Первое непонимание – как понять того, у кого нет чувств ни в голосе, ни на лице? Первое разочарование Хранителей – подобие не стопроцентно. Первые налобники – подарок от Хранителей.

– У вас будет все правильно. Все как у нас.

Искажения могут быть опасны. Хранители показали – насколько.

…

Рябь по воде. А вода повсюду. Нарастающий скрежет. И… тишина. Только журчит вода. Только рябь бежит по серебристому озеру. Он стоял прямо на водной глади. Как и тот, другой.

– Ты… – юноша вгляделся в лицо испуганного мальчишки, в свое лицо, только более молодое, – Антон.

Мальчик кивнул.

– А я – Эн. Энтон, – парень улыбнулся как можно дружелюбнее.

Мальчик кивнул еще раз.

– Ты… – Эн слегка растерялся, – ты что-то знаешь о моем мире?

– Не уверен, – мировой близнец наконец заговорил. – Но, мне кажется, там Ритка. То есть она… Я думаю… – Антон сконфуженно замолчал.

– Ритка, – Эн закрыл глаза (девушка бежит по траве, волосы разметались), – значит, ее зовут Ритка.

– Да, Маргарита. Ты ее знаешь?

Эн неопределенно развел руками, но его двойник продолжал тараторить.

– Ритка – хорошая, хоть про нее и говорят всякое. Она мой лучший друг. И она попала в беду в… в моем мире. А потом – и в твоем. Кажется…

Энтон вздохнул. Если девушка увидела вход, значит – она достойная. Если прошла через границу, значит – Одиночка. Но вот до Городка Маргарита вряд ли добралась – застряла, скорее всего, на Дороге Жизни. Как и ее предшественники… Эн пару раз слышал от родителей про «лазутчиков, угодивших в объятья Дороги!». Что с ними происходит потом? Жаль, не успел расспросить об этом ни гитариста, ни Майру.

– Антон, – Эн взял двойника за руки, – ты хоть представляешь, как оказался здесь? Понимаешь, кто я?

– Я… – мальчик выглядел совершенно растерянным, – я просто сплю, да? Я теперь много сплю. И вижу Ритку и странных людей. И тебя пару раз видел.

– Понятно…

Нни-че-го-шень-ки он не знает, ни об Искаженном до неузнаваемости Городке, ни о близнецах миров, ему просто надо найти подругу. Или сестру? Девушку, исцелившую Эна и научившую его смеяться.

– Антон! Послушай. Я постараюсь… Нет, не так – я сделаю все, чтобы ее найти! Но… моему миру тоже нужна помощь. Понимаешь, мы с тобой связаны. И…

Слуги дремотные, ну что он несет? Как ему поможет этот мальчишка? Пообещает не выздоравливать? Или не умирать? Как будто от человека это зависит.

Тихий всплеск воды. Брызги цвета темного серебра. Озеро Жизни. Вот мы где. Понимание пришло внезапно. Как и ответ на вопрос: «Что делать дальше?» Струя воды плеснулась в руки, застыла ледяным клинком.

– Антон, – юноша не узнал свой голос, – мне очень нужна твоя помощь. Я найду Ритку, я сделаю все для этого, клянусь! Но если ты вдруг выздоровеешь… Ты ведь болен сейчас, да?

Мальчик кивнул.

– Наши жизни связаны. Сила – одна на двоих… – тьфу, ну почему здесь нет Майры? Она бы объяснила все по-человечески. – Короче, пока один живет полноценной жизнью, другой валяется в беспамятстве. Не спрашивай почему. Я и сам не знаю. Просто так оно устроено. И только так я смогу спасти твою Ритку! Понял?

Антон растерянно моргнул.

– Мне нельзя выздоравливать?

– Ну… Типа того…

– И что надо сделать сейчас?

Ладонь легла в ладонь. Ледяной клинок вонзился в мальчишеские кисти, прошел насквозь, оглушил на миг. Ни крови, ни боли, только холод. И ощущение покоя…

Болела рука, в липкий сон прорвалось монотонное «тук-тук». Эн с трудом разлепил глаза – в окно настойчиво билась покинутая мохнатка. Юноша с трудом поднялся с кровати, открыл форточку, впуская пушистую подругу. Надо бы имя ей придумать, что ли. Энтон задумчиво потер онемевшую от боли ладонь. Он вернулся. И, кажется, с подкреплением.

