Девушка поманила Кэтсуэ легким взмахом руки, он опустился на кровать, угнетая Корнилова видом своего возбужденного тела.

— Поговори со мной, Саюри, — тихо попросил Кэтсуэ, лаская ее нежную грудь.

— Мне хватает разговоров с будущим мужем, давай не будем терять время, — промурлыкала Саюри в ответ.

На экране развернулся очередной эпизод порно-фильма, вот только кино подобного рода Корнилов никогда не любил, да и видеть в главной роли хрупкую девочку, которой хотел оберегать от всего мира, было и странно, и страшно.

Внезапно все стало абсолютно понятным — череда притворства, мимикрии и обмана. Она действительно была беременна, а сцена в ночь после свадьбы — что ж в наше время не стоит ничему удивляться. Скованность и холодность — нежелание отдаваться нелюбимому «старенькому мужу», внезапная ошеломляющая страсть — воспоминание о Кэтсуэ. Алексей бессмысленно смотрел на экран, не различая в стремительном сплетении тел девушку своей мечты. Зачем она согласилась на брак с ним — вот основной вопрос, уж точно не род влиянием отца, тот с большим сожалением и крайне неохотно дал свое согласие Алексею. Единственное, что приходило в голову, — желание вырваться из-под опеки Сюнкити и всей Ямагути-гуми. Раньше Корнилов не видел в Саюри никаких порывов к свободной жизни, ее вполне устраивала жизнь оранжерейного цветка, но ведь он не видел и притворства, и чувств к Кэтсуэ.

Самый большой глупец на свете, ни года без женского обмана — сначала Саюри, потом Лиза, — Корнилов решительно направился к выходу из комнаты. Сейчас он вызовет своих так называемых охранников и снимет голову с каждого из них, пусть разбираются с тем, как постоянно кто-то посторонний проникает в его дом. И пусть Ямагути-гуми чувствует себя полновластной хозяйкой его жизни, больше это терпеть Корнилов не намерен. И если японцам доверять нельзя, значит, завтра сюда прилетят его люди из Москвы.

— И все-таки, малышка, может, ты остановишь все эти приготовления к свадьбе, не станешь выходить за него, — произнес расслабленный Кэтсуэ, играя с прядью волос той, кого Корнилов считал самой невинной девочкой на свете. Алексей остановился, было интересно послушать, что скажет в ответ Саюри.

— Прекрати! — она откатилась к противоположному краю кровати. — Я еле уговорила отца, я хочу этой свадьбы, хотя и не хочу Корнилова, — Алексей думал, что сильнее его огорчить уже невозможно, но от этих простых в своей жестокости слов, несмотря ни на что, испытывал боль. — Я хочу вырваться отсюда, я устала быть принцессой Ямагути-гуми, — Саюри стала покрывать поцелуями грудь молодого японца.

— Ну зачем, разве тебе плохо здесь? — недоумевая, спросил Кэтсуэ, и было видно, что он задавал свой вопрос не первый раз.

— Да, мне плохо! — закричала Саюри, и Корнилову стало ее жаль. — Я устала от этого контроля, от того, что отец определяет каждый мой вздох, где бы я ни была и с кем бы я ни была. Ты думаешь, он не знает, чем мы сейчас здесь занимаемся с тобой? Конечно, знает и одобряет! Пусть первым будет мальчик из Ямагути-гуми! — Саюри хрипло рассмеялась. Она вскочила с кровати и подошла к окну, резко распахнула его, обнаженная и прекрасная. — Корнилов сможет ему противостоять, я знаю. А самое смешное, что для Корнилова я тоже бессловесная игрушка, но он не отец, и это все равно лучше.

Алексей не знал, о чем и думать, мысли разбегались, чувства почти оставили его. Он презирал Саюри за ее ложь, за измену, за желание использовать его, но не мог не жалеть девочку, стремящуюся освободиться от жестких тисков семьи.

— У тебя есть еще марихуана? — спросила Саюри, возвращаясь к Кэтсуэ. — Покури на меня немного.

Алексей зачарованно наблюдал, как Саюри, накинув прозрачный пеньюар, кстати тот самый, что он пару недель назад нашел в своей спальне, прикрыв глаза, вдыхает сизый дым, выпускаемый Кэтсуэ.

— И потом, кто сказал, что я должна пробыть замужем долго? — с мечтательной улыбкой спросила она. — Чему-то папочка ведь меня научил. И никто ведь не подумает на меня.

