Там, где раньше находилась заметенная снегом лестница, теперь была глухая стена, которая ничем не отличалась от противоположной. И никакой линии раздела между частью туннеля, существовавшей прежде, и его продолжением, возникшим в результате аккуратного, не оставляющего следов, искажения пространства. То, что можно чего-то не заметить, абсолютно исключалось. Конечно, она странная девушка, но не идиотка. В конце концов, этот «лабиринт» был слишком прост даже для подопытной крысы.

Она продолжала идти как заведенная. Клаустрофобия взялась за нее всерьез. Чернильные кляксы расплывались перед глазами; тошнота имела привкус гари, словно в животе пылали сухие листья; каждый вдох и выдох отдавались в ушах колючим шорохом. Счетчик в мозгу отсчитывал шаги с педантичностью механизма. Когда их число перевалило за две сотни, девушка немного успокоилась и привела в порядок мыслишки, которые до этого вдоволь покрутились на муторной карусели сознания. Их было немного, и все они были тенями самых простых желаний. Выполнимым на данную минуту оказалось только одно. Она присела под стеной туннеля (как будто место имело значение) и помочилась. Моча стекала в том направлении, куда она шла, – наклон туннеля был едва заметен.

Еще пара сотен шагов. Она оставила позади два поворота, турникет и отключенные автоматы. С верхней площадки лестницы был виден прилавок с неумолимо вращавшимися колесами и шатер, а чуть дальше – оружейный магазин. На платформе все осталось неизменным, словно запечатленное на снимке ее последним, брошенным через плечо, взглядом.

Она остановилась на несколько секунд, прикидывая, сколько человек из десяти попытались бы вернуться сейчас «обратно», чтобы лишний раз убедиться в отсутствии выхода. Такая попытка казалась ей бессмысленной, с другой стороны, у нее теперь куча времени, а кроме того, иногда что-то срабатывает, иногда – нет. Шестеренки непонятного замысла тоже ведь могут оказаться плохо смазанными…

Она решила проверить, не изменяет ли ей хотя бы чувство времени. По ее ощущениям, прошло не более полутора часов с тех пор, как она спустилась в подземку. С помощью мобильника она выяснила две вещи. Сначала плохая новость: связи с внешним миром у нее не было. Другая новость: она ошиблась не более чем на восемь минут.

Ее по-прежнему мутило, и потому она не могла определить, действительно здесь стало теплее или это ей лишь казалось. Липкие объятия собственного белья – вот что сильнее всего остального напоминало о несуразности случившегося. Как будто ее кожа знала то, чего еще не знала сама девушка. Но скоро узнает.

Она развернулась и проделала весь путь еще раз. Это отняло двенадцать минут и стоило ей определенного добавочного количества пота. Зато она убедилась в отсутствии выхода, а хиленькая надежда сосредоточилась где-то там, внизу, и при этом отчаянно нуждалась в инъекции какого-нибудь стимулятора, чтобы не сдохнуть окончательно.

Она надеялась, что кто-нибудь из аборигенов объяснит ей, что происходит. Правда, Желтый Халат не внушал доверия, а мысль о новой встрече с хозяином оружейного магазина, наоборот, внушала непреодолимое отвращение. Не исключено, что оба дурачили ее просто потому, что для них она была непрошеной гостьей и должна поплатиться за это.

Она решила все-таки разыскать Ноя, который, возможно, еще не передумал возвращаться на поверхность. Хотя кто знает, что у аборигена на уме?

В этот раз она начала с крайнего прохода, примыкавшего к рельсовому пути. В углу платформы стоял барак, на боковой стене которого висело большое белое полотнище с красным крестом. Возле единственной двери были уложены штабелями тускло-серые ящики, оказавшиеся при ближайшем рассмотрении цинковыми гробами. Верхние находились слишком высоко, чтобы девушка смогла заглянуть внутрь через окошко или по крайней мере увидеть это самое окошко. Проходя мимо, она постучала по металлической стенке. Звук не сообщил ей ничего определенного – жестянка и есть жестянка. Во всяком случае, никто не отозвался. К счастью.

Поколебавшись некоторое время, она взялась за ручку двери, однако ее колебания оказались напрасными – дверь была заперта. Испытывая не вполне уместное в ее положении облегчение, она двинулась дальше, к мерцающему сооружению, которое напоминало абстрактную скульптуру со множеством ячеек, причем на каждой имелась миниатюрная клавиатура с цифрами. В другом ракурсе эта «камера хранения» уже смахивала на человеческий торс, а ячейки, если приглядеться, располагались так, словно имели некое отношение к жизненно важным внутренним органам.