Майра молчала. Энтон закончил рассказ минут двадцать назад, а она все молчала, разглядывая собственный прилавок.

– Майра, – парень осторожно посягнул на затянувшуюся паузу, – а у тебя есть еще, кхм, «Изумрудный эликсир»?

– Нет, – женщина подняла бровь. – Для тебя у магазина ничего нет.

– Но…

– Тебе сейчас ничего не нужно.

Замечательно! Спасибо, что просветили!

– Майра, как думаешь, почему другие забыли, а я – нет?

– Каждый получил то, что ему нужно.

Пластинка у нее заела, что ли? А впрочем…

– Майра, – Эн тщательно подбирал слова, боясь спугнуть внезапную догадку, – а они были уверены, что им нужно именно это?

Брюнетка встрепенулась, посмотрела на него в упор. Впервые за их разговор.

Энтон улыбался. Но не каждому – только тем, кому хотелось. Для остальных он научился пользоваться налобником. Иногда ему снился Антон – неподвижный, на белой кровати, опутанный трубками и проводами.

Он просыпался, выходил на улицу и всматривался в лица.

Майра продавала очередной эликсир. Темно-синий, мутный. Она протянула его задумчивой синеглазой девчушке лет семи и… улыбнулась. Открыто, не таясь – родители девчушки остались за дверью, магазинчик постарался. Юная покупательница вздрогнула, недоуменно посмотрела на продавщицу, молча взяла флакон. А темная синева эликсира мягко уступала место зеленому.

Майра продавала. Вчера она продала гитару! Впервые за все время работы в магазинчике. Когда прекрасный инструмент возник на прилавке рано утром, женщина не поверила своим глазам. Не верила она и в то, что объявится покупатель. Вечером уже хотела отнести красавицу-гитару в подсобку – обитель всех товаров, чей покупатель заблудился в пути, – но… он зашел. Молодой, высокий брюнет со слегка безумным взглядом. Кажется, она видела его однажды возле запретного заповедника.

Энтон проснулся от знакомой мелодии. Выглянул в окно. Сава, негодник, во дворе околачивается, просил же не попадаться на глаза родителям и Ниме, чтоб ее! Эн скорчил – вот теперь уж воистину «скорчил»! – сердитую мину. Новый друг весело махнул рукой и скрылся за поворотом. Энтон улыбнулся. Надо же. Савка не успел взять в руки гитару, а уже играет не хуже Геордия! А он бился, бился… Юноша покосился на собственный инструмент – предлагал ведь Саве: бери бесплатно, пользуйся. Так нет же. Побежал новую покупать.

Майра бы сказала, что так было нужно.

Майра. Сава. Девочка с ярко-синими глазами, имя которой он никак не выяснит. Еще пара-тройка человек, которые помнят, знают.

Эн потянулся, распахнул окно. Улыбнулся примостившейся на плече мохнатке.

– Ритка. Я буду звать тебя Риткой! Не возражаешь?

Мохнатка не возражала. Энтон зажмурился, подставляя лицо утреннему солнцу. Посмотрел за горизонт: где-то там ждет помощи настоящая Маргарита. Где-то там на него надеется Антон. Где-то там притаилось его собственное безумие. Впереди еще столько работы…

Дождь не лился – сыпался противной водяной крошкой, густо сыпался. Мокрая мостовая поблескивала, как чешуя неведомого зверя. Издалека донесся звон – часы на здании ратуши отбивали три пополудни. Много лет эти часы было слышно в каждом уголке, в каждом переулке города.

Бася почувствовала, что ноги ослабели, и тронула мокрую кирпичную стену ладонью. Постояла так с минуту, вдохнула глубоко. Выдохнула с усилием. Хватит, отгорело-отплакалось. Вы, пани Бася, теперь вдова и несите вдовью долю достойно.

Пани вдове было двадцать лет от роду. Год назад воспитанная в корпусе родовитых девиц сирота на благотворительном балу встретила гвардейского поручика. Обоих закружило, понесло… Через месяц после венчания началась война. Еще через неделю Бася по одному разогнула пальцы, которыми вцепилась в доломан Януша, в последний раз прильнула щекой к жестким шнурам на груди и осталась на главной площади Желявска в толпе других гвардейских жен – недоумевать.