Больше это видеть и слышать Алексей не хотел, одно дело понимать, что твоя любимая девушка — подлая лживая сука, но понимать, что она желала избавиться от тебя, используя секреты Ямагути-гуми, это уж слишком!

Алексей рванул дверь в спальню, на ходу сбрасывая пиджак, резким движением развязывая галстук. Оставив свои вещи неряшливой кучей на полу, он кое-как натянул спортивную одежду, схватил клюшки и бросился вон из дома. Звонки и разговоры подождут, а вот если он прямо сейчас не выпустит пар, разочарование и боль разорвут его на части.

— Лживая тварь! — резкий взмах клюшкой. — Думала только о том, как бы использовать меня!

— Сука, мечтающая о собственной выгоде! — мяч отправился в лунку.

— Не верить никому и никогда! Истина, такая простая, когда речь идет о делах, забытая в личной жизни, — точный свинг, выбросивший мяч на фэрвэй.

— Притворство, одно сплошное притворство! Как вообще он мог открыть ей душу?

— Шлюха, только строящая из себя рафинированную особу! — Алексей с отвращением к самому себе понял, что думает не о Саюри, а о Лизе. Эти две мерзавки смешались в его мозгах.

— Выключите этот чертов свет! — заорал Корнилов, ощущая, что от слепящих прожекторов взрывается голова, потом понял, что закричал по-русски и, прищурившись, сосредоточился на мяче, обещая себе дойти до последней лунки.

— Удар, за ударом — точно к цели, всегда и во всем. Как же так получилось, что в отношениях его преследовало фиаско? Хотя до Саюри и не было никаких отношений, только связи с красивыми яркими женщинами, то тут, то там, с модной певицей в Москве, с редактором глянцевого журнала в Токио, с самоуверенной чешской моделью в Нью-Йорке. Встреча, ужин в изысканном ресторане, секс ко взаимному удовольствию. А зачем принимать на себя обязательства, если и так все хорошо? Да и к тому же, жениться он собирался вовсе не на одной из них, с юности запомнив преподанный отцом урок, — гуляют с одними, а в жены берут других. Саюри была, вернее, казалась одной из тех, кого берут в жены. А вот, какой была Лиза непонятно, а теперь и не важно.

Алексей сделал сильный замах, мяч послушно перелетел на грин. Пошел холодный косой дождь, куртка быстро намокла и неприятно липла к телу. Что ж, он еще способен хоть что-то ощущать, — усмехнулся Алексей, забросив мяч в последнюю лунку.

Спустя полчаса, подставив тело под горячие струи душа, он размышлял о том, был ли слишком самонадеянным, веря в любовь Саюри, или ненаблюдательным, не замечая в ней черт Сюнкити. О якудза как о мафии и о финансовом клане он знал достаточно еще до приезда в Японию и узнал еще больше, начав вести с ними дела, но вот об их женщинах не знал ничего.

Нет, Корнилову, конечно, была известна история Секо Тендо, дочери одного из мелких якудза, решившей порвать с кланом и пережившей из-за этого тысячи страшных дней и ночей, но Саюри была совсем другой, тихой девочкой с чарующей улыбкой, принцессой Ямагути-гуми, бережно охраняемой отцом. Даже о том, что у девушки была татуировка, Алексей узнал в их первую и последнюю брачную ночь. Они познакомились на одном из приемов, устроенных в доме Сюнкити, — Саюри была невинна и прелестна в желтом платье и с косой тяжелых волос, уложенных вокруг головы. Короткий разговор, ее взгляд из-под ресниц, улыбка, его желание сделать ее своей, не как тех девушек, с которыми у него было то тут, то там. После того приема Корнилов встретил ее еще раз, радостно выбегающую из кабинета отца, уже не ребенок, но еще и не женщина. Алексей перехватил ее в приемной Сюнкити, в лоб попросил о встрече, она смущенно улыбнулась и тихо согласилась, но заявила, что должна еще спросить разрешения у папы. Очевидно, папа разрешил, может быть, преследовал какие-то свои цели? Потом начались все эти прогулки, приглашения на семейные вечера, легкие прикосновения друг к другу, обещание в ее взгляде, которое тогда казалось настоящим. Чем больше Алексей ее узнавал, тем сильнее хотел сделать своей. В Саюри было все, что нужно, очарование так любимой им Японии, скромность юности и нежная покорность. Она так смотрела на Корнилова, что хотелось утонуть, сжать в своих объятиях и не отпускать никогда.