— Самоубийство. Очевидно, он сделал слишком много рискованных инвестиций и все потерял. Ему грозило судебное расследование. Я полагаю, он не мог этого перенести. Он, э-э… — Хью Осборн замолчал, будто на мгновение потерял мысль. — Он застрелился. Нашел его Джереми.

— Помоги ему Бог, — пробормотал Кормак.

— Все, что у них было, включая наследственный дом Люси, пришлось продать, чтобы заплатить долги. Им с Джереми некуда было податься, и я предложил им жить у меня. Люси сама решила вести домашнее хозяйство; я никогда бы об этом не попросил. И я должен сказать, что она тверда как кремень…

Тут Осборн остановился, словно смутившись чрезмерным вниманием гостей.

— Извините, — сказал он. — Мне не следовало утруждать вас семейными проблемами. — С подчеркнутой тщательностью он выбросил остатки стекла. — Я покажу вам планы монастыря, хорошо?

— Я никогда не одобрял экскурсий по псевдо-примитивным постройкам, — продолжил он уже на лестнице. — Все это такое явное надувательство, к тому же ненужное. Я убежден, что большинство людей заинтересуется более серьезным подходом к истории и культуре поселений, если хотя бы отчасти предоставить им такую возможность.

В библиотеке Хью Осборн развернул на письменном столе не совсем профессиональный чертеж.

— Это — монастырь и земли в нынешнем состоянии. Вот район, который мы планируем развивать. Сам монастырь был обследован лет шесть назад и сейчас находится в ведении Службы охраны культурного наследия. Но недавние градиометрические и магнитометрические обследования показали проблемные почвенные зоны. Достаточно далеко от расширенных границ монастыря, но слишком близко от района предполагаемого строительства. Вот почему необходимы дополнительные изыскания, перед тем как подводить газ и электричество.

Кормак изучал неровные линии чертежа, пытаясь расшифровать, что они означают.

— Этот рисунок, — сказал Осборн, извлекая второй чертеж из-под первого, — изображает существующий монастырь и новые здания мастерской на близлежащем поле. У нас есть место для размещения трех гончаров вдоль западной стены и печи для обжига — в северо-западном углу. Мастера по металлу, стеклу и дереву разместятся у южной стены; ткацкая студия и красильня — вдоль восточной. Комплекс будет генерировать собственную электроэнергию посредством солнечных батарей и ветряков. Половина большего здания предназначена для лавки художников, вторая — для общественных мероприятий с застольями, собраниями, лекциями, концертами и так далее. Мы надеемся разместить здесь и сведения о местной археологии и, безусловно, создать центр по изучению ареала близлежащего болота.

— Как я понимаю, ведется дискуссия о будущем Драмклеггана, — заметил Кормак. — Я видел плакаты вдоль дороги. Следует ли принять это во внимание?

Хью Осборн вздохнул:

— Надеюсь, нет. Драмклегган недавно получил статус особого заповедного района, что распространяет на нас правила, принятые в других странах Европейского сообщества. В частности, это означает: добыча торфа прекращается. Машинные разработки уже полностью запрещены. Люди в округе всегда использовали торф для отопления, поэтому едва ли мы заставим их задуматься о вредном влиянии торфодобычи на окружающую среду. Недавно правительство разрешило срезать торф вручную для домашних потребностей еще в течение десяти лет, но это не успокаивает страхи. Плакаты есть по всей округе.

— Что-то вроде гражданского протеста? — спросил Кормак.

— Полагаю, да. Ходило много слухов, предположений и претензий, будто некоторые границы изменены в угоду строителям, включая и меня.

— А они изменены? — Вопрос Норы прозвучал резче, чем она хотела, но Осборн, казалось, не обиделся.

— Нет, — ответил он, — но нравы здесь горячи. Люди в округе плохо воспринимают, когда чужаки решают за них, что они могут делать и что не могут, — полагаю, это вполне объяснимо, если вспомнить историю края.

— Что означает название Драмклегган? — спросила Нора.

— Край черепа, — пояснил Кормак.

— Верно, — сказал Осборн, взглянув на Кормака с нетерпением одержимого, обрадованного интересным для него поворотом беседы. — Вы интересуетесь топонимикой?

— Интересуюсь, но, боюсь, я не специалист в данном вопросе.

— Это основная область моих исследований, поэтому я могу не в меру увлечься. Попытаюсь не докучать вам.

— С удовольствием узнаю побольше, — сказал Кормак. — Но не думаю, что исторически достоверные сведения о монастыре многочисленны.

— Да, их не так много, как хотелось бы. Сохранившиеся строения датированы двенадцатым веком. Самым ранним памятником была семейная часовня, но она пострадала при пожаре 1660 года и не восстанавливалась. У меня есть копия старого доклада по этому поводу. Взгляните, если желаете.

Он вытащил толстый манускрипт из ящика стола и протянул его Норе.

— Знаете, если вы не возражаете, — вмешался Кормак, — думаю, следует сходить за моими собственными картами. Я на минутку.

— Он энтузиаст своего дела, — сказал Хью Осборн Норе, когда они остались одни.

— Несомненно.

— Послушайте, если вы устали, то вовсе не обязаны сидеть с нами.

— Нет, со мной все в порядке.

— Нам действительно следует просмотреть все эти чертежи, если мы планируем начать с завтрашнего утра.

— Нет, это действительно интересно… — начала Нора, но ее голос дрогнул, ибо взгляд упал на фотографию в серебряной рамке, стоящую на столе подле конторки Осборна, где была изображена темноволосая женщина с мальчиком. Кожа смуглого оттенка, темные волосы и миндалевидные глаза женщины повторялись в чертах ребенка, которого она держала на руках. Малыш смотрел на мать, протянув пухлую ручку и касаясь ее лица. Хью Осборн, несомненно, заметил произведенный фотографией эффект, ибо, когда Нора подняла глаза, его откровенно настороженный взгляд сообщил ей, что он в курсе всего, что о нем говорят.

— Да, — сказал он. — Это моя жена и сын.

Нора попыталась отыскать хотя бы тень смятения в его взгляде, но не нашла. Оба отвели глаза. Она знала: лицо часто выдает ее истинные чувства. Успел ли Осборн заметить что-либо? Скорее всего, в будущем они с Хью Осборном, взаимоотолкнувшись, словно два одноименных магнитных полюса, будут соблюдать вежливую, но непреодолимую дистанцию. Так что же, в конце концов, завлекло сюда ее и Кормака? Почему она считает приемлемым находиться в доме такого человека?

— Ну, нам очень везет, — воскликнул Кормак, вернувшись с большим атласом. — В этом районе есть много весьма интересных подробностей. — Увидев их лица, он мгновенно замолк. — Что-то не так?

— Лишь то, что я желаю всем спокойной ночи. Хочу завтра встать пораньше.

Кормак взглянул на нее изумленно, но промолчал.

— Лестница налево, сразу же за следующей комнатой, — сказал Хью Осборн. — Надеюсь, вы найдете дорогу.

— Не сомневаюсь, — ответила Нора. Она ушла из библиотеки, не сожалея о разыгравшейся сцене и о своей реакции на слова Осборна. Что она должна была произнести? «Я сожалею»? Как нужно обращаться к лишившемуся жены мужу, одновременно — главному подозреваемому в связи с ее исчезновением?