытирая руки. — Но мы не можем сейчас дырявить торф наугад. Предметы передвигаются в болотах почти как в подземных озерах. Даже если недавно тело девушки находилось неподалеку, никто не скажет, где оно оказалось к настоящему времени.

Тон Девейни был намерено безразличен:

— А от зондирующего землю радара, я полагаю, может быть толк?

— На болоте — никакого, — пояснил Кормак, — весь органический материал пропитан водой. Неважно, что — торф, пень, тело — все будет «читаться» совершенно одинаково. Вот почему болото — идеальное место для сокрытия трупа. Я уверен, вы это знаете, детектив.

Девейни нахмурился и потер подбородок.

Неужели Кормаку известно то, чего не знает она?

— Вы не могли бы рассказать нам, — попросила Нора детектива, — кто был тот парень? И кто такая Майна? Кажется, я здесь единственная, кто не осведомлен об этой истории.

Мгновение Девейни изучал их обоих, а потом заговорил:

— Его зовут Осборн. Местный джентри (я полагаю, вы бы так его назвали), живет в большом доме, дальше на озере. Его жена исчезла чуть более двух лет назад. Скорее всего, он предположил, будто мы нашли ее.

Нору словно ударило.

— Тогда все окрестности обыскали — гражданская оборона, водолазы, всей толпой, и ни одна из поисковых команд ни на что не наткнулась. В прошлом году еще раз прочесали все болотные дыры в Ист Голвейе. Посылали множество запросов, постоянно обещали щедрое вознаграждение, но никто ничего не подсказал. И никто ничего не знает. Словно земля раскрылась и поглотила ее.

— И у вас нет никаких подозрений?

— Нет доказательств, что и преступление-то совершено, — сказал Девейни с явным смятением в голосе.

— А что этот парень, Осборн?

— Его допрашивали несколько раз. На время происшествия твердого алиби нет. Однако никому не удалось найти хоть одну вещественную улику, как-то проясняющую всю историю. Тело не обнаружено… Теперь начальство хочет связать этот эпизод с другими случаями пропажи женщин за последние пять лет — несмотря на то что он совершенно особый.

— Почему? — поинтересовался Кормак.

— Ну, хотя бы потому, что больше нигде не фигурирует ребенок. Сын Осборна тоже пропал.

— А не могло быть у Майны какой-либо причины просто уйти, детектив? — услышала Нора свой голос. — Люди иногда исчезают намеренно.

— Если вы уходите намеренно, обычно кто-то в курсе. Никто ничего не знает о Майне Осборн. Подчеркиваю — ни один человек. Ни семья, ни ближайшие друзья. Мы не сумели выяснить, почему она могла бы покинуть дом. Судя по всему, у Осборнов был прекрасный брак. Никто в этом не сомневается.

— Откуда людям известно об истинном положении вещей! — пробормотала Нора. То же самое говорили о Питере и Трионе, но ошибались как никогда. Она почувствовала изнеможение. Сначала рыжие волосы, а теперь еще и это: совпадения начинали раздражать.

— По-вашему, что же все-таки произошло, детектив? — спросил Кормак.

— По этому делу я ничего определенного не предполагаю.

— Мне кажется, что раз вы торчите тут, задавая вопросы о зондирующем землю радаре, у вас должны быть какие-нибудь теории, — сказал Кормак.

— О, есть несколько! Но проблема с теориями в том, что они ни хрена не проясняют. — Девейни бросился извиняющийся взгляд на Нору, — простите за выражение. А с уликами — худо. — Он помолчал. — Но я знаю две вещи: насколько известно, у Майны Осборн ни с кем не было контактов с тех пор, как она исчезла. И ее муж стал настойчиво ратовать за полный запрет добычи торфа в районе. Я должен спросить себя: почему?

— Человек опустошен, — сказал Кормак. — Все заметили это.

— Мы тоже, — коротко заметил Девейни.

Нора почувствовала ком в горле, когда вдумалась в смысл произнесенных слов — о том, что демонстрация Осборном своего горя как раз и была демонстрацией. Ее лицо побелело; она надеялась скрыть чувства. Она ощутила прикосновение к локтю.

— Нора, вы в порядке? — осведомился Кормак. Его черные глаза всматривались в ее лицо. — Вы выглядите немного бледной.

— Со мной все хорошо, — сказала она, отстраняясь. — Мне нужно попить; в горле слегка пересохло.

Подойдя к сиденью водителя, она достала бутылку с водой и, подняв ее, сделала долгий глоток, надеясь, что дрожь ее руки не заметна.

— По-настоящему мне не стоит говорить об этом, — наконец сказал Девейни. — Расследование все еще продолжается.

— Спасибо за объяснения, Девейни, — сказал Кормак. Нора чувствовала, что он все еще на нее смотрит. — Нам бы хотелось помочь, конечно, но я не уверен в наших возможностях. Доктор Гейвин должна прямо сейчас уехать в Дублин. Я же останусь и закончу работу утром, но…

— Вы делаете все, что вы должны делать, — произнес Девейни, глядя в сторону. — И мы тоже.

Осторожно выехав на главную дорогу в Портумну, Нора позволила себе задуматься над странным грузом, который она везла. Сложно было не думать об этом. При каждой неровности на дороге она ощущала присутствие влажного торфяного куска в багажнике машины. Вспомнив выражение, запечатленное в чертах молодой женщины, Нора задрожала. Это от сырости, сказала она себе. Она не позаботилась переодеться перед отъездом, и теперь холодные джинсы липли к коже, и крупинки торфа, прилипшие к рукам, зудели под толстым свитером. Дотянувшись, она включила салонный обогреватель.

Если бы отыскался какой-нибудь ключик, ниточка, которая помогла бы им разгадать тайну рыжеволосой девушки. К несчастью, они не нашли никакой одежды, часто указывающей на время захоронения болотных тел. Ничего, кроме куска мешковины. Наверное, отсутствие тела само по себе было ключом. Не стала ли голова трофеем или даром некоему ужасному божеству? Ей было известно, что древние кельты почитали голову как местопребывание души, украшали свои гробницы и святилища черепами и высушенными головами врагов. Несколько наиболее хорошо сохранившихся болотных тел в Европе считались человеческими жертвами, ибо их подвергли, как это называют специалисты по кельтам, «тройному умерщвлению»: ритуальному удушению, перерезыванию горла и утоплению. В конце концов тела заваливали камнями и ветвями. Вероятно, так умиротворяли жаждущих крови языческих божеств. Была ли рыжеволосая девушка обезглавленной жертвой? Или она совершила некий непростительный грех — прелюбодеяние либо убийство, — и община ее покарала, а после бросила в болото? Или она стала добычей убийцы, причем, зарезав, от нее избавились столь жутким способом?

Нора знала о приобретаемой ею репутации, ибо кое-кто — даже и в медицинских кругах — считал ее занятия зловещими и скандальными. Помимо чтения лекций по анатомии в Тринити, она проводила собственную научную работу: обширное исследование физических и химических особенностей болотных захоронений. По странности, до сих пор она не сталкивалась с настоящими болотными телами: все ее исследования проводились на мумифицированных музейных экземплярах или на «бумажных телах» — описаниях останков, уже разрушившихся и перехороненных вскоре после их обнаружения.