Девушка не ломала себе голову над очередной загадкой; просто убедилась в том, что кодовые замки ячеек заперты, и направилась к телефонной будке – из тех, что лет пятьдесят назад, судя по старым фильмам, стояли в городе на каждом углу. Будка была ярко-желтой, с торчавшей над крышей металлической трубой, от которой тянулся провод к сплетению несущих тросов. Почти все стекла в двери и боковых стенках были выбиты, но допотопный аппарат с диском и щелью для монет как будто сохранился в целости до этого дня. Стенка вокруг него была покрыта похабными надписями и рисунками.

Не заходя в будку, девушка протянула руку и сняла трубку с рычага. Услышала непрерывный гудок и набрала бесплатный номер, который с детства вдалбливали ей в голову и который, как она прежде надеялась, никогда не пригодится. После нескольких секунд тишины и треска помех она услышала чье-то тихое хихиканье. Трудно было разобрать даже, кому принадлежал голос – взрослому или подростку, мужчине или женщине. Смех звучал как издевка, во всяком случае, девушка снова почувствовала себя втянутой по собственной глупости в дурацкую и небезопасную игру.

Она дала отбой и набрала номер вторично, но на этот раз в трубке не раздалось ни звука. С тем же результатом она пыталась дозвониться по четырем другим номерам. Бросив трубку на рычаг, она повернулась, чтобы продолжить обход. В этот момент зазвонил телефон. Пронзительный сигнал вызова заставил ее вздрогнуть. Звук исходил из черной коробочки, прикрепленной под аппаратом. Увидеть ее можно было только нагнувшись. После третьего звонка девушка сняла трубку и произнесла: «Алло».

– Кто это? – спросил спокойный мужской голос. Молодой и веселый.

Она была не из тех, кто легко идет на контакт. И не испытывала особой охоты называть себя.

– Вы меня не знаете. Я тут случайно. Не могу найти выход наверх.

– Нет, я тебя знаю, – возразил неизвестный собеседник. Его голос сделался почти ласковым. – Я знаю тебя очень хорошо, негодная девчонка. Не можешь найти выход, бедняжечка? А не надо было убегать от папочки. Хотела погулять? Вот видишь, теперь папочка тебя накажет. Может быть, папочка тебя поимеет… Но не сегодня. Сегодня папочка добрый. Погуляй еще, сучка, – хрипло закончил он.

Раздались короткие гудки.

«Иди в задницу», – сказала девушка в трубку и оставила ее болтаться на проводе.

Слова незнакомца ничего не объясняли, а за шутку их принял бы только очень большой оптимист. Скорее (если считать, что разговор с «папочкой» ей почудился) их можно было принять за внезапное проявление комплекса Электры. Испытывала ли она влечение к папочке, которого у нее не было? М-да, мысли об этом могли завести слишком далеко…

Страх, словно слабая кислота, медленно разъедал девушку изнутри. Тяжесть и твердость «беретты» казались куда более реальными, чем составляющие ее личности, которым она уже позволила исчезнуть. Все, что она могла противопоставить враждебному окружению, годилось только для обычных условий. Даже злу полагалось иметь имя под солнцем, иначе это не зло, а нечто другое, гораздо более страшное, атавистическое, – из мира, где у смерти еще не было ни названия, ни лица, ни масок.

Если в твоем удостоверении личности в графе «место рождения» стоит «нет данных», ты начинаешь сомневаться в том, что некоторые имеющиеся данные соответствуют действительности. Дата рождения – первого мая 20** года – почти наверняка выбрана от фонаря кем-то, кто позаботился, чтобы ты вообще могла праздновать день рождения. Ты ничего не знаешь ни о своем отце, ни о своей матери. Твои воспоминания о раннем детстве обрывочны и крайне фрагментарны, но они неразрывно связаны с монастырем. Там ты безвыездно провела свои первые семнадцать лет и получила «базовое» образование, пригодное для работы, с которой обычно справляются аборигены. Ты человек без роду и племени, и, как выясняется, место твое – нигде. Ты сама считаешь это достаточно справедливым. Просто у тебя был низкий старт, хотя бывает и ниже. И хорошо еще, что старшие подружки в монастыре, знавшие толк в тайных попойках, посещениях рок-концертов и прочих неблагочестивых бдениях, успели подсадить тебя на правильную музыку, иначе жизнь показалась бы полным дерьмом.